[indent]Не более года прошло с того дня, как Тцуки подобрали с сырых улиц родины; не более года прошло с того дня, как Тцуки научилась тому, что никогда бы не стало известно ей, если бы не человек, который сейчас безучастно шел рядом. Учитель, по природе своей, человек более благоразумный чем Воробей, едва ли перешагнувшая второй десяток годов. Ренгоку цеплялась за остатки своей человечности, которая была сокрыта под слоями напускной грубости и попыток защитить себя от зла извне, шипела и выпускала когти, даже когда на то не было причин. Теперь все иначе. Плохие воспоминания покидают ее, каждый раз давая дорогу новым, хорошим, пускай и не всегда честным, и красивым. Такие истории не расскажешь внукам, такое хранят глубоко в сердце. Наверное, Калтэй был одним из немногих светлых пятен на длинной канве темного шелка, именуемым ее жизнью. Редкий нагоняй цубой меча по спине явно не сравнится с той бесконечной мудростью, которая хранилась в его душе. Но всему свое время.

[indent]Деревенька была небольшая, с десяток домов, узкими улочками между теми и неприветливыми людьми. Грязь под ногами неприятно чавкала, аккурат после дождя. Воздух, благо, не был спертым и дышалось свободно, а значит дорога обещала быть приятной. Шум дороги и влажной земли перебивался редкими разговорами, ранее утро не было порой для длинных диалогов, особенно, когда спалось так себе. Тцуки обычно ловко шныряла между проходящих мимо людей, попутно о чем-то рассуждая, вертелась как угорь на раскаленной сковороде, и этот раз не был исключением. К утренним делам поспевали деревенские, покидали свои дома и шли по улицам, становилось чуть более оживленно. Ренгоку увлеченно болтала о лапше, которую когда-то ей готовила ныне покойная мать, то ли дело рассматривая окружающих ее людей, словив на себе пару неспокойных взглядов. От бодрого шага массивный лук бил ее по спине и ногам, но было вовсе не до того, речь же шла про кисло-сладкий соус, который так ценился в ее семье. В принципе, вид вооруженных причудливыми мечами и луками людей, наверное, вызывал не только неподдельный интерес, но и вполне рациональный страх. Тем не менее, настрой был более чем добродушный: перекинуться парочкой слов на местном рынке, пополнить и без того скупое продовольствие, может найти, где переночевать и двинуть дальше, на встречу ветру. План запомнился нею просто, пункты-то можно пересчитать на пальцах!

[indent]- Ма говорила, что еда должна с душой делаться, эх! – странноватым акцентом ознаменовывался ее голос, а лицо озаряла слишком-уж-довольная улыбка, - Готовка она ж, стало бы, как дело военн…

[indent]Тцуки затихает в тот момент, когда глухой стук выбивает из ее легких воздух. Не внимая по сторонам, вертясь как белка в колесе Ренгоку грубо вмазалась в стоящего на ее пути крепкого мужчину. Для нее не было в новинку то, что любой проходящий мимо в сколько-то пальцев выше нее, но в этом случае ей даже пришлось вскинуть глаза в гору, недовольно упираясь руками в свои боки.

[indent]- Ты че творишь, мелочь? – хриплый бас режет уши, заставляет неприятно поежится и отпрянуть, все еще не покидая горделивой позы. Сейчас бывшая беспризорница обязательно выскажется. Даже год не смог изменить в не одного - Воробей не из молчаливых, не из сдержанных и вежливых. Сама себе на уме, болтает как вздумается, а оттого и частый нагоняй. Весьма заслуженный.

[indent]- Тч, сам ты мелочь. – безмятежная юность бурлит в ее жилах, рядом с огненным характером, который не позволяет то промолчать. Тцуки бросает взгляд то на сельского, то на учителя, хмурит брови. Они оба вот-вот вспыхнут, готовые сорваться на словесную (или не очень) перепалку. Мужчина делает шаг вперед, недобро рассматривая ту исподлобья, Тцуки не отходит, сжимает пальцами рукоять ножа на бедре. О каких извинениях тут может идти речь?

[indent]Тцуки сжимает кулаки так, что костяшки белеют, старается сдержать внезапный порыв. Ей хотелось бы уметь быть спокойно, хотелось бы соблюдать нормы приличия, но увы. Многолетний опыт среди низших мира сего нельзя было просто смыть речной водой, скрыть под дорогой одеждой и ухоженным лицом. Тцуки здесь, Тцуки пять лет назад, Тцуки каждый день – одно и то же, наглый разбойник, который лишь пытается исправится. И в этом нет ничего постыдного, ведь заглядывая в ближайшее будущее можно сказать, что иногда ее наглеж будет весьма вовремя. Но не сейчас.

[indent]Если стоять уж слишком близко у ней, то можно расслышать кроткий скрип ее зубов, так сильно она старалась держать себя в руках. Нет. Ренгоку больше в свое жизни не любит, когда ее называют мелочью, когда над ней потешаются, терпеть в этом случае становится на уровень сложнее. Еще шаг вперед и Тцу закидывает голову вверх, почти встречаясь лбом с твердой ключицей; она смотрит, пристально, дотошно, даже не думает отводить полный ненависти взгляд. Пускай терпит или нападет первым, тогда это не считает за ее вину, она всего лишь защищалась. А самозащита, как известно, благое дело.

[indent]- Чего уставилась, вали давай. – островитянка морщит нос, и все же делает шаг назад, несмело. Вязкая земля играет вовсе не в ее пользу, и нога проскальзывает вперед, аккурат на ногу здоровяку. Тот хмурится еще сильнее обычного, ощущая резкую боль и хватает коротышку за шиворот, поднимая на свой уровень. Ренгоку не сразу понимает в чем дело, когда почва уходит из-под ног, а уж тем более, когда ее лоб встречается с чужими пальцами. Мужчина щелкает ее по лбу, не слабо, но и не слишком сильно, как-то по-доброму. Любой другой бы уже стушевался, поумерил пыл, но увы Тцуки была не из тех.

[indent]- Эй, отпусти. – извернувшись, как только можно, девчушка пытается схватить того за локоть, но выходит так себе. Застыв на месте-таки, она переводит взгляд на учителя, которому, скорее всего, действительна смешно от такого зрелища. Болтая ногами в воздухе, Ренгоку тяжко вздыхает, поднимая глаза, - Ладно, извините, ау.

[indent]Оказавшись ногами на стабильной земле Тцу пару раз, топает по ней, отряхивает хаори и смотреть прямо на Калтэя, помотав головой пару раз. Ей невероятно стыдно, необъяснимо почему-то. Неужели она могла вот так опозориться перед человеком, которого считала чуть ли не вторым отцом? Неужели она могла так просто испортить и так сомнительное мнение о себе? Девушка в очередной раз вздыхает и отводит взгляд, краснея до кончиков ушей. Не решаясь заговорить об инциденте, Тцукири решает, что самое время двинуться далее от обидчика, может это отвлечет от недавнего позора, иногда бросая короткие взгляды на молчаливого спутника. Теперь-то она не такая болтливая, когда ей так легко дали урок.  Ее все еще крепко держат за воротник, не давая уйти, а хриплый бас громко раздается у нее над головой.

[indent]- Чья детина, чего не уследили?