Было до тошноты промозгло. Его рука на пару секунд зависла в воздухе, а затем продолжила наматывать на палец прядь рыжих волос, слегка дернувшись — Майрон икнул. Точно кто-нибудь, да вспоминал.  Да тот же городской стражник с залысиной, что сегодня спозаранку все вертелся у берега, отправляя восвояси утренних зевак и охочих до сплетен. С какой поры на службу в Орден стали брать умом болезных рыжий понять не мог — сперва старательный вояка даже не признал одного из колоритнейших орденовцев. Пришлось показать удостоверение — смачный плевок и отборные ругательства.
Сложив один к одному, стражник быстро провел параллели и тут же рассыпался в извинениях. Губы рыжего изогнулись в ухмылке, сменившейся выражением легкого отвращения — все эти лебезения перед вышестоящими стоило оставить для тех, кому реально нравилось ощущение легкой прохлады после тщательно вылизанной задницы.

Прищурившись, эльф оглядел берег: волны услужливо вынесли интересные улики и остатки былой вечеринки без прав и правил — среди останков виднелись звенья цепей и куски разломанных ошейников, кои еще не успели подобрать и скрыть от чужих взоров. Его успели кратко ввести в курс произошедшего, и теперь, прибыв на место ни свет ни заря, рыжий прикидывал, как обойти остальных. Тех, кто будет вести расследование, копаться в полученной информации и соблюдать все правила сыска хватит и без него — борцов за справедливость и ярых служителей закона всегда хоть обратно мамашке в нутро запихивай. Его путь другой — выбрать то, к чему побоятся, не додумаются или не захотят притрагиваться другие. Иными словами — настала пора покопаться в грязи.
Пообщавшись с парой-тройкой присутствующих, добавив к известной ему информации дополнительные сведения, Майрон отходит чуть поодаль — туда, где возле валуна из песка торчит обломок рабского ошейника. Быстро оглянувшись, эльф поднимает находку и засовывает под накидку. Оно понадобится.

В очередной раз поправив ворот, эльф выдохнул. В воздухе на пару секунд застыло облачко пара и растворилось. Все вновь неизбежно шло к снегу, холоду и сезону закидывания в себя пары бокалов вина прямиком с утра. Ну а как еще согреться? Увы, к дедовскому методу держания бордельной девки под боком прибегнуть можно только в помещении, а накидывать теплые меха покамест не было надобности. Гнилая опочивальня! Кого вообще угораздило именовать вот так якобы красиво это гадкое время года, а главное, зачем? Признаться, рыжий пару раз пытался найти концы этой истории с названиями, даже нашел какую-то старую околобогоугодную книженцию. Там, под вычурным названием труда, выцветшими буквами значилось слово “оглавление”, наимельчайшими буквами (чтобы прям точно никто не нашел) отсылающее на страницы о летоисчислении. Истории названий он, конечно, не нашел, но в одном убедился — человек, придумавший эти названия, был говнюком.

Еще несколько шагов по промерзлой земле, и мужчина, потянув на себя кованое кольцо, входит внутрь здания. Массивная дубовая дверь с грохотом закрывается за рыжим, привлекая внимание всех находящихся внутри людей. Девка-разносчица, еще пару секунд назад чуть ли не душившая грудью очередного постояльца, резко дернулась и посеменила к вошедшему.
— Господин Майрон! Дела идут отлично, а вона тот монсьор вчера оставил сто-о-олько…, — легким взмахом кисти мужчина прерывает сбивчивый шепот девушки. Он и без нее знает, как идут дела в его постоялом дворе, а сегодняшнее утро сулило гораздо более важные обсуждения, чем разговоры о том, кто кого набухал и кому показал потом сиськи.
Следуя к стойке раздачи, рыжий оглядывает зал. В такое раннее время народу немного — лишь торговцы, пришедшие отведать местной утренней харчи и уйти по делам базарным, да пришедшие за опохмелом. Эльф принюхивается и, нахмурившись, цыкает — видать вчера опять тут знатно надирались.
— Белла, дорогуша, — приторно-сладкий тон не сулит ничего хорошего, — живо поменяй все местами. Закрой свой хорошенький рот и открой окна. Тут в пору захмелеть даже не выпивши. Или ты решила помочь мне сэкономить и не продавать выпивку? — риторический вопрос остается без ответа и девушка, вмиг посерьезнев, бросается выполнять указание.
Аранвэ бросает взгляд за мужчину, недавно ворковавшего с его работницей, а теперь уплетающего завтрак за обе щеки, в промежутках бросающего фразы своему компаньону.
— И все-таки, не пойму, почему здеся называется «20 серебряных», — с видом самого главного и важного ученого выдает постоялец.
Тяжелая подошва сапог стучит по полу, отбивая каждый шаг. Рука ненароком касается стола — рыжий проверяет, бывала ли тут тряпка за последние пару дней. Резко остановившись, он поворачивается к почивавшему торговцу.
— Да ценник это за комнату, за/бали спрашивать, — кидает Майрон. Выкупив здание в плачевном состоянии, он никогда особо не задумывался над тем, как его назвать. В конце концов дурацкие названия типа «Слезы красавицы русалки» или «Забавы фортуны» дают или романтичные слюнтяи, всю жизнь мечтавшие о собственном деле и с младенчества выдумывающие красивые названия для своей халупы, или латентные и не очень любители жабо, выстиранных панталонов и рюшек на рукавах. Майрон был прагматичен и не обладал слюнтяво-романтичной натурой для таких вещей. И вообще, пусть скажут спасибо, что вывеска снаружи не гласила «крысиная нора», как обычно в разговоре он обозначал свое владение.

Отойдя к лестнице, эльф рукой вновь подзывает к себе Изабеллу.
— Должен подойти мой друг. Проводи его за крайний стол на втором этаже. И еще раз назовешь его Линграмзом — будешь не в зале стоять, а драить отхожее, — выдает Аранвэ, направляясь к обозначенному месту. Элай должен быть с минуты на минуту — послав ему гонцом весть рано утром, орденовец упомянул о крайне интересной ситуации, кою им предстояло обсудить. А в разбрасывании пустыми крысиными сплетнями рыжий замечен не был — только отборная грязь.