Пустыня была сущим адом. Солнце палило нещадно, даже вопреки тому, что караван продолжал двигаться приморской дорогой, не заходя вглубь великой и неприступной Морнэи. Пейзаж уже на второй день пути оказался крайне однообразным: и без того редкие заросли травы сменились белоснежными барханами, море застыло в штиле и редкие корабли виднелись на самом горизонте, будто подвешенные на небе белые паруса.

И ведь это зима, относительно прохладный период даже на южном континенте.

Дни тянулись целую вечность. Орфей то и дело издавал мучительный клич, возвещая о том, насколько тяжело зверю переносить такие испытания.

А ведь дорога займет не менее недели, из которой едва минуло двое суток. Но путешествие проходило гладко, эльфийских постов, как и любых других признаков жизни, они не встречали, духи не давали о себе знать и не пытались прерывать их путешествие. Керастес, как самый бодрый представитель стороны гостей, взяла на себя большую часть дневных обязанностей, а свободное время коротала за чтением книг, которыми ее снабдила Аст: девушки неплохо сдружились за это время.

Нынче утром Аркамэ указала вдаль, где виднелось нечто подобное каменному плато.

- Каньон. Мы должны пройти его до ночи, не позднее. - возвещает шаманка, вынуждая всех вокруг подначить своих запряженных птиц и продвигаться быстрее. Караван действовал слажено, словно единый организм, и это впечатляло. Они помогали друг другу, поддерживали даже тех, у кого в процессе ломались колеса или погибала птица.

Ближе к обеду они подходят к каньону практически вплотную. Здесь дорога уходила вниз, скрываясь в ущелье из оранжево-бежевых скал причудливых, округлых форм. Дорога внизу выглядела куда более песчаной, чем наверху, так что отсюда продвижение будет медленным. Зато там, внизу, была тень!

В их фургон стучится Тиа.

- Аунар, не подсобишь нам наверху? Нам потребуются все крепкие, способные сражаться мужчины... мы пойдем поверху и проследим чтобы там не засели разбойники: они атакуют стрелами сверху и губят караваны в этой местности, лучше перестраховаться. - интересуется зверолюд, бросив лишь беглый взгляд на арбалет, принадлежащий Керастес: женщины не принимались здесь за равных бойцов, а сама Буревестная не торопилась хоть как-то выдавать, что умеет обращаться с чем-либо, кроме музыкальных инструментов. Обычная тактика, но не самая выгодная для темного эльфа в этой ситуации - Буревестная прекрасно подходила для такой работы.

Ее улыбка выдает иронию.

Туманные формулировки Аркамэ не заканчиваются ничем для Карбьера. В какой момент наступит заветное "завтра для помощи" - никто не торопился уточнять, да и сама шаманка вряд ли понимала, когда. Все время с момента получения ценного сосуда было спокойным и кошка не нуждалась в его помощи, каждый раз отмахиваясь с чем-то в духе "не сегодня".

Зато помощь знахарке принесла свои плоды - вампир стал куда лучше разбираться в местных травах и их свойствах, а в одной из книг, изучаемых Керастес, удалось найти детальные описания, которые сестра без проблем для него перевела. В этом было несколько плюсов, ведь вдобавок он выучил пару фраз на местном диалекте. И выяснил, что все читается не слишком привычным для галатейского обывателя способом: не слева направо, а справа налево. От этого буквы выглядят набором странных закорючек, они как будто отзеркалены.

После Аунара Тиа обращается к нему:

- Не подскажешь, какие зелья нам лучше взять с собой в дорогу, дружище?

Последних слов своей жертвы зверолюд не слышит, да ему и не надо - Тиа уходит далеко вперед и вскоре поднявшийся ветер скрывает его фигуру темнотой... или темнеет в глазах у Аунара? Сознание ускользает, а боль превращается в онемение. Жара отступает на второй план, а ветер кажется таким свежим, таким прохладным.

И затем все исчезает.

Гул внутри каньона нарастает и Аркамэ приказывает всем поторопиться. Аст и Керастес отстали, но находятся в поле видимости. Ветер со свистом проносится над головами торговцев, скалы вибрируют от громового раската и многие предпочитают надеть капюшоны, так как сверху, словно снег, на их головы начинает падать песок.

Керастес помогает полукровке починить колесо и вскоре они уже могут ехать как прежде... Ветер мешает догнать остальных, но Орфей испытывает явное облегчение. Дождь не проливается еще добрый час, и становится ясно: наверху песчаная буря, от которой караван защищен каньоном. Песка становится все больше и больше, так что вскоре каждый фургон и каждый капюшон им покрыты, но зверолюди не позволяют погоде себя замедлить.

После очередного грома начинает накрапывать мелкий дождик. Скалы дрожат особенно сильно и Аркамэ снова говорит поторопиться... но удача не на их стороне. Первый камень, отколовшийся от скалы, падает на крышу фургона знахарки, здорово повредив ее. Дождь становится крупнее, а всего через минуту превращается в водопад из воды и камня. Шаманка кричит магам возвести барьер, ее голос тонет в шуме бури и грохоте, но маги и без того знают свою работу - вскоре караван останавливается и каменный тоннель их стараниями начинает укрывать все телеги и фургоны.

Но недостаточно быстро, чтобы накрыть тех, кто шел поодаль.

Здоровый камень лишь на секунду мелькает где-то над головой Аркамэ, которая остановилась дать указания торговцам. Еще несколько застряли где-то в ущелье подальше, но на размышления нет даже секунды. Сделка была заключена. И вот теперь настало время оплаты.

Погода портится катастрофически быстро, но у Керастес нет времени на все ведьмовские обряды - им нужно пройти так много, сколько сумеют и защититься от стихии. Это совсем не то же самое, как если бы песчаная буря застала их наверху, да и такая перемена... Возможно ли, что духи и впрямь были не слишком довольны посторонним присутствием?

У Буревестной сердце было не на месте от мыслей о том, как там Аунар и сумеет ли он переждать бурю, с которой вряд ли когда-либо сталкивался. Черт возьми, нужно было тоже пойти! Но теперь остается только ждать. Когда караван останавливается, у них есть шанс быстро пройти к нему чтобы оказаться под защитой магов... но Аст вскрикивает.

- Берегись, берегись! - кричит полукровка.

Аркамэ не замечает камня над головой... да и как ей, слепой шаманке, заметить? Кажется, что еще секунда - и она встретит свою кончину в этом злосчастном каньоне. Тело вампира движется само собой.

Проходит секунда.

Фелид вздрагивает, когда ее резко сбивают с ног.

Проходит вторая секунда.

Камень с грохотом падает на землю у них за спинами, перекрывая доступ к Аст и ее фургону. Остается только надеяться, что Орфей среагировал так же молниеносно в этой ужасной видимости.

Воцаряется тишина.

Вокруг - сплошная темнота когда купол из камня накрывает их барьером. Дождь барабанит где-то там, снаружи, а ветер со свистом рассекает камни, будто теплый нож - масло. Испуганно прижатые к макушке уши Аркамэ приподнимаются, она открывает глаза.

Зажигается первый факел и перешептывания становятся не шумом дождя, а настоящей речью, принося осознание: они спасены, а Карбьер выполнил условия их сделки.

- Свет Луны не помог бы Аркамэ так, как верный слову должник. - все еще немного дрожащим от едва пережитого голосом отвечает фелид, поднимаясь на ноги. - Все обошлось только благодаря тому, над кем Луна не властна. Спасибо. Будем верить, что и присутствие ведьмы усмирит стихию, духи оказались не слишком рады нам.

Она смотрит на темный камень над их головами. Смотрит и не видит его... или видит что-то свое там, за гранью видимого человеческому глазу?

- Все живы и целы? - интересуется Аркамэ у торговцев на местном диалекте и все переглядываются, пересчитываются. Нет только Аст и Керастес, да и за охрану каравана теперь многие переживают: сумеют ли они укрыться? - Тогда я надеюсь на вашу взаимопомощь, друзья.

Камень падает точно перед фургоном, но Орфей вовремя отступает. Они целы, но надолго ли? Путь вперед отрезан, а каменная крошка с дождем продолжает осыпаться на них. Ни Керастес, ни Аст не были магами чтобы возвести барьер, стоять в открытой части каньона было слишком небезопасно.

- Мы должны подняться наверх, здесь слишком опасно. - перекрикивая дождь говорит Керастес, освобождая Орфея от управления фургоном. Аст уже было хочет возразить, но новый камень, грохнувшись сверху, едва не упал прямо ей на голову. Выбора нет: нужно подниматься и верить, что товары и фургон переживут непогоду.

Керастес не могла начать ритуал, зная, что полукровку в любой момент может зашибить, да и сама она не была от этого застрахована. Орфей не сможет пролететь слишком много: его крыло недостаточно зажило, а непогода только усугубляет ситуацию. Буря в пустыне это совсем не то же самое, что снежный буран в родном краю, но попытаться стоило.

Керастес помогает Аст сесть впереди и страхует ее поводьями, садясь сзади.

- Держись как следует, подъем будует резким! - говорит Буревестная и Аст приходится кричать ей в ответ: - Поняла, держусь!

Девушка не выдает своего страха, хотя застать в пустыне такое буйство стихии - настоящая редкость. Орфей слышит команду и расправляет крылья, после чего разбегается в направлении ветра и парит: ветер и сам поднимает его ввысь, правда совладать с ним и камнями в разы тяжелее из-за дождя. Они оба, зверь и наездник, пытаются найти более широкое место, в котором камни не смогут задеть их, но несколько раз вся эта затея едва не кончается трагедией. Дождь ослабевает лишь на пару минут перед следующим раскатом грома, и этого достаточно чтобы покинуть каньон.

Но снаружи все обстоит не лучше - песок грязью ударяет в лицо, ветер становится еще более яростным. Они пытаются сесть, но удержаться возле пропасти сложно, а отлететь подальше - еще сложнее.

Когда рука Аст вырывает перо несчастного Орфея в попытке удержаться, Буревестная поддерживает ее, силясь не упустить полукровку и, вместе с тем, разглядеть путь. Полуфелид оказывается куда внимательнее в этом вопросе: - Смотри, там идет кто-то из наших! Давай туда!

Она указывает на большую фигуру в плаще, которая продвигается чуть поодаль от обрыва, и Орфей летит к ней. Приземление выходит жестким, грифону приходится раскрыть крылья чтобы не сдуло. Аст восклицает что-то и уже бежит навстречу тому, кто кое как пробирается по песку. Капюшон со зверолюда сдувает, и Буревестная тоже узнает в нем Тиа. Он немало удивлен, но больше обеспокоен.

- А что все?.. - едва успевает спросить он, как Аст коротко описывает ситуацию в каньоне.

Почему-то зверолюд не выглядит еще более обеспокоенным. Наоборот, его лицо на минуту светлеет, а потом он словно придает ему задумчивое выражение и тихо говорит что-то Аст. Теперь она выглядит куда более растерянной. Керастес это сильно не нравится и, очевидно, что-то отражается на ее лице, потому что Тиа обращается уже к ней.

- Нас с Аунаром разделило песчаной бурей неподалеку, я никак не могу его отыскать! - перекрикивает ветер зверолюд, закрывая от него полукровку.

Сердце у Керастес уходит куда-то в пятки. Но он продолжает, уже тише - только хороший слух позволяет ей услышать слова зверолюда сквозь симфонию бури. - Я должен идти к остальным и рассказать о караване, чем быстрее тем лучше, я не могу потерять еще час здесь. Нужно обезопасить всех и вернуться как можно скорее. Мне очень жаль.

Вероятно, он счел, что искать Аунара просто некому, и потому чувствовал себя виноватым в случившемся. Что могла одна человеческая женщина против целой пустыни и разбушевавшейся в ней стихии?

Гораздо больше, чем он сам.

- Я отправлюсь за ним, идите! Передайте Карбьеру, что мы здесь! - отвечает Буревестная, понимая, что ни на какие ритуалы нет времени. Выбор не был легким - или поиск супруга, или противостояние дождь с ветром.

Аст выглядит очень обеспокоенной, но Керастес поддерживает ее улыбкой. Тиа отдает ей сумку с зельями и небольшим запасом провианта на день, а потом они расходятся каждый в свою сторону. Зверолюди отправляются вперед, а Керастес - назад, туда, где песок и вода полностью изменили ландшафт.

Буря стихает спустя несколько часов сама по себе, и зверолюди под барьером наконец-то могут выдохнуть: маги практически полностью истощили свой ресурс на его поддержание. Когда барьер снят, их встречает солнце, стремящееся к закату. Времени было критически мало. Они промокли и устали, многие не смогут пережить холод ночи в каньоне.

Аркамэ тут же командует разбирать завалы впереди, но не забывает о тех, кто остался позади, отдавая указание двум крепким зверолюдям сдвинуть упавший камень. Фургону нелегко будет объехать такую дыру. Возможно, небольшая помощь ускорит дело?

С участием Карбьера завал перед караваном начинает разбираться куда быстрее, все же в таких делах от силы вампира имелся немалый прок. Странно только, что Аст и Керастес не перелетают через камень чтобы убедиться, все ли в порядке.

За работой легко успокаивать себя, а время пролетает очень быстро - но когда последний камень убран с дороги, а на образовавшиеся дыры поставлены доски для переезда, никто из спутников не появляется. Караван сразу двигается вперед и Аркамэ поглощена делами общества, которым ей довелось управлять: оглядываться назад у них просто нет времени. Два здоровяка, отправленных прежде разбирать завал позади каравана, едва успели расковырять в нем щель.

Они уже собираются уходить, оставив все как есть: слишком тяжелый камень и до заката никак не успеть. Они поглопывают вампира по плечам, подгоняя вперед и отрицательно мотая львиными головами. Один указывает на Аркамэ и они переговариваются на местном, после чего второй нагоняет шаманку.

- Там никого нет, они поверху пошли, похоже! - кричит издалека фелид, переводя то, что доложил ей зверолюд. Оба здоровяка кивают и ободяюще улыбаются. - Нам нужно встретиться с остальными как можно скорее. - уже тише добавляет она, когда Карбьер подходит ближе, и после торопит всех остальных на местном.

Остаток пути проходит мучительно медленно. Им не раз и не два приходится пробираться сквозь другие завалы, значительно перегоняя караван чтобы успеть их разобрать. Телеги и фургоны передвигались по прочным доскам, затем оставшиеся забирали их и торопились вперед снова. Дорогу размыло и колеса постоянно застревали в песке. Маги пытались перевести дух, напряженно взглядываясь вверх в ожидании камня. Или грифона.

Но ни нового камнепада, ни прилета Орфея не случилось.

Солнце начинало светить прямо в проход, намереваясь попасть в лицо, и вампиру приходится скрыться в тени. Неизвестности. Но зверолюди помнят о его болезни, ценят его помощь, приносят еду и воду.

С каждой минутой, пока светило скрывается за линией горизонта, становилось все холоднее и холоднее. Влажная одежда становилась ледяной и неудобной, ветер - более яростным, но это совсем не та борьба, в которой они победили несколькими часами ранее. Даже до смерти устав от этого путешествия, зверолюди стремятся вперед с небывалой прытью и энергией. Они осознают: в каньоне их ждет верная смерть. И это осознание удивительным образом придает им сил. Не такая ли целеустремленность гнала вперед Керастес до событий в лесу? Или идти, или умереть, и даже несмотря на то, что каждый шаг приближает к смерти - это усилие стоило того, потому что остановиться означало умереть здесь, в темном холодном каньоне.

Но караван справляется: об этом говорят радостные возгласы зверолюдей. Вот телега заезжает на подъем, ее слегка подталкивают. Небольшой порог - и свобода среди ветров и песков, сливающихся с лилово-синим горизонтом. Их уже ждут изрядно растрепанные и уставшие воины, торопящиеся обнять жен и детей после такого ужасного события. Но тем больше после этого в каждом из них простой радости от встречи. Аркамэ подходит к ним чтобы узнать, как все прошло и есть ли потери, и вроде бы разговор складывается в позитивном ключе, но на морде фелид замешательство, когда она возвращается.

Впереди открывается великолепный вид на оазис.

- Они не встречались с Тиа пока шли и не видели девушек. А что Тиа пригласил Аунара вообще не знали: главный охотник сказал, что попросил его только зелий захватить, да и те до них не добрались. Арм'Имру досталось и пришлось тащить его на своем горбу. - взгляд ее невидящих глаз замирает на лице вампира. - Я думаю, тебе стоит заночевать в безопасном месте, с нами. Идти ночью в пустыню, даже для тебя - слишком дурная затея. Погода в Буран очень непредсказуема. Если с вашей птицей все хорошо, они нагонят нас. А если нет... то и искать, возможно, уже некого. Я отправлю мага осмотреть округу.

*** 4 часа назад. Время бури ***

Ветер бьет по лицу, треплет одежду, но не мешает идти против своей воли - местные ветра Керастес и впрямь знала слишком хорошо, чтобы слепо подчиняться их яростному кличу. Эта пустыня, ее причуды и капризы - родная, пусть и давно забытая стихия, в которой Буревестная чувствует себя собой, нужной.

Но все же проходит не менее часа, прежде чем она находит Аунара, наполовину погребенного под песком. Ее приводит к нему блеск бутля среди единой стены дождя, свист собравшихся вокруг любопытствующих ветров, которых Керастес отпугивает. Если бы не чистое совпадение - ее никогда не оказалось бы здесь.

За всю удачу нужно платить. Осознание поднимается, а затем ухает вниз с глухим "бух", стоило заметить кровавый след на песке.

Ее супруга сразила вовсе не буря.

Орфей расправляет крылья, защищая их, пока Буревестная изо всех сил пытается уговорить песок отпустить. И, когда не получается, потому что песок давно забыл команды, она буквально силой вырывает эльфа из его жарких объятий. На спине - кровавое пятно, след которого ей знаком - это сделала отнюдь не буря. Она лишь попыталась замести следы, в очередной раз стереть его из памяти и реальности.

Предателю предательская смерть.
*** сон Аунара ***
Только огонь на границе видимости.

Чужие руки. Чужая кровь. Чужая тяжесть.

Ты - это ты, но больше не ты один. Звездное небо стало землей, под твоими ногами - тысячи знакомых ей созвездий. Но никакого тепла. Ты упал в небо, но остался один среди его красоты.

В твоих руках - смерть и тлен. Ты хотел владеть ею безраздельно. Но поздно понял, что долг - нечто большее, чем обещание среди людей. Ее безжизненное тело было подтверждением страшной мысли, которая посетила тебя на полпути к огням пришвартованного вдалеке корабля: ты уничтожил все.

В последние секунды она тебя возненавидела: ты убил то, что обещало ей свободу. Свободу совсем иную, ту, которая могла стоить сотни лет неволи. И если бы ты подождал еще немного, как она просила... но в твоих руках - только кровь, лоза, связывающая вас воедино нить. Не тело и не душа - только иллюзия существа более древнего, которую ты принимал за реальность.

Ты никогда не видел свою живую и веселую супругу такой беспомощной, такой мертвой. Ты сломлен.

Ты не можешь назвать ее имени - оно другое.

Ты остаешься с ней в песчаном гробу, когда вода уходит и полотно небес сменяется рассветом, затягивая ноги в песок. Даешь ее телу, бездыханной, пустой оболочке, стать лозой. Даешь своей крови стать новой водой, и между вами, мертвой и живым, воцаряется хрупкий баланс. Его цена - ваша память, ваша любовь, ваши души, потрянные в этом хаосе, но соединенные божественной силой как две дрожащие птицы.

Когда все вернулось к жизни?..

Этот сон был таким сумбурным и чужим, словно предсмертная лихорадка. Вокруг - одна вода, и тебя будит подступающий к горлу кашель из-за разодранного песком горла. Первое - наслаждение от воды после долгой засухи. Второе - боль между лопаток. Холод и ткань чужой одежды, чужие руки зажимают рану. Но становится легче: зелье дарит успокоение в сочетании с холодной водой.

Вокруг - песчаный, серо-золото-коричневый туман, на который практически невозможно смотреть. И Керастес мешает сделать это, прижимая твою голову назад, к себе и воде. Орфей, и тот свернулся клубком на берегу. Вода была полна песка, но снаружи - еще хуже, нужно было просто переждать. Она закрывает глаза и обхватывает тебя, противореча сну: все наоборот.

Кажется, что это ты, а не она, тянешь на дно. Но объятия, вода, музыка заместо бури в ушах - они успокаивают, усыпляют, как тепло чужой кожи. Темнота приходит снова.

*** 2 часа назад ***
Свет ослепляет огненно-красным, спина горит огнем, песок набился всюду, солнце ни капли не согревает на фоне прохладного ветра, только лишний раз прохладный ветер раздражает рану, кем-то перевязанную. Ты помнишь, как получил ее, хотя пока не слишком ясно. Был полдень, а теперь - закат, и обрыва не видать.

Для пустыни здесь слишком холодно. Кто-то накидывает высушенную одежду, прислоняет к теплому оперенному боку урчащего зверя, закрывает от ветров остальной одеждой и садится рядом. Поит чем-то мерзким на вкус: когда ты не хочешь - вливает эту мерзость в тебя силой. Потом по куску запихивает в рот гадкую еду. Кажется, что тебя стошнит. Но желудок отзывается только удовлетворенным молчанием.

Зверь сворачивается клубком, и ты оказываешься заложником его сильного, теплого тела. В темноте крыла, в тепле перьев и чужого присутствия, с ощущением опасности и тревоги.

Ты вдруг четко осознаешь: эту ночь можно и не пережить.

*** в лагере у оазиса, настоящее ***

Аркамэ заметно обеспокоена странным поведением Тиа: на ее лице застывает удивление. Конечно, это не укрывается от Карбьера, да и фелид не думает скрывать свое замешательство. Все же караван для нее - семья. И тем беспокойней, когда в ней что-то идет не так.

К ночи маг, отправленный в пустыню, возвещает, что никого поблизости и не было. Обеспокоенных пропажей оказывается не так много - больше шепотков о том, что "сбежать - единственный выход" и ничего странного, так как и у Аст, и у Тиа не было родственников. Думать о сохранности друзей приходится только Карбьеру, и шаманка принимает его без вопросов.

Аркамэ выслушвивает его в молчаливом напряжении, барабаня тонкими пальцами по настилу шатра. Ей тоже это не давало покоя, но где ответ?

- Не стоит подозревать нас, ибо мы - друзья, если Аркамэ оказывает щедрые услуги. Я знаю Тиа очень долго, еще с его бытия котенком... но знаю так же о его привязанности к Аст... - она заминается, словно это - не самая приятная тема. - Я думаю, он слишком взбудоражен из-за нее. Ритуал на носу, вся эта подготовка и странные слухи не придают уверенности, а молодые люди любят преувеличивать. Но чтобы причинить зло случайным людям? Это слишком на него не похоже... только если у вас от Аркамэ нет тайны, способной пролить свет. Предсказания духов слишком сумбурные, я ничего не могу понять: они волнуются, но отчего?

Она хмурится, силясь понять их странные послания, но все без толку - это было так сумбурно и страшно, как будто духи и рады, и напуганы единовременно. У них нет настроения общаться с шаманкой - есть что-то куда более увлекательное. Даже увлекательней прошлых обид.

- Я не думаю, что идти в пустыню сейчас - хорошая затея. Ночь нужно пережить на месте, им и нам. Я задержу караван чтобы подождать столько, сколько возможно, но... Я не могу понять, что с Тиа, это так на него не похоже: приглашать гостя в патруль без ведома старшего, исчезать, хотя он лучше остальных ориентируется в пустыне...

В ней впервые нет уверенности, словно брат учудил что-то странное против воли сестры и теперь она сама не понимает, как быть. Караван был одной семьей, и в ней редко случались подобные потери.

Хвост Аркамэ совершает новый беспокойный круг. Как это, беспокоиться, когда не можешь видеть лица своего собеседника или вины в глазах друга? Когда глаза твои, духи, решают сыграть в "мы ничего тебе не расскажем"? Было страшно. И еще страшнее оттого, что она допустила подобное своим опрометчивым решением: позволить Аст совершить последний путь вместе с караваном.

- Это жертвоприношение, как и все другие ритуалы особой, потусторонней силы. Мы создаем могущественный дух, и он скроет наш город от глаз посторонних, убережет его от чужих ног и оружия. - кошачьи уши прижимаются к макушке, но вовсе не от страха, а с каким-то неведомым сожалением, будто вовсе не Аркамэ предстоял выбор жертвы. - Духи требуют жизнь Аст, ибо жизнь ее оборвется. Такова судьба, этого не изменить чужой кровью или побегом, если это задумал Тиа. Но дома ее жертва, ее непрожитая жизнь, послужит безопасности тысяч других. Хотя толку, что Аркамэ поясняет такие вещи, все ритуалы кажутся галатейцам жестокими по природе, вы не понимаете из важности на земле, которая не балует нас плодами и уничтожает войной. Мы не пережевем нового нападения: скоро зверолюдам будет некуда вернуться.

Это был вопрос жизни и смерти. Настоящей смерти, а не предполагаемой подделки, иллюзии самовнушения Аркамэ или вождей. Им ни за что не восстановить город, но могли ли они позволить ему пасть окончательно, оборвать связь с представителями своего народа по всему миру и, в конце концов, явить этому миру свои секреты?

Аркамэ не может уснуть, и они оба проводят ночь у прохладного озера оазиса, под пристальными, обеспокоенными взглядами торговцев. Что изменилось с момента перехода через каньон? И что изменится с тем, что благодаря фляге и их сделке Аркамэ останется жива? Понятно, как все выглядело для Аст и искренне опекающего ее Тиа - как убийство во имя неизвестного, как невинная жертва, чьим будущим они готовы пожертвовать...

Но разве сам Тиа не пожертвовал будущим другого существа?

- Я знаю, что это крайне неприлично, но в пустыне мы не интеллегентные сэры и леди, Карбьер. Если твои друзья вернутся в целости, если все так плохо, как мы думаем, хотя видит Луна, мне гадко помыслить о таком предательстве, не позволь им убить их. Я сделаю все, чтобы помочь вам, но мы не можем потерять Аст - ее смерть благословит ту землю, на которой она погибнет... и не приведи Луна, чтобы это были джинны. - ее взгляд - совершенно серьезен, это и вправду вопрос особой важности. Этот континент был им чужд и о проблемах его жителей вся компания заботилась мало... но не сами жители. Неужели смерть одной полукровки могла преломить ход затяжной войны в пользу джиннов?

Благословение ли это, или проклятие - прожить короткую жизнь чтобы стать почвой для будущего?

Она молчит до самого рассвета. Звезды алмазами рассыпаются над их головами, а прохладный ночной ветерок никак не напоминает о буре, бушевавшей здесь всего несколько часов тому назад. Мир перемен и мир измен, сколько лиц он скрывал и сколько смыслов держал за линией видимого горизонта?

Пробуждение дается Аунару нелегко, песня нехотя остается позади, она прилипает к нему и удерживает на границе, наливая веки свинцом. Но проходит несколько минут, и ее чары отпускают веки, чей-то голос смолкает, а реальность встречает полной тишиной и новой порцией жидкости, которую приходится пить самостоятельно. На вкус - полная мерзость.

Холодная ткань стирает пот со лба, а взгляд встречается со спокойными янтарными глазами супруги. Она была спокойна. Слишком спокойна, как змея, что замерла перед прыжком. Этот взгляд не обещал ничего хорошего. Все плохое просто было отложено на потом. Сейчас в ней зудело только беспокойство.

Он встает, но почти сразу ложится обратно на теплый бок Орфея. И рассказывает о том, к чему у Керастес до этого момента имелись только догадки.

- Не пытайся встать, еще рано. Тиа вручил мне всю сумку с зельями. Очевидно знал, что мне предстоит обнаружить, ха. Или надеялся, что уже не найду. - язык пробегает по сухим, обветренным губам, после чего она улыбается краешками губ. - Такое "гостеприимство" не может быть забыто.

Такого она не может простить. Пожалуй, доброты было достаточно для одного каравана мерзости, что разродилась после ухода хозяев. Можно ли принимать их за разумных созданий, способных на сострадание? Керастес больше не готова терять своего, только отнимать чужое чтобы компенсировать уже потерянное. Но сегодня его жизнь оказалась ближе к черте Врат, чем когда-либо, и если бы не эти зелья - случилась бы еще большая беда. Да только вот кто ее учинил?

Вторая часть разговора из уст Аунара заставила ее задуматься о том, не в бреду ли все еще супруг.

- Я ничего не пела. - просто отвечает она, не возвращая улыбки, и это правда. Откуда вообще здесь можно слышать голоса? Орфей храпит на половину пустыни. - Ха, нашла. Откопала, можно сказать, а нашел тебя наш пернатый засранец. Раз ты так связно говоришь, значит идешь на поправку, это хорошо.

Она стирает рукавом пот с собственного лба, после чего прислоняется к боку грифона тоже. Буревестная ничего не говорит о планах или мести, все это сейчас кажется не столь важным. Не важнее его жизни.

- Мы сможем двигаться к Карбьеру только через несколько часов, используй это время для отдыха. - рана должна хотя бы немного закрыться чтобы сесть на грифона, но они просто обязаны выйти до наступления рассвета... иначе солнце просто уничтожит их за день, без запасов воды. - Наши деньги и руки, запачканные кровью, далеко не уйдут.

Все смешивается, приобретая незнакомые оттенки: алая ярость, белая тревога и желтая обида создают свой загадочный танец под названием "месть". Это слово ей удивительно хорошо знакомо, его помнят ноги и руки. С чего бы вдруг? Приходилось ли ей мстить, по-настоящему, до смерти обидчика?

Керастес не помнила.

Но сейчас - хотела всем сердцем, жаждала этого. Потому что эта потеря не стоила бы денег, золота, даже жизней целого каравана будет мало, чтобы окупить ее страдание. И что могло бы случиться, не приди она вовремя? Не знай она пустыню?

Зелья неизбежно заканчиваются, и остается только ждать с верой в то, что пустыня не решит чего-либо выкинуть.

- Ты жив, и это главное. И если он жаждал смерти от рук мстящего, он ее получит. Я не позволю им уйти. - с едва заметной улыбкой говорит Буревестная, осторожно убирая светлую прядь с лица супруга. - У Смерти сладкий голос, не слушай ее. Лучше я спою тебе настоящую колыбельную, а если во сне опять запоет - заткни голосу рот.  

Она прислоняется к боку Орфея рядом, смотрит на звездное небо, пытаясь обрести устойчивое убеждение - Аунар будет жить. Керастес шутила, улыбалась и не давала понять, что что-то может быть не так. И все действительно было в порядке. Оставалось лишь молиться, но Буревестная не говорит, что тихий напев - не колыбельная, а молитва. Всегда нужно верить во что-то более надежное, чем ее молитвы - даже колыбельная успокоит сильнее, чем отсутствующий ответ мертвецов.

Язык песни все равно ему неведом, он шипит и перетекает в слова, словно настоящий песок. Только несколько слов, сохранивших сильный акцент подлинного, родного ее языка, складываются в знакомые предложения, убаюкивают и успокаивают, словно древнее напоминание о том, что жизнь преодолевает все. Сегодня сложно даже представить, что тысячу лет тому назад были те, кто мог просто наблюдать за звездным небом с песнями на устах, что они тоже чувствовали и не знали многих вещей, хотя жили бок о бок с теми, кого нынче зовут богами.

Во сне тоже звучит песня, только вот теперь она стала намного тише, осталась где-то в углу, откуда ее придется доставать. Кажется, что Аунар задремал только на пару минут, но вот уже его тормошат за плечо, призывая проснуться. Небо изрядно пробледнело, но воздух был пока еще холодный.

- Нам пора. Обопрись на меня. - она подставляет плечо и помогает встать. Каждое движение все еще сопряжено с болью, но двигаться резко - себе дороже, рана только недавно закрылась. Буревестная призывает делать все медленно. Орфей надобностью куда-то идти недоволен: фыркает и клекочет, хочет уже набить желудок перед приходом жары, и Керастес его тихо успокаивает, помогая Аунару сесть в седло. С тем, как двигался их пернатый друг, ложиться было не слишком надежно.

Она хорошенько затягивает бинт на ране и дополнительно обвязывает ее своим плащом от песка, прежде чем сесть впереди.

- Держись покрепче, голова может закружиться и лучше не совершать подвигов. Здесь буквально час бегом, но может поплохеть. - обеспокоенно говорит архаас, поднимая поводья и тихим свистом отдавая команду двигаться. Сначала медленно, постепенно Орфей приловчается к бегу по песку и уже довольно бодро скачет в направлении оазиса, в котором должен был остановиться караван.

Предали ли их все? Или только Тиа с Аст? И что тогда с Карбьером? Эти мысли не давали ей покоя всю эту бессонную ночь, но... ее братец не доверяет своих товаров плохим людям, чутье у него добротное.

Они проводят ночь в бессонном молчании, и только ближе к рассвету, когда они обращают взор к пустыне в безмолвном ожидании, Аркамэ вдруг говорит:

- За предательство платят кровью шамана. Если мои друзья предали твоих и они не вернутся - ты должен лишить меня жизни за мои ошибки. Таков закон.  - дрожь ее практически не заметна, а вот волнение - еще как. Аркамэ была мудра, но юна, она явно не ожидала от своих друзей такого подвоха, такого страшного предательства.

Проходит час. Караван постепенно просыпается.

Проходит второй час. Рассвет уже начинается, солнце выглядывает из-за горизонта, вынуждая Карбьера отвернуться. Со стороны фургонов пахнет чем-то вкусным на завтрак.

На третий час вдалеке виднеется точка, вынуждающая Аркамэ тихо воскликнуть "О!". Мираж или правда? Солнце поднималось все выше, а фигура была еще ближе. В конце концов, она набирает темп, раскрывает крылья и парирует с бархана к ним, укрываясь в благословенной тени.

Керастес вся в крови и грязи, в ее глазах такое бешенство, словно кто-то должен умереть здесь и сейчас чтобы успокоить ее. Аунар же, кажется, снова без чувств.

- Где. Твои. Друзья. Кошка. - чеканит каждое слово Керастес, не обещая ничего хорошего.

Ей не нужно ничего говорить: было и без слов понятно, что Керастес не оставит все вот так. Однако, она не торопилась обратно в пустыню, в погоню за их деньгами и местью. Нет, что-то другое уже было у нее на уме. И как бы это "что-то другое" увязалось с просьбой Аркамэ никого не убивать.

Хуже обиженной ведьмы бывает только ведьма, в голове которой были тысячи древних проклятий, в которых и разобраться-то ныне никто не сможет. К чему тратить силы теперь, когда все случилось? Она выждет, подготовит благодатную почву... и тогда нерадивые беглецы сами будут искать их. Упрощать задачу она им, конечно, не намеревалась.

Прикосновение брата, не без помощи магии, успокаивает ее злость, оставляя в голове холодный расчет. Сжить их со свету - что могло быть проще? Особенно с учетом того, что Буревестная обзавелась несколькими вещицами Аст. Но пока стоило отдохнуть, потому что даже ноги держали ее с трудом, дрожа от избытка нагрузки. И ведь большую часть пути им довелось пройти с грифоном: позорная слабость!

- Да, позаботься о нем... это единственное, что спасет шаманку. Таков закон пустыни. - или не только пустыни, если судить по долгому взгляду, которым одаривает брата Керастес. В нем не было ярости, но было что-то другое. Усталость, как будто все это - одно и то же, как будто мир постоянно отбирает то, что она ценит. Не мужа, так брата. А когда никого вокруг не остается - пытается поживиться ее жизнью тоже.

С момента кражи дневника это первый раз, когда подобное выражение снова появляется на ее лице.

Это выражение передавало то, чего она никогда не произнесет вслух. Нечто ужасное и, вероятно, куда более глубокое для тысячелетней фэйри, чем для человека, который способен легко озвучить подобную мысль в порыве печали. Этот ее взгляд был ключом ко всей ее безрассудности, ко всем ранам, которые она неосторожно получала.

Керастес Буревестная просто хотела умереть.

И может ли быть, что кража дневника только лишала ее возможных барьеров, последних ограничений в этом желании? Или то, как это чувствовала Керастес - это неизбежность? А может этот взгляд было просто спутать с чем-то другим. Она, в конце концов, никогда не давала и намека на подобные мысли. Вероятно, дело просто в том, как сильно ее утомило это путешествие.

Она ничего не говорит, взгляд становится прежним: раздраженным больше, чем усталым. Проследив за тем, как Аунар скрывается в шатре, она идет к озеру в центре оазиса, сбрасывает одежду и смывает с себя всю грязь. Зверолюды опасаются, стараются держаться подальше, и Керастес не горит желанием с ними сталкиваться. Сейчас ее обида слишком сильна.

Песок забился в раны на ногах, поскольку от неудобной обуви пришлось избавиться - она постоянно застревала в песке. У нее уходит немало времени на то, чтобы почистить все царапины как следует, архаас едва не засыпает за этим занятием, но берет себя в руки, меняет одежду и отправляется в телегу вздремнуть.

Сон в этом месте утратит былую крепость, это уж точно.

Как бы Аунар не старался храбриться, а рана на его спине совсем не выглядела чем-то "нормальным". Она успела подзатянуться под воздействием зелий, но совсем не утратила серьезного вида. Аркамэ вздыхает, ощупывая края прохладными подушечками на пальцах. Она не дает понять, что все плохо, но всем, кроме Аунара, это было очевидно.

В него стреляли чтобы убить, а не чтобы задержать. Что еще могло заставить Тиа стрелять в упор из такого опасного оружия? Порох подсказывал Аркамэ, что история не так проста, как могло показаться: откуда ему взяться? Во что ввязался ее брат по каравану и какова цена такой неожиданной жестокости? 

Стоила ли жизнь Аст другой, ни в чем не повинной жизни? Ответов на эти вопросы, роящиеся в голове, шаманка не находила. Она приносит чистой воды, толчет травы и помогает знахарке в приготовлении мази. Времени было не так много: вот-вот солнце завладеет небосводом и каравану придется идти вперед, чтобы добраться вовремя до другого оазиса и не остаться на произвол судьбы в пустыне, как случилось с Аунаром и Керастес.

Если бы не зелья, которые Буревестная добыла неведомо откуда, эльф был бы мертв.

И тут Карбьеру открывается обратная сторона их тотального невезения: каким-то странным образом, они все еще живы, несмотря на все злоключения нескольких периодов, проведенных вместе. Что это еще, если не удача? И не подведет ли его собственная в попытке залатать эту жуткую рану, чтобы облегчить другу боль?