Под пальцами Катарины шелестели струны лютни - без красоты и мелодии. Четкий ритм. Отработанное упражнение, повторяемое снова и снова - как часы, точно, доля в долю. И снова - чуть быстрее. И еще - постепенно ускоряясь, пока не запорхали по грифу с быстротой и ловкостью, которую дают лишь постоянные экзерсисы.
Она едва ли задумывалась об упражнении, предоставив рукам двигаться самим по себе, набивая мышечную память. Мысли ее были далеко.
За узким стрельчатым окном ее комнаты смеркалось, и снег, пушисто укрывавший изящные игольчатые шпили башен Консерватории, становился из белого синеватым. Короткий зимний день, еще час назад сиявший россыпью искр на сугробах, отгорал быстро.
На душе у Катарины было так же стыло и ветрено, как и за стенами замка.

Два месяца - с тех пор, как Лакс отослал ее назад в Консерваторию, и с того момента больше не появлялся здесь сам. Два месяца с тех пор, как она перестала быть посвященной в дела древнего дракона, перестала быть любимой и доверенной ученицей. Она считала - поначалу каждый день, упрямо стиснув зубы и веря, что он сменит гнев на милость, и страдая от бури собственных эмоций, как только может страдать семнадцатилетняя, втайне влюбленная в собственного наставника девчонка.
Затем - все отчетливее понимая, что этой перемены от него ждать не приходилось. Либо он настолько сильно обозлился на нее, либо - попросту забыл, увлеченный своей бесконечной миссией, своими постоянными путешествиями... да попросту забыл, как беспечный человек на его месте мог бы забыть об оставленном дома котенке.
Ни одна из этих версий не была легче.

Днем отлично получалось отвлекаться - желая забыться, Катарина с головой бросалась в учебу, стремительно догоняя соучеников, вызывалась играть в стихийно собираемых ансамблях, участвовать в поэтических состязаниях, танцевальных вечерах и прочей творческой деятельности, которой так и кипела Консерватория. Благо, недостатка в желающих пообщаться с легендарной ученицей Лакса, таинственной рыжеволосой Катариной, прибывшей из загадочного путешествия в компании самого настоящего дракона, не было.
Ее постоянно окружали люди, и она сама не заметила, как из застенчивой девочки, впервые попавшей к Соловьям прошедшей весной, превратилась в одну из самых популярных и далеко не самых бесталанных учениц. Природный дар, помноженный на работоспособность, помогал.
Но вечерами, оставаясь в своей комнате в компании безмолвной, сонной из-за короткого дня Нирмы, Катарина снова и снова прокручивала в голове все произошедшее, с каждым разом растравляя воспоминания. Так некоторые расковыривают подживающую ранку в странном желании удостовериться, что она все еще тут, до сих пор.
Больше не было путешествий и захватывающих дух историй. Не было поражающих воображение подземных храмов и пронзительно-красивых, до слез, эльфийских лесов. Не было неожиданных шуток и долгих рассказов, которыми в изобилии потчевал ее Лакс. Не было его одобряющего взгляда и бархатного голоса, напевавшего случайную балладу или только что придуманную мелодию.
И она скучала - как могла бы скучать по единственному близкому человеку, оставшемуся у нее.

Катарина отложила лютню лишь тогда, когда пальцы начали ныть. Потрогала кончики пальцев левой руки, ставшие плотными и куда менее чувствительными, чем прежде. Вздохнула, отложила лютню, размяла затекшую шею.
Нирма, приподняв узкую треугольную голову, недовольно покосилась на нее. Пригревшаяся рядом, бок о бок, драконица, была недовольна тем, что Катарина изволила пошевелиться.
- Прости, - девушка, наклонившись, коротко чмокнула зажмурившуюся Нирму в макушку и выпрямилась, заправив за ухо прядь волос.
Себилла уже должна была ждать ее в читальной комнате - они договаривались вместе искать материалы к следующему занятию у Нарашша: зверолюд обожал ссылаться на информацию об известных актерах и постановках прошлого.
Был бы здесь Лакс, не потребовалось бы сидеть в библиотеках. Лакс видел своими глазами и помнил все, что касалось таких постановок, а некоторые из них организовал сам...
Не думать про Лакса. Не тыкать пальцем в заживающую болячку.
Она стянула на плечах теплый яркий платок - несмотря на камины и огни, зимние сквозняки делали коридоры замка холодными и стылыми, - вышла наружу, аккуратно прикрыв дверь. Где-то в переходах еще звенели голоса юных соловьев, но Консерватория постепенно готовилась к неторопливому зимнему вечеру.
Катарина тихо спустилась по винтовой лестнице, завернула за угол - и нос к носу столкнулась с женщиной. Очень и очень знакомой женщиной, которую никак не ожидала здесь увидеть.
- ...Гаэхель?!

Почему-то первая мысль Катарины вовсе не была удивленной - память машинально отреагировала на знакомое лицо, а не на причины, по которым Гаэхель могла здесь оказаться. И лишь потом проснулся разум.
- Ты... откуда здесь?.. - выдохнула Катарина, отступив на шаг назад и удивленно разглядывая девушку.
Убийца была одета в форму прислуги Консерватории - скромно, неброско, практично. Тот, кто не знал ее в лицо, мог бы и не заподозрить ничего. Но бывшая жрица прекрасно знала, что просто так Гаэхель бы здесь не оказалась.
Она же служила Лаксу - официально перешла к нему на службу в качестве телохранителя. Неужели это он...
- Твоя драконица не говорила, что я захаживаю в твою комнату?
- Что?.. - вот теперь Катарина начала понимать. И то, что она понимала, ей нравилось все меньше. Особенно, когда Гаэхель - все так же небрежно, насмешливо, спокойно, - начала говорить о проверке ее спальни.
- Так ты следишь за мной?! - она почувствовала, как вспыхнули щеки, а следом за ними - и уши. Лакс! Лакс приставил убийцу за ней присматривать. И Нирма, даже Нирма знала обо всем!
Только она сама, как дура, ничего не подозревала. Ходила училась, тренькала на лютне, страдала в одиночестве, думая, что никто не видит, даже написала несколько робких, полных наивных нежных слов писем, которые, впрочем, никуда не отправила.
Видела ли Гаэхель эти письма?
При мысли об этом ей стало по-настоящему дурно, даже голова закружилась.
- Да как ты смеешь?.. Да как он смеет! - Катарина стиснула руки на животе в плотный, до побелевших костяшек, замок. - Он велел тебе обыскивать мои комнаты? После того, как сам отправил прочь, словно ненужную...
Она осеклась и порывисто развернулась на каблуках.
- А ну, пойдем, - голос сорвался на шипение. - Пойдем...

Ее не очень заботило, следует ли за ней убийца вместе с постельным бельем. У нее все еще пылало лицо - от гнева, смущения и какой-то доли странной, почти детской обиды.
Катарина распахнула дверь в комнату, заставив снова задремавшую Нирму удивленно и укоризненно подскочить.
- Ты тоже все знала! - напустилась на нее девушка, скрещивая руки на груди. - Знала, и ничего мне не сказала!
Почему-то это было обиднее всего. Она думала, что уж Нирма-то будет на ее стороне.
Желтые глаза драконицы насмешливо сощурились.
Неужели глупая человеческая девчонка думала, что фамильяр пойдет против воли настоящего дракона? Последнего настоящего дракона из ныне живущих?
- Если тебе велели обыскать мою комнату, можешь делать это при мне, а не таясь, - Катарина стиснула зубы и с вызовом уставилась на Гаэхель. - Что еще он приказал тебе делать? В чем меня подозревает?
В этот самый момент кроткая, робкая жрица Луны была сама на себя не похожа - серые глаза горели, волосы разметались по плечам, и ни поза, ни движения не были по обыкновению плавными и сдержанными.

Злость Катарины, столь несвойственная юной жрице, медленно перекипала, переплавлялась - в холодное, упрямое противодействие. Она видела - по взгляду убийцы, по ее жестам и позе, - слышала в тоне ее голоса, что Гаэхель презирает ее.
То, что сама Катарина считала собственной силой, новая телохранительница Лакса, - а может, и ее самой, получается, - называла слабостью. Глупой, наивной юностью.
Что ж, может, Катарина и была наивна и глупа, но юность, порождающая эти недостатки, проходит со временем. А вот бессердечие - пройдет ли?

Гаэхель знала, куда бить. Надеялась устыдить ее, дать ей понять, что Катарина перестала считать прислугу людьми, стоящими ее внимания. И она, возможно, и вправду перестала, увлеченная своей собственной тоской и стремящаяся потопить ее в делах. Но в любом случае, Катарина понимала: не Гаэхель обвинять ее в отсутствии человечности. Точно не ей.
И чем больше убийца говорила, тем плотнее сжимались губы жрицы. Она настороженно следила, как новая союзница Лакса ловко, привычно обшаривает ее вещи, проверяет уголки и выемки, смотрит под столом и под кроватью. Имей Катарина привычку оставлять свои личные, - а подчас и интимные! - предметы гардероба где попало, сейчас бы ее до ушей покрывала краска. По счастью, детство в приюте приучило к строгим, до автоматизма вбитым порядкам.

- Ты же знаешь, что мне не хочется слышать о твоих убийствах, - тихо выдохнула Катарина, когда женщина из Левиафана закончила, и взглянула ей прямо в глаза. - Что мне противно насилие, и меня отталкивают люди, которые считают его единственным выходом. И все равно говоришь мне об этом. Наслаждаешься моей неприязнью или хочешь вывести меня из равновесия?
У нее ведь почти это получилось.
Катарина глубоко вздохнула - и еще раз, как учил брат Перифан. Луна благоволит терпеливым...
Только где сейчас была Луна? Как давно отвернулась от своей дочери с ее тщетными, пустыми метаниями и надеждами?
Девушка присела на кровать, устало опустив плечи, и Нирма осторожно подползла к ней, пытаясь заглянуть в глаза снизу вверх.
- Мне горько осознавать, что Лакс приставил следить за мной именно тебя, - не скрываясь, сообщила Катарина, снова подняв голову на убийцу. - Что он, зная о том, скольких ты убила людей, взял тебя на службу и велел за мной следить. И я перестала понимать, что им движет. Правда, перестала...
Это было, пожалуй, излишне доверительно, но сейчас вся тщательно выстраиваемая стена, которой Катарина отгораживалась от собственных чувств, давала трещину.
- Я знаю, что ты скажешь - что я наивна, и из-за меня умирали люди. Это не так, и если ты искала обо мне информацию, то и сама это знаешь. А еще знаю, что ты все еще боишься его, и служишь ему из страха. Тогда как я действительно хотела - и все еще хочу! - помочь ему в том деле, которое он пытается завершить. Но вот мы обе все равно здесь, - она невесело усмехнулась, - в одной лодке. И обе ни капли не чувствуем себя счастливыми.

Практичность и страх. Хорошие двигатели, но надежные ли? Более надежные, чем любовь и преданность? В конце концов, от любви до ненависти, как известно, один шаг, а порой и меньше, в то время, как практичность и страх удерживают дольше и крепче...
— Да, я боюсь его. Чего и тебе советую.
Катарина досадливо дернула плечом:
- Я его не боюсь.
И в этом была правда - но полная ли правда? Не засомневалась ли юная жрица в своем наставнике в тот самый момент, когда он отослал ее прочь?
И все же - это все равно был Лакс. Она и прежде не понимала его до конца, и эта загадка, эта тайна его личности влекла ее и тянула за собой. Затем, - как ей казалось! - она стала лучше понимать маэстро, но тайн в нем все равно не становилось меньше. Катарина догадывалась, каким образом ему удалось ускользнуть и от некромантского заклятья, и от ножей и ядов Гаэхель, но посвящать в это убийцу все еще не собиралась.
Легенды говорят о рыцарях, которые способны убить дракона. Убить в поединке, имея под рукой лишь копье и щит. Не отыщет ли Левиафан подобный способ, если узнает, кем на самом деле является Лакс?

- Ну, я рада, что присмотр за мной кажется тебе выгодным делом, - сверкнула глазами Катарина. - Ничего не имею против помощи ближнему своему. Вот только...
Она не договорила, как не договорила и Гаэхель, заметив тревожное любопытство на морде Нирмы. Обе разом умолкли - убийца быстро и ловко вернулась в шкурку горничной, тогда как Катарина, не найдя себе иного занятия, просто сложила руки на коленях, как часто делала, погруженная в молитву.
Но уж кого она никак не ожидала увидеть, так это ректора Кейрана.

- Мастер Малентир? - искренне удивилась Катарина. Последний раз она видела старого эльфа в день их с Лаксом отправления в Лосс'Истэль, и тогда он выглядел, хоть и утомленным, но вполне удовлетворенным жизнью.
Сейчас же в том, как он держался, как говорил, какое впечатление производил - во всем этом чувствовалась неточность. Чужеродная краска на холсте, лишняя нота в завершенной музыкальной фразе, недошлифованная каменная крошка в почти совершенной статуе.
Но чего Кейран хотел от нее?
Не нужно было быть гением, чтобы догадаться - это что-то несомненно связано с Лаксом. Сама по себе, в отрыве от своего наставника, Катарина мало кого интересовала.
Что ж, следовало быть собраннее.
- Конечно, я с радостью помогу вам всем, что в моих силах, - девушка встала, расправив складки на юбке, и, не оглянувшись на Гаэхель, вышла следом за эльфом.
Нирма встретилась взглядом с усталыми, в темных кругах, глазами ректора, и до того, как дверь закрылась, Катарина ощутила в своей голове ее мимолетное присутствие:
Осторожность.
Но об этом Катарина и сама уже подумала.

В крытой неостекленной галерее, пустынной, длинной, связывающей друг с другом разные корпуса Консерватории, было холодно и стыло. Катарина плотнее закуталась в шаль, но, видя, что ректор дальше не двигается, тоже остановилась. Облокотилась о подоконник, высунув руки наружу и смахнув с подоконника тонкий снежный слой. Небо уже было темным. Ветер трепал рыжие волосы Катарины и щипал за пальцы, но Кейрану словно и вовсе не было холодно. Каменная отрешенность. Безжизненное спокойствие.
Неужели и Лакс когда-то станет таким? Кто знает, чего стоит ему бороться с безразличием?
Ее снова укололо мимолетной тоской.
Катарина встряхнулась, перебросила волосы на одну сторону через плечо и выжидательно уставилась на Кейрана.
- Я полностью к вашим услугам, мастер.

Величественные и прекрасные эльфы. Столь долгоживущие, что жизнь кого-то вроде Катарины была для них не значительнее взмаха стрекозиного крыла. Прекрасные обликом и являющие собой живое произведение искусства. Мудрые настолько, что ни одна интрига не могла долго оставаться для них тайной...
И, как выяснялось, вполне способные на собственные интриги.
Катарина смотрела на ректора Кейрана, - того Кейрана, чьи пьесы они ставили на сцене, чьи баллады играли наравне с песнями Лакса, чьи скульптуры украшали внутренний двор Консерватории, а картинами были увешаны ее коридоры - и видела в нем другого эльфа. Его младшего сына, прекрасного, юного и надменного в своем неприкрытом презрении к людям.
А еще - вспоминала Лакса и его расслабленную, дружескую болтовню с древним эльфом. И чем больше Кейран Малентир оттягивал истинную причину этого разговора, настоящую его цель, тем больше Катарина убеждалась в том, что это не к добру.
Как пусты его глаза. Как печально его лицо...
- Маэстро прилагал немало усилий к моему обучению, - осторожно проговорила она ровным, хорошо поставленным голосом, по-прежнему позволяя холодному ветру трепать ее волосы и не делая попытки запахнуться в шаль или отодвинуться подальше, вглубь коридора.
К чему-то он вел.
Он считал Лакса одержимым?
- Да, - медленно сказала Катарина, не сводя глаз с лица Кейрана и силясь прочесть в его невыразительной, пустой мимике то, что крылось за его словами. - Лакс одержим... жизнью, мне кажется. Тем, чтобы познать ее всю до конца, не уронив ни одной капли. И одержим драконами. Своими сородичами, - она сделала короткую паузу. - Но разве это не в крови каждого представителя своего народа: желать соплеменникам счастья? Разве эльфы не таковы?
Праздник в честь принцессы Натиэль. Искренняя любовь, звеневшая в их песнях, читавшаяся в их лицах. Разве сородичи Кейрана не отгородились от мира ради сохранения своего маленького, внутреннего счастья?
Но Кейран явно клонил к иному.
Едва ли Лакс будет в печали, если ее, Катарины - маленькой мошки рядом с ним, - не станет...
Это ли не отражение ее последних мыслей? Это ли не то, чего она втайне боялась все эти месяцы, сидя за лютней в своей маленькой комнатке на вершине башни?
Старый эльф мог даже не читать ее мысли. Он слишком хорошо знал, о чем думают юные мошки.
- Возможно, - с горечью выдохнула Катарина, понимая, что притворяться бессмысленно. Перед другими учениками она еще могла изобразить беззаботную веселость, но не перед ректором.
- Если бы ты выбрала — остаться с насекомым или же выпуститься из Консерватории, но твой выбор был ограничен чем-то одним — каким был бы твой ответ?
Она молчала. Понимала.
- Поэтому ответь, ты понимаешь, к чему я клоню?
Холодный взгляд. Холодный голос.
Она чувствовала себя одинокой. Лишенной поддержки. И вдобавок продрогшей до костей - не только из-за ветра, но и из-за этого холода, исходившего от Кейрана.
- Думаю, что понимаю, - наконец, проговорила Катарина. - Вы... предлагаете мне выбор. Остаться ученицей Лакса или продолжить обучение в Консерватории.
Но ведь прежде ей уже предлагали такой выбор...
Но тогда рядом был Лакс, а где он сейчас?
- И вы знаете, что он... остыл ко мне, - она все же осмелилась сказать вслух то, что так долго сдерживала внутри.
И от этих слов стало еще холоднее. Будто то, что она признала это, сделало их, до этого невесомые, реальными.
- И вы хотите, чтобы я..? - Катарина вскинула на эльфа блестящие глаза на бледном лице.

Гнетущее чувство неуверенности и одиночества разбавилось новым. На этот раз - легким, едва ощутимым уколом страха.
Чего она боялась? Ведь не ректора Кейрана - эльф, при всей своей власти на территории Соловья, вряд ли мог (и, самое главное, хотел бы) причинить ей реальный вред.
Нет, Малентира Катарина не боялась. Над тем, что она чувствовала при мысли о древнем эльфе, она все еще не задумывалась.
Чего она в самом деле боялась - это того, что он вдруг окажется прав.

Что для Лакса люди, которые его окружают, действительно не дороже случайного муравья, заползшего на сапог. Что его любопытство и страсть к познанию мира выгорели за столько лет, и все, что она до сих пор видела, не более, чем привычная, наросшая за долгие годы маска весельчака и балагура-музыканта.
Или, того хуже: что за этой маской он не равнодушен к людям, но стремится их уничтожить?
Холодные глаза Кейрана Малентира почти не блестели. Сам он не сомневался в том, о чем говорил, но эта уверенность не вызывала в нем никакого интереса. Он верил, но поверит ли она - ему было безразлично.
Или не безразлично? Или все это была какая-то игра, еще один слой интриги, который она по наивности до сих пор не могла разобрать?
Испытывая целую бурю смешанных, разодранных в клочья эмоций, Катарина молча смотрела на старого эльфа, и по ее глазам он без каких-либо сложностей мог видеть главное: она действительно сомневалась. Сомневалась в Лаксе, в себе, в словах самого Малентира. Сомневалась во всем, что ее окружает, не зная, кому и чему верить.
Она коротко вдохнула, чувствуя, что должна что-то ответить... но не ответила ничего. Ее собеседник в этом едва ли нуждался.
Испытывают ли сомнения драконы, или это - прерогатива людей?

Несколько мгновений Катарина просто смотрела, как эльф уходит, и не замечала ни холодного пронзительного ветра, рвущего шаль с плеч, ни собственной сбившейся прически.
Затем резко сорвалась с места - единственным желанием было запереться в тепле комнаты, схватить в руки Нирму, заглянуть ей в глаза - одновременно мудрые, как у древнего существа, и бессмысленные, как у животного. Так, словно маленькая драконица могла бы помочь ей понять мысли Лакса, словно она могла развеять ее собственные сомнения.
Но вместо этого - едва не налетела на убийцу. Второй раз за день.
- Гаэхель! - Катарина уже почти не удивилась и не рассердилась. Если женщина из Левиафана следила за ней в комнате, кто мешал ей делать это и здесь, снаружи?
Уже через мгновение ей в голову пришла другая мысль.
- Ты связываешься с Лаксом? Отправляешь ему сообщения? Получаешь от него какие-то указания? - должна была, ведь как иначе? - Мне нужно... мне нужно поговорить с ним.
Сказала - и тут же засомневалась и в этом. Так ли нужно говорить с Лаксом прямо сейчас? Так ли она хочет задать ему вопросы, на которые он все равно не ответит?

Кто из них был в более выигрышном положении - еще вопрос. Незнание Гаэхель могло послужить для самой убийцы своеобразным щитом - как минимум, она не испытывала сейчас тех сомнений, что терзали Катарину.
Но в тот момент Катарина об этом не задумывалась.
Оглядевшись по сторонам и еще раз убедившись, что никто не может их подслушать, она резким движением отбросила назад рыжие волосы, взволнованно облизнула губы и снова настойчиво наклонилась к своей невольной напарнице.
- Нет, нет-нет, я не хочу говорить об этом Нирме. Не потому что я не доверяю ей - Нирма преданное и верное существо, но она... - юная жрица умолкла на мгновение.
Нирма слишком предана - но больше Лаксу, чем ей. Это правда.
- Я хочу понять, что происходит. Хочу знать, что именно задумал ректор Кейран, и что ему известно. Если он знает о Лаксе и о его планах что-то, чего не знаю я - мне нужно это узнать.
Только договорив, Катарина поняла, что именно это и терзало ее все это время. Незнание. То, которое защищало Гаэхель и подставляло ее саму.
Чтобы принять хоть сколько-то верное решение, ей нужно знать.
- Ты... ты можешь помочь мне пробраться в комнаты ректора?
А вот это была уже настоящая авантюра, которую вряд ли хоть кто-то ожидал от примерной и послушной ученицы Монтага. До сих пор Катарина не выкидывала ничего подобного, но именно это и было сейчас ей на руку.
При том, что комнаты старого эльфа наверняка были защищены и заперты лучше, чем любые другие покои в Консерватории. И попасть туда было вызовом не только для Катарины, но и для мастерства самой Гаэхель.

Что она надеялась отыскать в кабинете Кейрана, Катарина и сама не знала. Явно не самого Лакса и не свидетельства его пребывания в Консерватории - о том, что Маэстро прячет свои тайны иначе, она была осведомлена неплохо. Вряд ли он посылал бы ректору какие-либо письменные свидетельства, если обычно предпочитал говорить с ним с глазу на глаз.
Но что-то - Лакс называл это интуицией, - настойчиво подсказывало ей, что не просто так ректор завел этот разговор. Что-то должно было послужить причиной такого поступка.
Катарине очень не хотелось называть это словом "предательство".

Поразительно, что Гаэхель согласилась почти сразу.
Потому ли, что убийца и сама изнывала от вынужденного бездействия и повторяющихся дней, больше похожих на закольцованный сон, в котором она должна была следить за девчонкой? Или потому что ее иной задачей - которую поручил ей явно не Лакс! - была разведка действий Кейрана?
Дай Луна, чтобы это был первый вариант.
— У нас будет около часа.
- Сейчас?.. - Катарина нервно перекинула через плечо рыжие волосы, на ходу заплетая их в косу. Она думала, что у шпионки будет какой-то план, но плана у Гаэхель, как и у нее самой, явно не было.
С другой стороны - чего ждать-то?

У трех дверей, ведущих в покои ректора, Катарина притормозила и нервно огляделась по сторонам, дожидаясь, пока Гаэхель изучит замок. Остатки ее храмового воспитания восставали против этого вторжения в чужую жизнь, против этого воровства, как его ни прикрывай - она ведь планировала пробраться туда, куда ее явно не пускали.
Но сейчас все это было уже не так важно. Слишком много прошло времени, и слишком большой путь отделял ту наивную Катарину, только отправившуюся в путь вместе с братом Перифаном, от Катарины сегодняшней.
- Поторопись... - шепотом подстегнула она Гаэхель, хотя та в том не нуждалась. В ее выверенных движениях не было ни суматохи, ни спешки - так музыкант мог бы настраивать инструмент, чутко прислушиваясь к издаваемому струнами звуку и корректируя положение пальцев на грифе. Такое же дело, не терпящее спешки.
В своем деле Гаэхель тоже была почти виртуозом, как ни крути.
— Замочек-то с секретом.
- Еще бы, - Катарина тоже осмотрела замок, словно это могло хоть как-то помочь, если уж убийца не справилась.
— Выбирай, через какую комнату будем пробираться внутрь?
- А их ты сможешь открыть? Вдруг там тоже секрет, - протянула она, но все же, подумав, указала на левую дверь. По ее разумению, спальня могла бы охраняться чуть менее тщательно, чем мастерская. Все же для творца - скульптора, музыканта, художника, - его творения зачастую были куда важнее и значимее его самого, и Катарина почти не сомневалась, что Кейран тоже мог относиться к таким творцам.
Пусть ей и хотелось увидеть что-то из не вынесенных на публику его творений, но не так.
И к тому же - она отчего-то боялась увидеть, что мастерская ректора окажется и вовсе пустой. Такой же пустой, как его угасший, ничем не заинтересованный взгляд.

Пустота.
Такая же пустота, как в глазах эльфа, как в последних его работах - технически совершенных, но напрочь лишенных души, тепла и жизни. Такая же, как в его голосе, когда он рассказывал о безучастности Лакса.
Катарина оглядывалась с естественным любопытством студентки, которой выдалась возможность заглянуть в запретное. О спальне ректора не ходило таких легенд, как о его мастерской или кабинете. Будь на его месте кто угодно иной, и какая-нибудь из учениц побойчее не пожалела бы сил и времени, чтобы заглянуть не только в спальню ректора, но и в его постель, в надежде выбить для себя определенные преференции. Но с древним эльфом, - и это знали все! - такой номер не прошел бы.
Равнодушие, холод и пустота. Суровые, почти походные условия. Полное отсутствие той красоты, что так поразила Катарину в городе эльфов.
Что же не так с тобой, Кейран Малентир? Время ли так изглодало твою душу? Бесконечные прожитые годы? Или нечто иное?

— Главное ничего не трогай и смотри куда наступаешь.
- Конечно, - кивнула Катарина, слишком взволнованная, чтобы спорить или искать насмешку в словах убийцы. Ей вообще было ужасно неуютно в этой безликой комнате, и в немалой степени потому, что, как-никак, это все еще было чужое жилище, в которое она вторглась.
Остановила взгляд на музыкальной шкатулке - единственном предмете, который казался лишним во всей этой обстановке, - но почти сразу отвела глаза.
Гаэхель, тем временем, готовилась перелезать по карнизу - на высоте нескольких десятков метров над мощеным каменным двором. Катарина выглянула в окно и тут же отошла обратно. Высоты она не боялась, но при мысли о том, чтобы оказаться на узкой полоске выстуженной стены над этой пустотой ей поневоле стало дурно.
А волосы у убийцы были - загляденье. Половина студенток безуспешно бились над тем, чтобы притираниями и маслами заполучить себе такие же. Ну и некоторые студенты тоже.
- Давай осторожнее, - только и произнесла Катарина, когда убийца шагнула на карниз. Гибкое тело прижималось к стене так, словно на руках были маленькие крючья. Ветер рвал безыскусное платье служанки и наверняка путал подол в ногах.
Катарина дождалась, пока убийца отползет на достаточное расстояние и закрыла за ней окно. Быстро направилась к дверям, но, уже почти повернув ручку, внезапно услышала голоса за дверью.
Голоса и шаги.

Один из них был ей не знаком. Другой, звучный, бархатистый, определенно принадлежал Ройсу Одери - голос певца сложно было спутать с иным.
А Ройсу что могло здесь понадобиться? У покоев Малентира?
- ...тварей быть не должно, - говорил Одери, явно продолжая начатую ранее мысль. - Само создание подобного культа подрывает существующую стабильность. И создает опасный для Консерватории прецедент...
- Ереси, - весомо закончил его собеседник.
Голос был абсолютно бесцветным. Катарина умела представлять собеседника, которому принадлежал бы тот или иной тембр, но такой голос мог быть у кого угодно. Человек без возраста и пола.
- Ересь - слишком громкое слово, - замялся Одери. - Но вы верно угадываете самую суть моих опасений. Маэстро делает из нас глашатаев своей воли. Он снова втягивает в это учеников. Своими байками о драконах, своей попыткой насадить их, словно модный корсет в этом сезоне, во все дома и дворы...
- Это не просто мода, - вновь прошелестел тот, с кем говорил певец. - Это, как вы верно сказали, мой дорогой Одери, культ. Настоящий культ. Попытка создать новую религию. Или, вернее, возродить старую, во главе которой восстанет пророк - сам Монтаг.
Монтаг! Лакс и драконы. Катарина внезапно сообразила, что все это значит.
Ройс всегда не любил Маэстро, и вместе с другими преподавателями не упускал возможности вставить ему палки в колеса, но это пахло уже откровенным бунтом.
- Если Соловей лишит Лакса поддержки, пока он не успел собрать этот культ...
- Доколе у руля стоит Кейран Маллентир, Соловей будет на стороне Монтага. Но если ректор сменится на более лояльное лицо...
- Лояльное лицо?
- Молодого и талантливого, но опытного. Того, кто сможет вести за собой целую фракцию и при этом не впадать в восхваление детских сказок, - теперь собеседник Одери искушал певца. Катарина слышала эти нотки в бесцветном голосе.
Впрочем, больше она не успела услышать ничего. Попятилась назад - наткнулась на тумбу. Та покачнулась, тяжелый подсвечник и, самое главное, музыкальная шкатулка, так заинтересовавшая девушку, поехали вниз.
Подсвечник Катарина успела схватить в воздухе. Но шкатулку нет.
Та грохнулась об пол, от удара раскрыв верхнюю крышку, и по спальне тут же полилась нежная, негромкая, но в тишине отчетливая мелодия старой эльфийской песни.

- Это что?!
Катарина зажмурилась, когда оба заговорщика за дверью смолкли, но тут же снова открыла глаза и бесшумно заметалась по комнате. Она уже понимала, что если ее застукают здесь, то оправдаться не получится - слишком много она слышала.
Слишком многому стала свидетелем.
Шкатулка продолжала играть.
Оба мужчины выждали какое-то время, затем ручка на двери повернулась. Створка все еще была закрыта, но если сумела войти Гаэхель - как знать, не сумеют ли и эти?
Решение пришло быстрее, чем включился разум. Подлетев к окну, Катарина распахнула створки - и ночной ветер яростно рванул ее собственные волосы.
Похоже, придется повторить путь Гаэхель...

Ничего более безумного она в жизни своей не делала.
Под ногами - совсем крохотный просвет каменного уступа между ней и головокружительной пустотой. Высота - вид на городок при Консерватории отсюда, с башни, да еще и с небольшого холма, открывался такой, что дома в хмуром сумраке казались нарисованными тенями, а огни в окнах - далекими, едва различимыми бликами. Куда ближе казалось небо, по которому стремительно неслись крупные, тяжелые, влажные тучи, похожие на намокшие губки.
Катарина зажмурилась, пытаясь восстановить дыхание и вернуть себе хоть какое-то подобие равновесия - и душевного, и реального, настоящего. Она крепко прижималась грудью и животом к холодным камням стены, словно паук, вцепившись в них окоченевшими пальцами. Платье у нее было теплым, но от пронизывающего ветра нисколько не спасало, к тому же и волосы, растрепавшиеся от этих порывов, лезли в глаза, мешая обзору.
Под кончиками пальцев ощущалась каждая шероховатость и выщербинка - а ведь Катарина давно уже думала, что подушечки загрубели от постоянного терзания струн. Чтобы сдвинуться с места потребовалось огромное усилие воли - и еще большее усилие задеревеневших от ужаса мышц.
Она сделала крохотный шажок вперед, и тут же новый приступ страха едва не заставил ее вернуться обратно - окно в спальню она еле прикрыла и вполне могла бы взобраться назад.
Но Одери и его таинственный, опасный собеседник... что они сделают, если застанут ее там?
Нет, возвращаться было нельзя. Более того, если они сумеют войти в комнату, то как скоро заметят прикрытое окно и догадаются выглянуть наружу?

Подстегнутая этой мыслью, она сделала еще один шаг по карнизу. И еще один. Главное - не смотреть вниз.
Она все же не дракон, и летать не умеет...
Как бы сейчас хотелось иметь собственные крылья!
Медленно, такими муравьиными шажками, Катарина огибала башню - пока не увидела возле соседнего окна замершую от изумления Гаэхель.
— Ты какого дьявола тут забыла?!
Ее голос едва долетел до ушей, но лицо сказало куда больше, чем слова.
Катарина помотала головой, вновь зажмурившись.
- Там враги... - только и выдавила она, отчаявшись на такой высоте объяснить, что на самом деле произошло.
Простое понимание того, что за ее спиной возможные преследователи, заставит Гаэхель поторопиться, не дожидаясь детальных объяснений.

Отредактировано Катарина (14.11.2022 09:38)

Не так уж и высоко...
Ну да, конечно.
Катарина прекрасно понимала, насколько здесь на самом деле высоко. Черт, да ей в жизни не приходилось забираться выше и смотреть на землю почти из-под самых облаков.
Разве что в тех видениях, где она была принцессой Натиэль...
На какой-то момент реальность вдруг смазалась - картина утопающего в темноте далекого города внизу внезапно перестала быть пугающей, превратилась в нечто привычное и почти даже не тревожившее. Катарина завороженно уставилась на крохотные огоньки домов, когда Гаэхель тронула ее за руку.
Катарина вздрогнула едва заметно, и крепче вцепилась в камень. Реальность вновь вернулась на свое место, но страх отступил. Глаза Гаэхель казались огромными, поглощающими собой все пространство.
- Не сходи с уступа и сделай за мной шаг в шаг.
Бывшая жрица кивнула, облизнула пересохшие губы, и осторожно, все теми же муравьиными шажками двинулась следом за ней. О том, что кто-то может выглянуть из окна позади, она больше не думала.

Наконец, звякнула защелка - открылась она совсем легко, но вряд ли уважаемый ректор думал, что какой-то сумасшедший попробует проникнуть в его кабинет снаружи - и Катарина молча взобралась на подоконник, поддерживаемая убийцей.
Ветер остался снаружи, отсеченный от них причудливым оконным переплетом.
— А теперь говори, что произошло.
Катарина огляделась, словно выведенная из полусонного состояния - так оно и было, но, придавленная произошедшим, она не поняла магии убийцы. Кабинет выглядел знакомым, и эта обстановка заставила ее снова сглотнуть.
- Там за дверью - мастер Одери, певец. Один из главных оппонентов Монтага. И он говорил с кем-то... О ереси, о том, что Лакс собирает собственный культ и хочет использовать для этого Соловьев. И о том, что нужно сместить ректора, чтобы лишить его поддержки Консерватории, - теперь девушка говорила быстро и четко, словно сама была заправской шпионкой. Она, конечно, не была, но однажды услышанное, благодаря тренированной памяти и слуху, запоминала быстро. - Они услышали ту шкатулку в спальне и принялись стучаться в дверь...
И ведь они все еще были там - на самом деле Катарина и Гаэхель пробыли на уступе вряд ли больше минуты или двух.
- Что делать?
Она быстро оглядывалась по сторонам, пытаясь придумать какой-то план. Сообразят ли те двое, что от них ушли через окно, если сумеют войти в спальню Кейрана? Осмелятся ли вообще войти?
- На тебе платье служанки, - Катарина остановила взгляд на убийце. - Может, тебя не заподозрят?

Пожалуй, они, как никогда, были близки к провалу. Если их застукают не где-нибудь, а в кабинете Малентира - тут уже никак не отвертеться. Ничего не сделать. А в том, что их застукают, Катарина уже почти не сомневалась.
Но, на их счастье, на Гаэхель действительно все еще было платье служанки. И она все еще могла отвлечь тех, кто был снаружи.
Катарина замерла на месте, когда убийца жестом велела ей оставаться здесь. Но стоило Гаэхель выйти за дверь, опомнилась и, по привычке убрав волосы за уши, как всегда делала в моменты волнения, принялась обыскивать стол ректора.
О чем говорила Гаэхель со служанкой снаружи - повезло, что Одери и его таинственный собеседник удалились за минуту до этого! - Катарина не слышала. Она быстро перебирала педантично сложенные ровной стопкой бумаги - никакого беспорядка в вещах эльф не допускал, и действовать приходилось крайне осторожно. И без того она уже прокололась со шкатулкой...

Хорошо, что брат Перифан обучил ее читать - не медленно водить глазами по строчкам и шевелить губами, как это делали малограмотные горожане, тщательно прожевывавшие каждый смысл прочитанного слова, а сразу охватывать взглядом полстраницы, вычленяя смысл. Обучение в Консерватории лишь отточило этот навык, и теперь беглого взгляда на документ девушке уже вполне хватало, чтобы понять, стоит ли вчитываться внимательнее.
Отчеты по расходам. Длинная жалоба от кого-то из преподавателей на нехватку места в аудиториях для воплощения всей грандиозной масштабности исполняемого проекта. Письмо из Эльмондо с нижайшей просьбой прислать лучших менестрелей для бала королевы.
Не то. Не то. Не то...
Она оставила бумаги, лежавшие на виду, выдвинула ящик стола, затем второй. Скрипнула дверь, и Катарина резко подняла голову, застыв в неудобной позе, наклонившись над ящиком - но это была всего лишь Гаэхель.
— Нашла что-нибудь?
Гаэхель выглядела более утомленной, чем обычно, под глазами пролегли темные тени, хотя буквально только что, до их рискованного путешествия в окно, буквально лучилась энергией.
Не разговор же со служанкой так ее утомил?
Катарина покачала головой:
- Еще нет, - и снова склонилась над ящиком. Пальцы веером пролистали несколько писем... затем остановились и перебрали бумаги, вернувшись обратно.
В глаза бросилось слово "дракон".
Она подцепила письмо за уголок, вытащив его из стопки, развернула на столе. Печать внизу страницы отсылала к одному из знатных хельдеморских родов, но Катарина лишь мельком бросила на нее взгляд, заинтригованная текстом самого послания.

Любезный господин Малентир!
Я безмерно благодарен вам и Маэстро Монтагу за то, что посвятили меня в тайну. Планы по внедрению драконов кажутся мне весьма далекоидущими и перспективными, и я, в свою очередь, готов посильно посодействовать его продвижению. Дракон, присланный мне Маэстро, постепенно обживается в моем доме, и хотя я понес некоторый ущерб в виде задушенных им кур (дворня жаловалась, но ни у кого из слуг не поднялась рука наказать безобразника), я считаю его более чем допустимым.
Моя жена полагает это мое новое увлечение баловством, но мне видится большое будущее за тем, что Маэстро называет своим Культом Дракона. Он вполне может негласно объединить самые влиятельные и знатные семьи Галатеи в единую ложу, избранных, которые смогут оказывать прямое влияние на политику. Теневые драконьи короли - как звучит, а?
Мои самые теплые пожелания Маэстро - я не уверен, что мое письмо дойдет до него так же легко, как и до вас, ректор. И я очень рад, что вы поддерживаете это начинание.
С глубочайшим уважением,
барон А. де К.

Катарина пробежала письмо еще раз, пытаясь осмыслить прочитанное.
- Культ дракона, - вслух проговорила она, невидяще уставившись в строчки. - О нем же говорил и Одери со своим собеседником. Лакс действительно взялся его воплощать...
Что это значит? Да то, что Монтаг напрямую взялся вмешиваться в политику, создавая новую, весьма влиятельную группировку. И, судя по реакции Кейрана Малентира, тот не ожидал, что старый друг зайдет так далеко. Не ожидал, что Консерватория настолько увязнет в интригах, созданных Лаксом.
Вот почему Малентир начал действовать. И вот почему Ройс Одери, ошибочно полагая, что эльф во всем поддерживает Монтага, решился сместить ректора.
Катарина молча протянула письмо Гаэхель, ожидая, какие выводы сделает из этого она.

Прочитанное на несколько долгих мгновений ввело Катарину в ступор.
Пока Гаэхель читала письмо, юная жрица невидящим взглядом уставилась в одну точку пространства. Перед глазами все еще горели строки, все отчетливее рождая понимание происходящего.
Уже началось - все, о чем говорил Лакс. После стольких столетий последний из оставшихся драконов принялся воплощать в жизнь свои идеи по совместной жизни людей и драконов. И ей лишь оставалось понять...
...как к этому относиться?
Поддерживает ли она все это?
Действительно ли Лакс такой, каким ты хочешь его видеть?

Но ведь пока Культ Дракона не сделал еще ничего, за что саму его идею стоило бы воспринимать в штыки. Пока. Пока в игру не втянута большая политика.
А уже существующие политические фигуры сильно не любят, когда на доске образуются новые.
Пускай его помыслы и кажутся нам благими, мы и понятия не имеем что эти же слова значат для кого-то, вроде него...
И уж точно благие помыслы Лакса не покажутся таковыми Церкви. Не покажутся таковыми Ордену Камелии, из лап которого выдергивают драконов, как реликты древности, которые можно изучить, расчленить, заспиртовать и выставить на полках реликвариев. Да что там, они даже Калейдоскопу, его собственному детищу, не кажутся благими - по крайней мере, части его точно.
И что же делать?

— Мы должны убить Одери и его подельника, - сухие, спокойные, обыденно произнесенные слова Гаэхель заставили девушку вздрогнуть.
- Что-что? - переспросила Катарина, почти уверенная, что ослышалась.
— Но сперва выбить из него всю информацию.
- Ты с ума сошла?! - жрица отступила от нее на шаг, сплетя пальцы между собой. - Ты серьезно говоришь об убийстве преподавателя Консерватории?
Убийстве.
Само слово, сама мысль об этом были чуждыми. Да, она видела смерть, и неоднократно. Да, она отчаянно желала ее для Моренда и не испытывала ни малейшего сожаления, когда вампир сгорел на костре. Но желать смерти врагу - и расчетливо убить другого человека...
Разные вещи.
- Как ты вообще можешь об этом говорить... - яростно прошипела в ответ Катарина. - У тебя есть лишь один способ избавляться от проблем, не разобравшись, да?
Что еще могла предложить убийца Левиафана, если этому ее учили из года в год? Если именно в этом была ее задача?
— Ты можешь позвать свою драконицу? На расстоянии.
- Нет, - отрезала девушка, еще крепче сцепив пальцы.
Она могла почувствовать Нирму, не находясь в непосредственной близости от нее, но только почувствовать. Сама маленькая драконица ощущала свою хозяйку куда острее, но каждый раз инициатором этой связи была сама Нирма, не Катарина.
- Пока я не буду уверена в твоей безопасности, ты не вернёшься в свою комнату. И вообще... Нам лучше скрыться в городе, за стенами Консерватории.
- Да с чего кому-либо вообще помышлять убить меня? - не выдержала Катарина. - Всем известно, что Лакс отослал меня сюда, и я больше не его избранная ученица. Если об этом знает Малентир, то и остальные, о ком ты подумала, тоже знают наверняка. Через меня никак больше нельзя повлиять на него, а сама по себе я никому не угроза...
Не стоило Лаксу приставлять Гаэхель следить за ней. Теперь из-за этого в Консерватории может пролиться кровь. Уже совсем скоро.
— Ещё нужно встретиться с Малентиром и поговорить с ним. Понять, какую сторону он займёт и что намерен предпринять. Мы попали в чертовски опасное положение и если эльф станет угрозой...
- Единственная разумная мысль, - Катарина отошла к окну, выглянув наружу, будто из сгустившейся ночной черноты мог вынырнуть кто-то еще. - Надо рассказать ему о том, что я услышала. Но тогда...
Тогда придется сознаться, что они и сами шпионили за главой Консерватории.
- Никого убивать ты не станешь, - твердо заявила жрица, развернувшись к Гаэхель. - Слышишь? Никого.
Хотя как именно она собиралась помешать убийце это сделать, Катарина понятия не имела. Но допустить этого просто не могла.

Гаэхель могла сколько угодно злиться, шипеть и презирать ее решения, но Катарина от них отступаться не собиралась.
Даже когда в глазах убийцы мелькнуло почти что бешенство, скрытое за маской показного равнодушия.
— Ты предпочитаешь быть убитой, но не запачкать свои руки? А может надеешься, что явится Лакс и снова убъёт твоих врагов вместо тебя?
- Я не собираюсь убивать людей по одному лишь подозрению, - отрезала Катарина. - И не сомневаюсь, что Лакс тоже не стал бы поступать так.
— Или может мне упростить задачу Одери и вышвырнуть тебя в окно прямо сейчас?
- Валяй, - жрица с вызовом вскинула подбородок, словно этот жест мог бы помочь ей, тонкой и хрупкой, казаться выше и внушительнее. И это слово было вовсе не тем, какое она обычно использовала в повседневном лексиконе, но сейчас только оно и просилось на язык.
Она знала, что Гаэхель и вправду может выкинуть ее из окна - все еще неплотно прикрытого за их спинами, достаточно толкнуть створки. Холодный ветер, пробивавшийся в щели, еще шевелил длинные рыжие волосы девушки. Но она не пошевелилась и не отвела взгляда от убийцы.
Да, она не умела душить людей по первому же подозрению на угрозу. Не умела равнодушно лишать кого-то жизни - и не собиралась учиться. И это вовсе не значило, что ее воля была слабее, чем у Гаэхель, а ее цели - ложными.
Возможно, и убийца это знала.
Толкать Катарину к окну она не стала, и юная жрица чуть плотнее сжала губы, когда ее собеседница принялась говорить дальше.
— Знаешь, почему я последовала за тобой и Малентиром?
История о незнакомой служанке настораживала, в этом с убийцей можно было согласиться. Но даже при этом Катарина не собиралась позволять ей превентивно убивать людей.
- Ты не хочешь убийств. Но что ты предлагаешь? Поговорить?
- Именно, - девушка снова стиснула руки. - Поговорить. Для начала - с Кейраном Малентиром. Он сказал, что я могу обратиться к нему в любой момент, и именно это я и собираюсь сделать. Тем более, что заговор грозит и ему самому, его тоже собираются устранить. Надо предупредить его. И надо предупредить Лакса.
- А если во время разговора тебя схватят и вынудят Монтага сунуться в ловушку? Или просто прирежут, чтобы отправить ему предупреждение. Вспомни, что произошло с его прошлым протеже. А ведь Дом Змея просто хотел заполучить его клятую подвеску.
Об этом Катарина уже думала, и сейчас ее голос если и дрогнул, то лишь на какую-то долю секунды.
- Если все, что ты говоришь о Лаксе, и что Кейран говорит о нем - правда, это не заставит его остановиться, - тише, глуше проговорила она. - Я не настолько важна по сравнению с теми целями, что он сам себе поставил.
Не настолько важна, как эльфийская дева, которую он оставил, несмотря на боль в собственном сердце - ради блага своего народа.
- А если вы оба ошибаетесь в нем - значит, я не напрасно все это затеваю.
Верила ли она в Лакса? Хотела ли вынудить его действовать или, напротив, уберечь от всего этого?
Катарина и сама сейчас не могла бы сказать определенно.
- Мы зайдем за Нирмой, - девушка решительно перебросила волосы через плечо. - Ее нельзя оставлять одну. А потом найдем Кейрана.

Но у дверей собственной комнаты Катарина заколебалась.
Она не собиралась никого убивать, но если Гаэхель права, служанка, о которой она говорила, могла поджидать ее там, внутри.
Не могла - Нирма предупредила бы...