❝ Если ты
Поймешь, что жаждешь быть
Свободным телом и душой,
Найди время поделиться
Мыслями со мной.

Приготовления к грандиозному выступлению шли полным суетливым ходом: потрясённые ужасающими событиями артисты бесконечно репетировали свои тексты, танцовщицы отчеканивали каждый дивертисмент, рабочие не без опаски проверяли декорации на прочность - чувствовался особый шарм, тот, что не знаком простому зрителю.

Много жертв прибавилось за последний месяц. В воздухе веяло напряжением и страхом. Неустанно твердила пресса о мрачных событиях, творящихся в стенах театра, не менее говорливо разлеталась молва о призраке, от упоминания которого, разве что, не содрогалась земля. Директорам приходилось сильно постараться, чтобы отвлечь любопытную публику от устрашающих происшествий.

Но ледяной ужас успел поселиться в сердце каждого, кто так или иначе был причастен к пьесе. Все боялись столкнуться с необъяснимым – с фантомом, пересечь черту дозволенного и умереть по его воле. Никто не знал, где заканчивается незримая грань терпения призрака, и оттого в театре было особенно волнительно.

То ли дело в гримёрках: изолированные, в них царила атмосфера мягкого спокойствия и безмятежности; в их стенах чувствовалась безопасность и господствовала тишина, и лишь изредка, совсем тихо, дополняло контрастирующую со сценой идиллию нежное пение и кокетливое хихиканье.

Однажды Элору посетил Голос; тот самый Голос, что она ждала после смерти отца. Встречи с Голосом помогли постигнуть ей высшую радость вечного искусства, и каждый урок пения с ним становился воистину фантастическим. Она знала, кому принадлежал Голос, но ни с кем не могла разделять свою радость - никто другой никогда бы не смог понять её чувств.

Она вздрогнула, когда ощутила чьё-то незримое присутствие, пока сидела за небольшим туалетным столиком, полностью обставленным косметикой, цветами и украшениями. Женское лицо осветилось. Она, видно, прислушивалась. Губы её тронула счастливая улыбка, такая улыбка, какая бывает у выздоравливающих, когда они начинают надеяться, что болезнь, поразившая их, не смертельна.

Элора узнала его; узнала его пленительный тембр, который никто и никогда не смог бы повторить; обширный и героически мягкий, у него была совершенная, мастерская фразировка – чистый источник всепоглощающей гармонии.

Это был он. Голос. Голос Призрака Оперы.

Бывшая хористка тут же обернётся, в надежде, что вот-вот встретится с ним лицом к лицу, прикоснётся своей ладонью к его щеке и в чувствах прильнет к его груди; она будет искать знакомый силуэт среди вычурного ампирного гарнитура и, не смея прерывать его чарующее пение, едва слышно произнесёт:

-  Я  здесь. Я  готова.

Она затаит дыхание, когда ощутит большие руки на своих хрупких плечах. Отнюдь не от страха, нет, - от удовольствия чужого присутствия, верного и воодушевляющего касания, что вдохновением и мелкой дрожью разольется по всему телу.

Элора слегка наклонит голову, чтобы разглядеть чужие перчатки, скользнёт взглядом в сторону зеркала в искренней надежде встретиться со знакомым образом, но с небольшой печалью, однако вместе с ней с пониманием и благодарностью, встретится лишь с тенью – незримыми отголосками Призрака.

— Мой милый Ангел, мудрый мой учитель, Вы знаете, нет для меня счастья свыше быть преданной слову отца и жить в бесконечной любви и благодарности к Вам, - бледная ладонь коснётся вздыбленной груди, поднимется выше к ключицам, пока не дотронется до тонкой золотой цепочки с маленьким кулончиком и не запутается в ней пальцами.

Сегодняшнее выступление должно было произвести неизгладимое впечатление на публику. Ясно, что для директоров постановка философской трагедии Фауста сулила возможностью затмить серию вопиющих скандалов и неурядиц оглушительным успехом: тогда, в самом деле, театр вновь будет купаться в славе.

— Ваша вера в меня дарует мне силу, - она прикроет глаза, будто бы ощущая, что вместе с произнесенными словами её действительно окутывала особая сила.

Шумиха вокруг восходящей звезды, в действительности, могла не сулить ничем хорошим. С чистотой сердца Тесселе верила в добродушие своих коллег, но каждый раз сталкивалась с обратным эффектом своей наивности – злобой, презрением и завистью - вечными антиподами и спутниками гениальности, бессильных перед временем и бессмертием гения.

— Конечно, мой Ангел. Лишь Вам я готова открыть своё сердце, - она обернётся, только услышит голос позади.  – Позвольте же доказать мне свою преданность Вам, мой…

Её прервет неожиданный стук в дверь. Настойчивый, частый, он полностью отразит характер стоящего по ту сторону – младшего из семьи де Шаньи, рано осиротившего мальчишку, с которым давным-давно в детстве Эвенвуд довелось провести большую часть своего детства.

Шведка почувствует, как сердце тотчас ухает в пятки, а тело каменеет от ужаса.

- Простите! Мне очень нужно увидеть госпожу Донстебьян! Это я! Ваш давний друг! Я слышал Вас, Элора!

Ему не следовало приходить в гримёрку. Уж тем более не стоило этого делать с букетом в руках и вуалью смущения на лице – неуместные прозрачные намерения могли повлечь за собой горе, которое можно было избежать. И почему этому несносному мальчишке понадобилось приходить именно сегодня?

Быть может, если его игнорировать - всё рассосётся самим собой?

- Элора... Тесселе, это я! Рауль!

Тесселе казалось, что её выбор давно сделан: он предопределил её судьбу в дальнейшем, даровал ей таланты, стимул двигаться и жить. Родной отец, покинувший её, но оставивший заместо себя Ангела Музыки, протоптал ей дорожку в свет – может, и не высший, но вымощенный любовью и заботой. С момента появления Ангела она больше не чувствовала себя одинокой, и секундочки в её жизни не было, чтобы возникла мысль отречься от дара судьбы. Жизнь её заключалась в службе партитуре, ученье в нахождении у пюпитров, а любовь…

Ревность, обрушившаяся на Ангела с головой, взывала к его самым тёмным уголочкам души – демоническим, устрашающим и жутким. Но Эвенвуд принимала их, хоть и боялась, что однажды и она сможет стать первопричиной его пламенного гнева, пылкого и одновременно леденящего душу.

Конечно, она велит. Конечно! Она не могла подвести отца, что послал ей Ангела Музыки. Ничто мирское не вызовет в ней интереса, не заставит отвлечься от дела истинного, от данного покойным отцом предназначения…

Прикосновение, близость, голос – совокупность приёмов заставят девушку ахнуть; короткая дистанция и яркость момента опьянит голову, и этот шепот, томный, низкий шепот заставит покрыться всё тело мурашками, а щёки пылать. В окутанном дурмане интимного мгновения ей покажется, что вот-вот к ней наклонятся ближе и поцелуют.

Но стоит лишь моргнуть, как она останется одна. Наедине со своими мыслями и желаниями, словно и не было в гримерке никого; никого и ничего, что могло бы вызвать взрыв чувств. Она рвано выдохнет, будто бы после исчезновения Ангела в комнату вновь открылся доступ к кислороду, но она вдохнет исключительно из необходимости. Ей не хотелось, чтобы всё прерывалось именно так.

Боже правый, и о чём она только думала?

Рауль – друг детства, старый товарищ, которому Элора никогда бы в своей жизни не пожелала зла. Неоднократно она ему объясняла, что он напрасно теряет своё время, но амбиции виконта неумолимы. Что же еще должно было случиться, чтобы он оставил её в покое? Её и её сердце?

Ей хочется его стукнуть за его бессовестность, за твердолобость и упрямство, но она лишь сжимает кулон на шее и собирается с думами. Всего секунду назад Элора предавалась благоговению, а сейчас вынуждена разговаривать с настырным мальчиком, учить его манерам и нравственности.

- Врываться в гримёрную очень бестактно, Рауль, - она поворачивает к нему голову, не трогаясь с места, лишь с снисходительностью наблюдает за его неуклюжестью. Страшно вообразить, что бы стало бы с виконтом, ввались он всего секундой раньше.

Рассеянный юноша, - мужчиной его назвать было трудно, - перемнется с ноги на ногу, лицо его засияет, будто бы озарённое солнцем.

- Прошу меня простить, Тесселе, - сюрприз за спиной – неумело спрятанный красивый букет алых роз, без которых он не смог бы проскользнуть к гримёркам, тотчас оказывается прямо перед её носом. Вслед за ним де Шаньи попытается приобнять певичку, но та лишь отшатнется, не смея оказаться тронутой загребущими руками виконта. – Я посылал вам письма, но вы не отвечали! Я пытался с вами связаться, но вы всё время убегали…

- Элора, - поправляет она его. – Рауль, много воды утекло с момента нашей последней встречи. Вам не следовало приходить. Прошу Вас, оставьте свои амбиции, мне требуется отдых!

- Вам не здоровится? Элора, скажите мне, я позову врача…

- Рауль! Грандиозное представление на носу! – она неловко всплеснет руками. Лицо её скривится от муки. – Ради всего святого, ради любви ко мне и Вашего же блага, умоляю Вас, оставьте меня в покое – не приходите ко мне. Не пишите писем, не дарите цветов, не трогайте меня – уйдите!

- Но Элора! Вы не можете уделить мне и минуты своего времени? Вы поступаете со мной так потому, что  в  артистической был кто-то, чье  присутствие беспокоит Вас? - он и сам был удивлен, что  действует так, как  будто  хочет  поссориться  с  ней,  ведь  несколько  минут назад  он намеревался говорить с  ней  исключительно о  любви.

- Уйдите же! – Элора не выдержит: прибегнет к методам себе несвойственным, мягко подтолкнет за плечо податливого виконта к двери, на деле совершенно не желая, чтобы они расходились на такой отвратительной ноте. Каким бы назойливым не оказался Рауль, он - старый друг её детства, очно знакомый с любимым папой.

Отредактировано Элора Донстебьян (28.08.2022 00:43)

Говорила она ему! С рукой на сердце предупреждала неоднократно: не ходить, не следить, не являться; всякая попытка взаимодействия с ней с каждым разом будет заканчиваться лишь хуже. Младшему де Шаньи был дарован шанс остаться в стороне, но избрал он путь совершенно не верный, нарочито провоцируя властного покровителя Элоры.

Всё происходящее наваливается сумбурным комом не только на шведку, но и на подружку из труппы, которой по несчастливой случайности - случайности ли? – удаётся подлить масла в огонь ситуации. Виконту смачно прилетает по носу, и вместе с его вскриком дёргается и Эвенвуд, явно не ожидавшая подобного исхода.

Певичка растворяется в суете и образовавшемся у двери столпотворении, принимает непосредственное участие в попытках урегулировать ситуацию, но едва ли ей удаётся вставить слово; не удаётся и не хочется, понимая, под какой удар могла она поставить сегодняшнее выступление своими выходками.

Господи, что творится!

Через некоторое время шум проходит. Стихают гримерки, сбегает Рауль и расходятся артисты и работники, явившиеся ежесекундно вместе с бедой виконта. Тревожное состояние вновь овладевает Элорой, стоит только Мег покинуть её покои, и она возвращается в гримерку, готовая в последний раз взглянуть на свою партитуру, чтобы собраться с мыслями.

Её взгляд тут же приковывает растоптанный букет роз - она не сможет и вдохнуть от застрявшего в горле кома волнения. Могли ли они не заметить цветы в возникшей суматохе? Конечно же, нет!

С опаской Эвенвуд обойдёт следы жесткой расправы с подарком виконта, пока не наткнется глазами на столик и письмо на нём. От одного лишь вида розы с чёрной лентой певичке станет дурно, настолько дурно, что глаза её осядут, а в ушах зазвенит.

Дрожащими руками она вытянет записку и раскроет её. Знакомый почерк и подтёкшие красные чернила ясно гласили о том, что сие недоброе предзнаменование навлечет беду на Рауля и на весь театр! Гнев Призрака Оперы обрушится на их головы сегодня же!

Она почти упала в обморок, но сумела с собой совладать.

❝  Ангел, говори же…
И со мной будь рядом!
Ангел, душа слаба –
Прости же…

Эвенвуд чувствовала, что движется к катастрофе. Волнение её с каждой минутой нарастало всё больше, и кто-то за кулисами даже не будет уверен, что она продержится до конца акта. Может, ей тоже следовало позвать врача?

В этот вечер давали "Фауста". Публика была чрезвычайно изысканной, аристократической. Люди, хотя и не обязательно часто общались, знали каждого по имени и в лицо, в том числе и одно подбитое – лицо виконта де Шаньи, нагло явившегося в театр спустя недолгое время вновь. Разве мог он упустить представление и не взглянуть на неприкасаемый предмет своего воздыхания, пускай, его присутствие и совсем не жаловали?

Слухи о связи виконта с новой Маргаритой стремительно расползались по всему театру. Завсегдатаи  Оперы,  которые  утверждали, что знают  о  любовной  связи младшего де Шаньи, открыто улыбались при некоторых пассажах в партии Маргариты. И они, не скрываясь, повернулись к ложе Филиппа де Шаньи, когда Элора запела: