Супротив внутреннему наполнению и правдоподобности, насаженной бессознательными процессами на действительную плоскость чувственных ощущений, Мадмуазель Махаон открыла глаза в беспристрастной стойкости проявлений. Некоторое время она молча смотрела в потолок, усеянный рядами изощренных и царственных кессонов, чья лакированная поверхность изобретательно подчеркивалась геометрией изящных фрактальных узоров. Ей все еще было страшно, хотя каким-либо образом проявить или рассказать о своих впечатлениях она не решалась. В просторном роскошестве и королевской помпезности особняка Виконтессы Елены Одюрт, она чувствовала себя одновременно меньше и больше, нежели было на самом деле. И, если сия причудливая размерность с одной стороны даровала куртизанке энергию и уверенность, присущие статусу особы благородных кровей, то с другой — вселяла болезненное чувство долженствования, с которым не приходилось, но требовалось обходиться в фанатичной спарке с достоинством и благоразумием. То есть с понятиями, подразумевающими манеры, не терпящие прямолинейной трансляции чувств и переживаний. Собравшись с мыслями и нежась еще несколько минут в компании своего настоящего тела и хладнокровной пустоты изумительной кровати, Зарвин примеряла на себя образ женщины, разделившей с ней тоску прошлой ночью.

Благоухающая ароматом сандала и ириса, манящего на симпатию тактильной формы и взывающая к бывшему безразличию, а ныне — пылкости настроений, она отринула покрывающую заботливость одеяла строгим усилием белоснежной руки. Второй же, осторожно играя тонкими пальцами в затемненном бордовым лаком слое ногтей, эльфийка прикоснулась к кажущемуся противоестественным возвышению. Чувствительный и возбужденный картиной тонущего воображения, отличительный признак танцовщицы откликнулся воинственным натяжением кожи и теплотой кровавого наполнения. Продолжения не последовало и даже не подразумевалось. Грациозно вскочив на ноги и буквально на ходу вонзая точеные ступни в черные туфли на шпильке, она проследовала к ростовому зеркалу, оформленному в витиеватую костяную рамку. На мгновение, вспомнив о специфическом наборе слов и упоминаний, накануне вкрапленных в таинственный диалог между ней и любовницей, эльфийка вздрогнула и позволила сознанию представить, как из этого причудливого портала выходит девочка с сапфировыми глазами. Но то было лишь мгновение, вновь затраченное на фантазию.

На деле же, в рассветном освещении пробивающегося сквозь тяжелые шторы дня она лицезрела высокую человеческую женщину в россыпи восхитительных черт исключительной наружности. Длинноногая, притягательная в осанке и будоражащая взглядом смольно-черных глаз, она соблазнительно истончалась в талии и, акцентируя будоражащий переход между округлостями идеальной формы и искупительной пропорциональности, властвовала над чувствами вороными волнами густых локонов. Ниспадающие по самую поясницу, волосы Махаон, при определенном освещении обнаруживали планомерный переход в темно-красный оттенок — под стать бордовому платью, затемненному верхним слоем черной полупрозрачной ткани, которая, в свою очередь, перетекала в полноценные сетчатые рукава до самых запястий. Наградив и украсив пластичную шею черной бархаткой с вкраплением белого драгоценного камня, девушка окончательно приняла идею о предстоящем побеге. Заблаговременно и щедро награжденная хозяйкой поместья деликатно опущенным в кожаный клатч чеком, Зарвин в последней раз огляделась. Как раз в этот момент за окнами — в туманной мутности очертаний, душераздирающей печалью завыла собака.

Танцовщица медлительно, почти требовательно подошла к окну и, отодвинув темно-синюю ткань занавеса, заглянула в очертания, причудливо сочетающие в себе дворовое поле, обворожительную кустарность тропиночной периферии из множества роз, а, также, мужчину удивительной серьезности и волнительной знакомости. Когда Мадам Махаон получила письмо-приглашение от Елены, уложенное в ювелирную ритмичность пера и каллиграфическую россыпь в меру романтичных и в меру тревожных признаний, она беспокоилась о многом. Но только не о возможном соблазне в лице доктора, некогда ставшего для нее близким. Не настолько близким, чтобы заявить о своем присутствии в ликующих возгласах распахнутого настежь окна и даже недостаточно знакомым, чтобы в возможной близости встретившихся взглядов обрести приятное ощущение предстоящей беседы. Совсем наоборот. Зарвин не собиралась и бровью повести в его присутствии, а в интригующей усталости мужских глаз не намеревалась обрести и каплю приветственной расположенности.

— Не иначе сопровождаете мое разочарование, доктор, — игриво шептала она самой себе, по-прежнему оставаясь в безопасном куполе спальной комнаты, — иначе лишь мое любопытство спровоцирует его же, но уже в Вас, — и женщина резко развернулась спиной к окну, оставляя позади своего внимания сцену занимательного купания Эмиля в окровавленных кустах прекрасных цветов.

Ей требовалось приложить усилия в нравственный механизм волевых решений, дабы отвернуться от любопытства и прочить себе судьбу, отказавшейся от контакта с пунктуально-раздражающим блондином. Однако, собственная безопасность и профессиональная этика требовали безотлагательно покинуть особняк. Отворив одну из половин эстетичных дверей, отделанных золотыми нитями рисунков и переплетений, девушка вышла в длинный коридор, которым прошлым вечером сюда и попала. Прислуги и кого-либо в целом вокруг не было — сие наблюдение Махаон могла провести не только по отсутствию фигур и силуэтов в зрительном обозрении, но и закрепить слуховым сенсором. Аристократическая резиденция, казалось, пустовала и в столь облегчающем ощущении крылась загадочная настороженность. У эльфийки создавалось впечатление, будто здесь вообще никто не живет, а ее воспоминание о ночи с влиятельной клиенткой — лишь вымысел, обуявший податливый к вину и мечтаниям рассудок куртизанки.

— Утонула я или нет? — Обратилась она в гобеленовую пустоту окружающих с обеих сторон стен и, вновь, супротив желанию, вспомнила доктора. И свой кошмар. И сразу в следующую секунду за стенами, звонко стуча каплями по десяткам высоких окон, затараторил дождь.

Этот путь, что ранее был небрежно намечен тонкими линиями карандаша по самодельной карте, слишком быстро стал близок к завершению. Стоило лишь раз поднять глаза к небу и вовсе не для любования небесным холстом и силуэтами птиц. Солнце, подобно сияющей короне этого мира, еще не скоро зайдет за горизонт, оставляя все живое на этой земле под власть темноты ночи. Раб прибывал слишком рано, невольно себе же во вред замедляя и саботируя собственную задачу, в очередной раз повешенную ярмом на шею "любящим" дедулей. Сколько этих "дел" было за последний год? А стоит ли их считать? Бередить душу, осознавая, что подобному никто не назначал ни перерыва, ни конца, ни внезапной амнистии? Пусть более легкомысленные расы практикуют то, что они называют "приготовить лимонад из подаренных жизнью лимонов". Орк же считал, что имел право раз за разом жечь руки о нескончаемо тлеющий уголь злобы и обиды на свое нынешнее рабское положение. "Интересно, как скоро хлынет мне в лицо уже заранее приготовленный чужими богами и самой жизнью поток дерьма",  над внутренними пластами пессимизма, усталости и вечного недовольства, словно черные мухи, роились мысли. Пальцы крепче сжали поводья лошади, в которой еще ненадолго осталось сил, прежде чем она начнет спотыкаться на ровном месте. Четыре дня пути по самым неудобным и запущенным тропам. Четыре постоялых двора, хозяева которых готовы предоставить место для ночлега, горячий ужин и быть достаточно мудрыми, чтобы не задавать лишних вопросов . И лишь одна лошадь на весь этот чертов путь. Бедное животное покорно преодолевало все невзгоды и расстояния, заартачившись лишь раз - когда Хель не позволил ей напиться сполна в прохладной змеящейся по склону реке. Уздечка крепко прилегала к голове вороной кобылы, совсем как ошейник к орочьей шее и не будь воин так поглощен собственными отравляющими мыслями, то интересно, как бы среагировал на это неприятное сходство. Спешившись, Хельберген взял лошадь под уздцы и вместе с ней направился подальше от основной дороги в сторону виднеющегося вдалеке небольшого островка из густых кустарников и нескольких молодых деревьев, что были лишь в самом начале пути становления величественным и разросшимся лесом.

Тонкая, с крупными прорехами в виде световых кругляшей, вуаль тени с гостеприимством укрыла их обоих с головы до ног, тут же зародив одновременно и в животной, и орочьей голове одну и ту же мысль - а ведь неплохое место для небольшого отдыха.  Набросив уздечку на крепкую ветвь, наивно положившись на смирный и спокойный нрав кобылы, воин расположился прямо на земле, не смотря на то, что хельдеморская трава еще не успела, насытившись солнечным светом и дождями, прорасти настолько, чтобы покрыть землю сплошным густым ковром сочной зелени. Пальцы потянулись к одному из карманов и выудили два изрядно помятых листа бумаги и небольшой конверт. На одном - та самая карта, настолько поспешно и условно начерченная Карачи, что это было практически оскорбительно. Согласно ей до нужного особняка оставался всего час езды. При условии, конечно, что карта была точной, а последний хозяин постоялого двора не подмешал галлюциноген в похлебку, желая направить подозрительного посетителя по ложной дороге. На втором листе сухо и без подробностей выведен перечень указаний к действию. Одно из указаний строго гласило прибыть на место назначения в ночи, когда большую часть неба будут покрывать темно-синие оттенки взамен нежно-оранжевых. Поэтому торчать ему еще невероятно много часов на этом месте, пока наполовину не закатится за горизонт горящее тело солнца. Конверт же он мог осмотреть лишь снаружи, не рискуя надломить тонкий алый сургуч, крепко держащий письмо в сохранности от посторонних глаз.
- Старый ты пень. - тихо проворчал раб на родном языке, вновь убирая все обратно в карман. - Неужели ты на такое плевое дело не можешь отравить кого-то из своих лизоблюдов?
Уставившись прямо перед собой, лениво осматривая пейзаж, не оскверненный ни шумом, ни суетливым посторонним вмешательством, Хельберген крепко задумался над тем, как скоротать оставшиеся до наступления ночи часы. Стоит ли ему устроить для себя любимого небольшой пикник на свежем воздухе и тем самым хотя бы на миг отвлечься от тех отравляющих мыслей, что доминировали над ним последние несколько лет? Может, стоило подобраться к особняку поближе? Кстати, давненько он не уделял времени размышлениям и анализу над случившимися не так давно схватками и столкновениями. И в идеале надо бы проверить на всякий случай оружие.  Или же потратить подаренное свободное время иначе? "Надо бы найти, чем заняться полезным и чтобы не потратить мгновенья своей жизни впустую", подумал он, медленно ложась спиной на землю и широко зевая. Что же, очень скоро он и вправду нашел, что искал. Способ, как провести эти часы. Орк уснул, вытянувшись во весь рост и лишь чарующее и милосердное сновидение составило ему компанию.

Надежда на положительный исход, притаившаяся в самых тёмных участках сердца, стремительно таяла под руками умелого специалиста, не оставляя даже намёка на чудо, в которое Эмиль и без того никогда не верил. Чем тщательнее он осматривал свою уже бывшую пациентку, тем сильнее свыкался с мыслью, что драгоценное время этой женщины было зверски упущено. Жизнь, которая могла бы ещё наполниться положительными эмоциями, переживаниями и радостями, была вероломно отнята по чьей-то прихоти. «Кровь застыла, а тело в край одеревенело. Даже если бы я приехал на час или два раньше, то ни за что бы не успел. Смерть, если я не ошибаюсь, наступила ближе к ночи, а это почти семь часов назад», - подумал мужчина, вглядывающийся в лицо. Широко раскрытые помутневшие глаза с высохшей роговицей казались темными на бледном лице и тонули в тени ресниц. Этот взгляд человека, встретившегося со своей биологической смертью, Эмиль запомнил надолго, от того ошибиться никак не мог. «Конечно же ты ничего бы не сделал. Погляди на её шею», - вторил с ноткой успокоения внутренний Голос, проявивший такую непривычную с его стороны заботу. Отрицать факт сломанной и свёрнутой со всей жестокостью шеи Сенье не мог, да у него и не получалось. «Я бы ничего не смог сделать», - вслед за мыслью тяжёлым камнем упало на душу осознание факта собственной беспомощности, придавившее собой все предательские и суматошные мысли о собственной причастности к её смерти. «Получается, что виноват не я, но если подумать логически, то кто? Порыв ревности? А может быть вспыльчивый нрав партнёра сыграл своё дело? Да нет, не может такого быть. В такую рань и в кустах бросать тело, словно бы его никто не заметит. Всё это звучит как самый настоящий бред» - подал голос здравый смысл. «А может быть нападение?» - задал сам себе вопрос, после чего вновь оглядел руки жертвы. Ссадины и запёкшаяся кровь на кистях, проявившееся трупные пятна, все эти следы предполагаемой борьбы служили ему весомым аргументом. «Но с другой стороны это кажется странным. Я ничего не понимаю. Это всё какая-то чертовщина» - вторил сам себе, пытаясь ухватиться за одну из идей, но попытки оставались безуспешными. «С кем же ты так отчаянно боролась и кто этот поганец, поставивший тебе под очаровательный глаз такой фингал?» - словно обращаясь к покойной, Эмиль лёгким движением убрал капли дождя с почти кукольного фарфорового лица, после чего тяжело, прерывисто выдохнул и ещё раз заглянул в глаза своей пациентки. Одиноко лежавшая посреди своего сада в окружении роскошных роз и иных благоухающих цветов, она по-прежнему оставалась прекрасной в своём вымокшем под дождём платье. Не в первый раз Сенье приходилось наблюдать то, как смерть прикасалась своими губами ко лбу, сглаживая морщинки на малознакомом лице, от чего оно изменялось. «Сколько же ты натерпелась» - подумал он, после чего стянул перчатку и попытался закрыть веки погибшей, но ощутил лишь немой холод, да неприятное упругое сопротивление, словно коснулся промёрзшей резины. Пришлось приложить немало усилий, чтобы наконец закрыть замученные глаза.
Лицо, ещё недавно отражавшее весь страх и ужас кончины, впервые за несколько недель выглядело умиротворённым. На какой-то миг могло даже показаться, что женщина спит, ведь не было того леденящего взгляда стеклянных глаз прямиком в самое лекарское нутро, где умело были скрыты все потаённые мысли, чувства и страхи, заброшенные на задворки души. Вымокший под сорвавшимся быстропроходящим дождём, сейчас он неуютно поёжился под прохладным утренним ветром, запускающим свои холодные ладони прямиком за воротник к шее. Едва пробившееся сквозь рваные облака солнце висело холодным диском,  но не согревало, а лишь играло задорными бликами в каплях на листве, или же согреться не мог только Эмиль,потирающий ладони? Вопрос для него оставался открытым.
За несколько часов привыкший к тишине, нарушаемой лишь сверчками, ранними птицами и тоскливым скулением собаки, Эмиль едва заметно вздрогнул, услышав краем уха своё имя, после чего чуть повернул голову в сторону источника шума. В сложившихся условиях пронзительно резкий женский вскрик, нарушивший это траурное безмолвие, казался кощунством. Увлечённый осмотром, он не сразу заметил как к нему подошли, как поравнялись. Не успевший толком подняться, он сильнее опёрся предплечьем о согнутое колено и, повернув голову в сторону приблизившегося начальства, наводящего одним лишь своим ледяным взглядом страх и ужас на всё беззаконие, вынуждая то уходить в подполье, стремительно встал, надевая перчатки. При всей своей воистину ангельской красоте Йордис была тем ещё бойцом со стальным характером, за который Эмиль и ценил главу правопорядка. Одёрнув себя от бестолковых размышлений, мужчина отряхнул колени, после чего бросил короткий взгляд в сторону близлежащего тела.
- Доброе утро, если его можно таковым назвать. На место преступления от Белого Меча были вызваны лишь Вы, насколько я понимаю т.к. иных представителей закона не видел, хотя сам тут уже прилично по времени. Моё же присутствие здесь объясняется трагическим стечением обстоятельств, не более того. Дело же продвигается скверно. Тело с множественными переломами, присутствуют следы борьбы, - врач вновь подошёл к лежавшей девушке и, сев на корточки, в очередной раз убрал медные локоны с лица. – Как видите на лице прижизненная гематома на левом глазу, а на руках, преимущественно на пальцах и ладонях, мы можем видеть ссадины. Предполагаю, что это может говорить о том, что жертва оказывала сопротивление нападавшему. О насильственной смерти говорит и свёрнутая шея, причём свёрнутая с особой жестокостью, а также синие отпечатки от пальцев на шее. Видите? – коснувшись кончиками пальцев холодной шеи, лекарь тем самым обратил внимание своего собеседника. - Скорее всего приложил руку мужчина, но не буду утверждать. Думаю  что кровавая рвота вызвана внутренним кровотечением,  спровоцированным повреждениями внутренних органов. Допускаю факт ударов в живот. Что касается времени смерти, то она скорее всего наступила в промежутке между десятью и двенадцатью часами прошлого вечера. Женщина в выходном платье, не в ночной рубашке, а это значит лишь то, что её могли умышленно увлечь в сад, где и была затеяна потасовка. Нельзя отрицать и тот факт, что женщина могла пойти за своим убийцей совершенно осознанно, что может говорить нам о довольно неплохих и, вполне возможно, даже доверительных отношениях с убийцей. Поймав себя на мысли, что лезет не в своё дело, мужчина предпочёл на этом закончить свой монолог.
Стоило ему отчитаться о проделанной работе, как позади него с тяжестью упало тело человека, движимое состоянием истинного шока и ужаса. Доля секунды и на его глазах разыгрывается душераздирающая сцена, своими цепкими когтями пытающаяся добраться до его собственной души. Прибежавшая в одной ночной рубашке, женщина сразу переключила на себя всё мужское внимание. Несмотря на то, что всю свою продолжительную жизнь Эмилю довелось сообщать о смерти, каждый раз был для него как первый. Бросив короткий взгляд на рядом стоявшую эльфийку, лекарь набрал в лёгкие воздух, после чего тяжело выдохнул.
«Мне очень жаль, но мадам Дю-Латур трагически скончалась. Сделать ничего уже нельзя.  Мои соболезнования семье», — негромко сообщил он своим привычным спокойным голосом, положив свою ладонь на девичье плечо. Успокаивать и говорить нужные слова в минуты скорби и траура он не умел, да и нужны ли они тем, кто потерял дорогого сердцу человека? Все слова мира, сказанные кем-либо, сейчас казались только лишними и пустыми, лишёнными жизни. Помолчав меньше минуты, мужчина покрепче сжал плечо и вслед добавил –  Это горькая утрата. Мне жаль, что она прожила не так много, как хотелось бы.

Отредактировано Эмиль Сенье (31.07.2021 17:09)