Она никому не сказала, куда отправляется, не огласила целей поездки, ограничившись лишь кратким обращением к руководству о необходимости покинуть остров. Она никого не известила и о своем возвращении, пока не приняв одного из важнейших в жизни решений - уйти или остаться. Тэль старалась не показываться на глаза коллегам, ограничить свою вовлеченность в академическую суматоху перед началом нового учебного года. В те редкие моменты, когда к ней обращались, она отводила взгляд, чтобы никто не заметил отраженных в нем настроений.
Упадничество, отчаяние, желание разодрать кожу на ребрах и выпустить наружу весь, без остатка, огонь, чтобы он погас навсегда и никому больше не смог причинить вреда. Даже косвенно.
Про смерть Герберта Шелла в Академии до сих пор не знали, ведь его отец, важная в Рон-дю-Буше персона, сделал все возможное, чтобы новость о кончине пирокинетика не вышла далеко за пределы кованой ограды фамильного имения. Молодой человек удостоился лишь краткого некролога, на котором вряд ли читатели местной газеты акцентировали свое внимание. От этого было тошно не менее, чем от самих обстоятельств гибели юного мага. Тэль просматривала новостную сводку Академии и, не находя в ней знакомого имени, каждый раз зажимала рот рукой, чтобы не начать скулить вслух.
Итан Шелл оказал услугу и ей, в том числе, не направив в учебное заведение сына извещения о его смерти, ведь так Риш оставалась в безопасности, но осознание этого лишь усугубляло, множило и возвышало чувство вины, что она испытывала с тех самых пор, как прочла адресованное ей письмо Герберта. После его смерти, столь жуткой, отвратительной и бьющей пиромантку в самое сердце, она так и не смогла найти ни сил, ни причин, чтобы угомонить так навязчиво звучащий внутренний голос, кричащий о ее причастности и виновности.
Тэль было тяжело оставаться наедине с собой, но она не желала оказываться в обществе - последними, с кем у нее сложилось общение после смерти Герберта, были те, кто к этим событиям, как и она, имеют непосредственное отношение. Собеседники, которые могли понять если не ее чувства как таковые, то хотя бы их причину, остались в далеком Рон-дю-Буше, когда как пиромантка, вернулась на Ивлир, не желая бросать всю былую жизнь не глядя. Бросить-то хотелось, но Риш решила сдержать импульсивный порыв и хоть немного подумать.
Пепельница в ее комнате переполнилась, а Тэль все тыкала и тыкала в нее окурки, рассыпая пепел по столу. В воздухе уже не пахло ни локрумом, ни алкоголем, Ри уже давно не была пьяна, хотя желание наполнить стакан янтарным виски было колоссальным. Она понимала, что нужно было поддерживать трезвость хотя бы для того, чтобы чисто мыслить, не бросаться в крайности и найти хоть одну причину, по которой ее вина должна была стать чуть легче. И хотя бы один повод для того, чтобы остаться.
Риш ведь знала, какой Герберт проблемный парнишка, знала о его хрупкой душе и нестабильном разуме, знала о его страсти к обучению и о привязанности к ней самой, но почему же она не смогла предотвратить то, что случилось? Почему не успела поймать его за руку до первого устроенного им пожара, почему не смогла подыграть о тот момент, когда он рассчитывал на ее симпатию? Почему не смогла подчинить себе его огонь и уберечь его хрупкое тело от сгорания?
А что, если бы она не цеплялась за его энтузиазм, не пыталась развить его незаурядный талант, не шла на сближение и не прислушалась к его призыву о помощи? Может, тогда он был бы жив?
Тонкие пальцы напряженно сжимали папиросу, изо рта медленно ползла вверх тонкая струйка дыма, расщепляясь и теряя форму все больше с каждой секундой. На остров давно опустился вечер, но глаза Тэль уже привыкли к темноте. Слез не было, не было и злости - лишь чувство вины и отчаяние, запертые где-то глубоко внутри; их невозможно достать, вытряхнуть, выбросить, они засели слишком плотно. Их просто нужно пережить. И сама она не справится, это точно, ясно, как белый день.

Резко, шумно выдохнув и потушив наполовину истлевшую сигарету, Риш поддалась единственно верному порыву - поднялась на ноги и спешно покинула комнату.
В это время Академия погружалась в сон, в коридорах лишь изредка можно было встретить хоть кого-то, но Тэль и не искала случайной компании, она шла давно знакомым маршрутом к одному конкретному человеку. Шла к тому, кто имел полное моральное право захлопнуть дверь прямо перед нее лицом. К тому, с кем совсем недавно в который раз разругалась в пух и прах. К единственному действительно близкому человеку.
Риш остановилась на пороге комнаты Феррейна, промедлила немного, осмотрелась по сторонам, будто бы решаясь, и, наконец, негромко постучала. Неспособные найти покой руки обвили тонкое тело, пальцы напряженно вцепились в ткань рубашки и через нее ущипнули кожу. Тэль сверлила глазами дверную ручку, ожидая, что та повернется, и вслушивалась, желая различить щелчок замка. Но что, если Киарана нет, что, если он нашел себе занятие на поздний вечер? Что, если он уже давно спит, и тихий стук не потревожил его крепкий сон? И что, если он, в конце концов, действительно захлопнет дверь, едва только увидит пиромантку на пороге?
Воспаленные глаза чуть сощурились, а сухие, потрескавшиеся губы поджались, когда ожидание затянулось. Стоит ли постучать еще раз, или лучше развернуться и уйти прочь отсюда, закрыться у себя и просидеть в комнате несколько дней, не говоря ни слова и не выходя за дверь?

Отредактировано Тэль Риш (04.01.2023 17:17)

Оставалось только отсчитывать секунды. Одна, вторая, третья, а дверь так и не открывалась, ручка не поворачивалась, а из помещения, скрытого деревянным полотном, не доносилось ни единого звука. Чем больше их проходило, тем сильнее острые пальцы впивались в кожу, причиняли боль, и от этого как будто бы становилось легче – легче ждать, да и воспринимать события прошедших дней легче, словно эти ощущения могли помочь вернуться к реальности, отвлечь от мыслей.
Риш прикрыла глаза и вслушалась, безуспешно пытаясь различить хоть звук, хоть шорох. Она почти потеряла надежду увидеться с солгардцем, и шумно выдохнула, уже собираясь уйти с чужого порога. Но все-таки Киаран оказался в комнате – наконец, послышалось шевеление, глухо раздались шаги, а за ними и щелчок открывающегося замка.
Излишняя осторожность. Тэль было странно видеть, как Феррейн выглядывает в коридор через узкую щель, не сняв с двери защитную цепочку, словно ожидал какого-то подвоха от непрошеного гостя, словно в стенах Академии действительно можно было встретиться с какой-то угрозой. Где же щедрый жест, где резкий рывок дверной ручки, открывающий полный доступ к созерцанию и посещению комнаты? И так ли не прав Киар, проявляя эту настороженность? Он ведь мог не только не желать вечернего общения хоть с кем-то, но и вполне обоснованно рассматривать появление старой подруги на своем пороге как некую действительную угрозу, а саму ее – как нежелательный, раздражающий фактор. Он не знал целей ее визита, не мог предугадать настроений и прочесть мыслей; и того короткого мгновения, когда их взгляды пересеклись, не хватило, чтобы понять, что с ней что-то не так, не как всегда.
Это ее появление нетипично, она пришла не для того, чтобы выяснять отношения, не за тем, чтобы подлить масла в искры еще не прогоревшего конфликта, даже не в поисках когда-то оставленных в чужой комнате вещей. Киаран этого знать не мог и не дал возможность объясниться, высказаться, а Тэль не успела (да и не хотела бы успеть) всунуть мысок в прореху в проеме, чтобы помешать двери закрыться. Она не успела даже моргнуть, опомнившись лишь в тот момент, когда вздрогнула от раздавшегося прямо перед ней удара – дверь оказалась шумно захлопнута до того, как Риш могла бы ответить на единственную короткую реплику, что бросил Феррейн.
Тэль замерла на пару секунд, она не могла пошевелиться, только уставилась туда, где только что была щель, позволявшая хоть мельком взглянуть на Киара, чье лицо изменило свое выражение тут же, стоило только мужчине увидеть нежданную ночную посетительницу.
Может, оно и к лучшему? Хорошо, что не впустил, не спросил ничего, не заглянул в глаза, а сразу, резко и решительно, оборвал попытку Риш снова войти, так или иначе, в его жизнь? Она ведь сама не знала, зачем явилась. Не знала, что хотела бы сказать, как себя вести, чего ждать. Не знала, что делать. Так, может быть, и не нужно было ей, на самом деле, чтобы незапланированный разговор с Феррейном состоялся как таковой?
Но сделать шаг от двери было отчего-то очень тяжело. Ноги словно вросли в пол, и Тэль стоило огромных усилий даже минимальное смещение ступни в сторону. Сердце колотилось быстро, глухо, будто каждый раз падая вниз, и его стук отдавался в горле, в висках, даже руки едва различимо вздрагивали каждый раз, когда оно совершало очередной удар.
Может, это лучший исход, но Ри ведь хотела другого.
Она закрыла лицо ладонями, словно это могло помочь спрятаться от реальности и не поддаваться взыгравшему с новой силой ощущению полнейшей беспомощности. Слез не было, покрасневшие глаза ощущались, напротив, пересохшими. Лицо под руками исказилось в гримасе, отражающей смесь злости и боли, но лишь на секунду. Было противно.
Неужели во время прошлой ссоры с Киараном Тэль настолько перешла черту, что теперь ученый готов проигнорировать оказавшуюся у его порога старую знакомую? Вот так запросто захлопнуть перед ней дверь, не впустить ни в комнату, ни в собственную жизнь?
Риш опустила руки и заставила себя развернуться - резко, в свойственной ей манере. Она шагнула, наконец в сторону, туда, откуда она пришла, как за дверью снова послышалось движение. Цепочка щелкнула, а за ней и замок. Петли едва слышно скрипнули, и Тэль обернулась через плечо, словно желая удостовериться, что ей не показалось.
Не показалось.
- Ну, проходи, чего у порога мнёшься?
Тэль коротко кивнула и быстро, юрко, будто скрывалась, прошмыгнула в дверной проем мимо хозяина комнаты. Успела уловить только излишне серьезное, напряженное выражение его лица, но тут же опустила глаза, чтобы он не рассмотрел их красноту и не различил в них тревоги. Это произойдет, конечно, и, может быть, Киаран первым спросит о причинах как ее прихода, так и ее настроения, но пока что Риш не знала, как начать разговор, хотела оттянуть этот момент. Но зачем она, в таком случае, явилась?
Она нее спешила говорить - остановилась у рабочего стола мужчины, спиной к Феррейну, и, промедлив несколько мгновений, нерешительно взяла в руку початую бутылку и плеснула вина в киаранов бокал. Сомнения редко одолевали ее настолько сильно, чтобы стать заметными для окружающих, однако сейчас каждый шаг, каждый жест требовал выверки.
Вино она не слишком любила, но сделала из бокала два крупных, жадных глотка, прежде чем развернулась к мужчине лицом.
- Спасибо, что впустил, - тихим, нарочито ровным тоном произнесла она, присев на край стола. Голос дрогнул. - Извини за поздний визит.
"Спасибо" и "извини". Слова, которые так редко можно было услышать из ее уст, на сей раз оказались лишены иронии, были искренними, честными.

Риш чувствовала, как что-то внутри нее сжимается в комок, словно мышцы грудной клетки вмиг отвердели в камень, сдавили ребра, мешали вдохнуть. Плечи подались вперед сильнее обычного, оттого округлилась спина, и Тэль сама стала будто бы меньше. Она как будто защищалась, несмотря на трезвое осознание полного отсутствия угрозы со стороны старого друга. Она не подняла глаз на Киарана, но одного только дыхания мужчины хватало, чтобы понять, что она своим неожиданным появлением, своим видом и настроением не на шутку взволновала его. Он пытался вести себя в привычной манере, даже отпустил шутку, которая, впрочем, тут же, так и не вызвав реакции, поглотилась той атмосферой, которую притащила с собой Тэль.
Феррейн редко - много реже самой Ри - пренебрегал поверхностями, специально созданными для сидения, но сейчас отчего-то решил последовать ее примеру и уселся на стол рядом с пироманткой, едва коснувшись коленом ее бедра, и Тэль как будто бы сразу ощутила его тепло рядом с собой, или ей хотелось его ощутить.
- Ну, ты же знаешь, для тебя мои двери всегда открыты, - сказал Киар, и губы Риш дернулись, на мгновение напрягшись в почти неразличимой улыбке. Это, безусловно, неправда, и они оба это прекрасно понимали - бывали ведь случаи, когда они выгоняли друг друга за порог, громко и с явной эмоцией захлопывали двери, не хотели втягиваться в разговор, обсуждать, выяснять отношения. Сегодня Тэль ждала того же, но, на счастье, Феррейн оказался более милосерден, чем, возможно, она сама. Однако, несмотря на всю неправдоподобность этой фразы, ее из уст Киарана услышать было приятно. Можно было хотя бы на время поверить в ее смысл, забыв обо всех опровержениях этих слов.
Пиромантка не спешила поворачиваться к приятелю, лишь бегло, мимолетно посмотрела в его сторону, даже не сконцентрировав взгляда на его лице, и тут же отвернулась, уставившись в одну точку - на желтоватый отблеск лампы на паркете. Пальцы правой руки напряженно сжимали хрупкое стекло еще не опустевшего бокала, и Тэль, немного помедлив, сделала глоток.
- Ну, рассказывай, - попросил Киаран.
Ему, может быть, и в самом деле не все равно.
- Я сама не знаю, зачем пришла, - призналась Риш и кивнула в такт собственным словам, как будто хотела дополнительно их подтвердить. - И не знаю, что мне делать, - лицо Тэ было напряжено, между бровей отчетливо вырисовывалась вертикальная морщинка, а взгляд, ставший еще более серьезным, пробежал по комнате и остановился на колене сидящего рядом с ней мужчины. Смотреть ему в лицо пиромантка не хотела, но и говорить, уставившись в пустоту, будто разговаривала не с Киараном вовсе, а сама с собой, было некомфортно. Она же, наверное, хотела его участия, иначе не явилась бы без приглашения к нему на порог. - Я думаю... - Риш совершила сбивчивый вдох, чувствуя как сжимается горло из-за вновь пробудившихся эмоций. Плечи еще сильнее ушли вперед, больше округлив спину. Левая рука плотно легла на живот и пальцами ухватилась за ткань рубашки, словно Тэль пыталась саму себя обнять. - Думаю, что мне нужно уходить из Академии. Я не справилась с преподаванием. Просто проебалась. Ты знаешь, как много для меня значит моя работа, мои студенты, но... Кажется, я несу вред. - Тэль сделала паузу, чтобы допить оставшееся в бокале вино. Опустевший сосуд звонко бряцнул от резкого столкновения с деревянной поверхностью стола и едва не треснул. Риш не хотелось нести с собой разрушения хотя бы в этот раз или же она просто искала способ отвлечься, но, так или иначе, она осеклась и еще раз схватила бокал, чтобы рассмотреть его. Убедившись в отсутствии повреждений она куда более бережно отставила его в сторону и сделала попытку взглянуть на Киарана. Тэль развернулась, глубже усаживаясь правым бедром на стол, но оставив левую ногу стоять на полу, и подняла глаза на солгардца. Всего на секунду. - Десять дней назад умер мой ученик. И я не смогла это предотвратить.

– Погоди… Что?
Киаран словно не мог поверить в услышанное.
Выражение взгляда Тэль оставалось неизменным - в глазах отражались отчаяние, тревога и сожаление, однако с губ на выдохе слетела лишенная всякого увеселения усмешка. Она и служила неким подтверждением, ведь Киарану не послышалось, и в своей короткой речи Риш имела в виду именно то, что сказала. Ее ученик действительно умер, и она действительно оказалась не в силах этому помешать, хотя и могла бы, в разные моменты времени отреагировав иначе, подобрав другие слова, просчитав заранее последствия. Могла же, правда?
Феррейн вскочил на ноги, как показалось пиромантке, излишне резво, и словно заведенный принялся мерять комнату шагами, когда как Тэ только глубже уселась на столешнице и одними глазами, не поворачивая головы, поглядывала за перемещениями мужчины до тех пор, пока он не остановился прямо напротив. Теперь она смотрела на него прямо, не пряча взгляда.
- Именно то, что ты услышал, - проговорила она умышленно тихо, полушепотом, чтобы избежать надрыва в голосе.
Ее лицо в приглушенном свете казалось осунувшимся, щеки - впалыми, а глаза из-за создающегося контраста словно бы стали еще больше, еще темнее.
Солгардец, конечно, взволновался из-за заявления Тэль и ждал объяснений. Он задавал вопросы, но Ри не спешила отвечать, только слушала и наблюдала, как ее волнение заражает мужчину, передается ему, охватывает разум и лишает возможности мыслить здраво. У пиромантки не было цели разделить с Киараном свое состояние, она вовсе не хотела, чтобы ему было хоть отчасти так же плохо, как ей, но это, пожалуй, было неизбежным следствием их встречи. Экспедитор пытался найти, вычленить истинную причину беспокойства Риш, когда как она уже устала искать себе оправдания.
- Он сгорел, - просто, словно говорила о чем-то совершенно обычном, отозвалась она, отвечая на последний заданный Феррейном вопрос. Тэль много раз представляла, как озвучивает эти слова, и думала, что, как бы это тяжело ни было, смирилась с их смыслом, но она прозвучали резким раскатом грома в темной и тихой комнате. Как будто они вообще не должны были оказаться высказанными. Плечи дернулись, на мгновение приподнявшись, и Риш напряглась, чтобы сдержать начавшую охватывать тело дрожь. Однако, от этого только сильнее затрясло.
Хотелось собрать мысли в единый стройный ряд и поделиться этой тяжелой информацией так, как она себе представляла - структурно, выверенно, четко. Именно так складывался этот монолог в ее голове до того, как она вышла из своей комнаты и направилась по бесконечно длинным полутемным коридорам к тому единственному, кто мог выслушать.
- По порядку...
Тэль завертела головой в поисках ускользнувшей из вида початой бутылки и, увидев ее, отставленную на дальний край стола, потянулась, чтобы достать. Дрожащая рука несколько раз стукнула стеклянным горлышком о бокал - Риш никак не могла совладать с собственным телом, отчего только сильнее теряла над собой контроль, раздражалась, злилась, ощущая собственную беспомощность. Несколько капель вина упало рядом с ней на гладкую поверхность стола. Когда напиток все-таки наполнил бокал, Тэ сделала небольшой глоток и снова подняла глаза на Киарана.
- Герберт Шелл. Высокий, худой, бледный, темноволосый, - Тэль на секунду умолкла и, осознав, что только что описала каждого третьего студента Королевской Академии, закатила глаза и мотнула головой, как бы призывая Феррейна не концентрироваться на этом внешнем образе. - Третий курс, моя специализация. Один из самых выдающихся моих студентов, очень талантливый парнишка, но очень... Как бы сказать, израненный что ли. Сложная ситуация в семье, ему всегда не хватало внимания родителей, здесь другие студенты его сторонились. Он нашел во мне поддержку, а я в нем - истинно увлеченный ум. - Может, Киаран и мог припомнить юношу, что все время таскался за Тэль, искал ее внимания, просил дополнительной учебной нагрузки. Может, экспедитор отмечал излишний, неподобающий интерес студента к неординарной преподавательнице, чья экспрессия и молодость служили плодотворной почвой для возникновения чувств со стороны еще не окрепших, наивных и открытых разумов. Риш знала, что Шелл испытывал к ней нечто большее, чем следовало бы, но едва ли она стремилась дать этим юношеским переживаниям подпитку, едва ли внушала молодому человеку какую-то надежду, когда как он никогда не переходил черту, всегда оставаясь в рамках положенной субординации. - Герберт до окончания учебного года ушел из Академии, вернулся в Рон-дю-Буш. У него мать умерла. И вот, он прислал мне письмо, что теряет контроль над собой, а я же, как и любой из нас, знаю, что может представлять из себя маг, лишившийся контроля. И с головой проблемы, и с использованием магии... В общем, я сорвалась, поехала к нему, хотела помочь ему сдержаться, но опоздала. Герберт уже успел подчиниться собственным идеям и собственной магии. В итоге... - Тэль сделала паузу, как будто боялась произнести вслух то, что так навязчиво крутилось в мыслях. Она опустила глаза, немигающим, чуть остекленевшим взглядом уставившись на поблескивающее от всполохов свечей вино в бокале. - Он спалил дотла два трактира, тем самым унес много жизней, едва не убил своего отца, хотел если не подчинить, то убить и меня тоже. Просто обезумел. В конечном счете, то, чему я учила его, уничтожило его. Сначала разум, потом и тело. Мальчишка сжег себя изнутри, - лицо Тэль исказилось в отвращении, словно сам огонь, а не только результат его действия, вызывал в ней отторжение. - И я не могу перестать думать, что я как будто бы сама стала этому причиной.

Отредактировано Тэль Риш (10.01.2023 07:56)

- Послушай, Тэль.
И она обратилась в слух.

Бокал, мягко, но настойчиво выхваченный из рук Тэль, был возвращен на стол, а ее пальцы оказались заключены в таких знакомых, родных ладонях Феррейна.
Чужое прикосновение ощущалось теплом, что медленно разливалось под кожей. Если задуматься и вспомнить, то это можно счесть редким моментом - обычно именно Тэ обладала согревающими касаниями, и причина того была весьма банальна, ее магическая стихия, циркулируя внутри нее вместе с кровью, зачастую напоминала о себе в том числе и через прикосновения.
Риш всегда казалось, что она и ее огонь неразделимы, они появились на свет в совокупности, и это слияние должно тянуться через всю жизнь пиромантки, но теперь она словно утратила не силу, но веру. Киаран мог заметить непривычный холод ее рук; Тэль после смерти Герберта начала зябнуть от малейшего сквозняка, а стекляшка, безделушкой болтающаяся под рубашкой, почти утратила свой переливчатый блеск и свое тепло. Это не было добровольным и осмысленным отказом от магии, просто именно так моральная подавленность Ри находила выход. Нежелание соприкасаться с собственной силой стало закономерной реакцией на эмоциональное потрясение, с которым ее разуму пришлось столкнуться, ведь в случившемся, как она считала, была виновата не только Тэль Риш как человек, но и как преподаватель, и как маг.
"Магия" - не всегда синоним слова "сила", сейчас подвластная Риш стихия угнетала ее как никогда, становясь слабостью, главной уязвимостью, но оставаясь при этом неотъемлемой частью ее естества.
Даже если она откажется от своего дара и постарается забыть все те знания и умения, что копила годами, огонь навсегда останется заперт в ней.

Киаран сжимал ее пальцы, пытаясь донести простую и короткую мысль - он рядом. Тэль ощущала его поддержку, его участие, но ей отчего-то хотелось убрать руки, разорвать контакт, выскочить из комнаты и сбежать прочь. Но не для того ли она явилась к старому другу, чтобы разделить с ним переживания? Не за тем ли, чтобы выслушать чужое мнение? Не за тем, чтобы понять, что она не одна, не брошена наедине со своими мыслями? Не хотела ли она услышать слова, противоречащие ее убежденности в собственной виновности?

Пока Феррейн говорил, Риш медленно мотала головой, отрицая его правоту. Неосознанная, машинальная реакция тела на чужие слова,  ведь солгардец оправдывал ее, утверждал, что вины Тэль в смерти студента нет, однако она за минувшую декаду обвешала себя ярлыками, срывать которые было как будто бы неправильно и почти физически больно.
Явившись к чужому порогу, Тэль поддалась импульсу; она решилась прервать долгое молчание, воцарившееся между ней и Киараном после очередной ссоры, но момент выбрала, видимо, не самый удачный - ей и самой было странно осознавать собственное нежелание слушать утешения и смотреть в полные сострадания глаза напротив. Но не уходить же сейчас, после того, как взбудоражила захмелевшего коллегу и только сильнее разворошила свои воспоминания о той роковой ночи. Не уходить же сейчас, когда он хотел и пытался помочь.

Риш с несвойственной ей мягкостью высвободила ладони. Свои же пальцы она ощущала одеревеневшими, скованными, и одним из них - непослушным и едва не сведенным в судороге - Тэль подцепила висящую на шее цепочку. Потянула вверх - и из-под одежды показался вытворенный руками великолепного мастера артефакт. Его тепло более не приносило радости, не давало ощущения силы, а напротив, становилось тягостным напоминанием о собственной беспомощности. Пиромантка задержала пустой, остекленелый взгляд на полупрозрачном кулоне - стекляшка отозвалась блеклым желтоватым мерцанием.
Когда Риш потянула длинную цепочку вверх, чтобы снять ее через голову, не расстегивая, артефакт, будто чувствуя неладное, сверкнул красным отсветом.
- В этой истории много нюансов, - медленно, немного растягивая слова проговорила женщина. Подобная манера речи не была свойственна пиромантке, а потому могла показаться чем-то вроде насмешливой издевки, чересчур неаккуратной попыткой изобразить успокаивающий тон Киарана, однако на самом деле в ее голосе не было ничего, кроме усталости и некоторой навязчивой отрешенности. Взгляд блуждал по комнате, неспособный сконцентрироваться на чем-то одном - то останавливался на предметах обстановки, то замирал на лице экспедитора, то будто бы сам собой цеплялся за стекляшку, сжатую в татуированной руке. - Ты убежден, что я ни в чем не виновата, но я еще не рассказала всего. Может, подробности разочаруют тебя. Я разочарую. Снова, в который раз. - Риш и самой странновато было осознавать смысл этих слов. Где-то на краю мысли возник неловкий вопрос из серии "я это сказала вслух?", а на щеках проступил чуть заметный румянец. Тэль, всегда уверенная в себе, всегда несгибаемо упрямая и в своих собственных глазах всегда правая, оказалась смущена собственными словами и казалась как никогда уязвимой, и уязвимость эту понимала, принимала и готова была признать - перед одним-единственным человеком.
Тэль могла, пожалуй, по пальцам одной руки пересчитать моменты, когда стекляшка оказывалась снята с тела, но последний случился совсем недавно, как раз накануне смерти Герберта Шелла. Сейчас ее отсутствие ощущалось совсем иначе. Чувства оказались настолько непривычными, что Тэль и сама удивилась неожиданной привязанностью к этой безделушке. Шею и ключицы в местах привычного касания цепочки опоясало неприятной прохладой, а в область солнечного сплетения, где обычно находился сам артефакт, словно кольнули ледяные иглы.
Свет в стекляшке погас, когда она безжизненным бесполезным украшением легла на гладкую поверхность стола рядом с Тэль.
Женщина рвано вдохнула, потерла ладонями непривычно опустевшую шею и подняла глаза на Киарана.
- Я не могу ее носить. - Солгардец знал, что Ри называла свой артефакт "стекляшкой". Знал и об огромном значении этого кулона для пиромантки. Более года тому он был изготовлен старинным приятелем Тэль, ныне покойным именитым артефактором Вариэлем Талмером, который оказывал влияние на жизнь пиромантки еще со времен ее юности. - Ее сила отзывается ноющей болью в мышцах, она как груз на шее - тянет куда-то вниз и не дает подняться. Я знаю, что я маг; знаю, что такова моя природа, и я умру с этим. Надеюсь, что я смогу снова ее носить, я хочу. Но сейчас меня тошнит, - лицо Риш непроизвольно исказилось в неприятной гримасе, давая понять, что женщина не лукавит, - от моей силы. Можно я оставлю стекляшку у тебя?

Отредактировано Тэль Риш (02.03.2023 22:46)

- ... Продолжим наше соревнование по взаимному разочарованию? Кто там у нас сейчас ведёт?
Тэль, наверное, никогда бы в этом не призналась, но ей зачастую, стоило остаться наедине с собой и осмыслить их с Киараном взаимоотношения, казалось, что в этой неравной борьбе может быть только один бессменный лидер - она, и никто иной; и Риш, пожалуй, никогда не была так близка к тому, чтобы раскаяться во множестве совершенных ошибок. Настроение как раз было подходящее - сейчас впору было обвинить себя во всем, найти в себе причины всех жизненных неурядиц, не в свою пользу проанализировать все события, которые имели хоть сколько-то негативных оттенок, а ведь их с Феррейном непростые отношения порой казались сплошной катастрофой. Даже последний конфликт: не Киар ведь, разгоряченный и злой, швырнул в стену красивую, граненую, наполовину наполненную виски бутыль; и не в лысую голову пиромантки едва не отлетело со звоном расколовшееся стекло.
Но заданный солгардцем вопрос вовсе не требовал ответа, а потому женщина не стала и озвучивать свое мнение касаемо собственного лидерства.
Слова Феррейна звучали шутливо, в неким вызовом, однако выражение его лица, к которому Тэль ненадолго приковала свой взгляд, не таило в себе ни единого намека на увеселение или насмешку. Просто таковой была его манера общения, и это давным-давно закрепилось как часть образа экспедитора, от которой он не смог бы избавиться, даже если бы того захотел.
Эта непринужденность и легкость, которые позволял себе в общении Киаран даже в самые непростые моменты, вызывала если не восхищение, то хотя бы чувство глубокой симпатии со стороны Риш. Даже сейчас, когда ей приходилось озвучивать перед ним подробность злосчастного происшествия, описывать словами собственное угнетенное состояние и испытывать чувство стыда из-за своей слабости, Тэль, несмотря на безрадостное настроение и общую направленность разговора, неожиданно для самой себя улыбнулась. Эта улыбка появилась на усталом лице пироматки лишь на мгновение, но в ней - в этом случайном, мимолетном выражении - не было ничего, кроме искренности. Наверное, это можно было счесть добрым знаком.
Она все пыталась подобрать слова, с которых стоило бы начать более подробный рассказ, пыталась сложить мысли так, чтобы во всех красках описать события, но в них всплывали только яркие и ужасающие по своей сути, но хаотичные, бессвязные фрагменты последних дней жизни Герберта Шелла. Пожары, мертвецы с обугленной кожей и до костей прожженной плотью, сам обезумевший от собственной силы мальчишка, его пугающий, сверкающий нездоровым огнем взор и, наконец, прогоревшее изнутри тело того, кого Риш считала талантливым магом. И полные однозначной, непоколебимой решимости глаза Винсента, и хладнокровное лицо Скии, и стыдливо-напуганные взгляды Шелла-старшего и его молодой любовницы, и виновато-сдержанная фигура управляющего "Бездонного кубка" по имени Эрвин, и пьяное ватное туловище молодой вертихвостки Скарлетт, которая погибла бы, не окажись Тэль рядом. Сколько бы народа угорело, не окажись Тэль рядом? А может, если бы не она, Герберт и не устроил бы этот пожар?
Пиромантка усталым взглядом проследила движение Стекляшки в руках Киарана и задержала на ней глаза, когда та легла на дальний угол большого, лакированного, чистого стола. Артефакт без контакта с владелицей, под которую создавался, был похож на обычное недорогое украшение - кусок темного полупрозрачного стекла в тонком обрамлении металла да длинная, прочная цепь. На шее Тэль Стекляшка всегда порождала свечение - каждый раз разное, показывающее множество тонких, едва различимых граней, выдавая работу искусного мастера, а теперь будто бы стала своим же блеклым подобием. И пиромантка ощущала себя как жалкое, уставшее, немощное подобие той Тэль Риш, которая существовала до смерти Шелла, до того, как время разделилось на "до" и "после".
- Это какая-то глупая шутка, - медленно и без эмоций заговорила Риш, все еще глядя на артефакт. - Я говорила тебе, вроде, что мой друг, создатель Стекляшки, мертв. Это - последняя работа Вариэля, или одна из последних. Потому и ценна для меня.
– Ты главное совсем-то себя не начни изнутри съедать... - заговорил Киаран, приобняв Риш за плечи.
Кажется, поздно. Тэль, наверное, стоило прийти к нему раньше, как только она вернулась в Академию. Не нужно было пытаться тащить на себе всю эту тяжесть вины, которую пиромантка сама для себя придумала, но она отчего-то сомневалась, что Феррейн захочет ей помочь. Но сейчас, по мере того, как приятное тепло плавно перетекало от руки Киара в опущенные плечи Ри, она чувствовала себя все глупее. Спокойнее, но глупее. Сколько же ошибок она наделала?
Только тихая саркастичная усмешка слетела с обветренных, обкусанных губ - с "не начни" ведь уже опоздали.
- Твоё состояние пугает меня. Ты за эту декаду хоть с кем-то виделась? И очень сомневаюсь, что ты хорошо отдыхала и нормально питалась. После такого...
Тэль не ответила. Киаран не просто так заговорил об этом, он уже прекрасно знал, как обстояли дела. Наверняка догадывался, что Риш после своего возвращения из Рон-дю-Буша избегала общения с кем-либо, а результат отсутствия отдыха и питания, а также и следы употребления табака, наркотических трав и алкоголя отчетливо виднелись на ее лишенном здорового румянца лице, читались по острым плечам, по безвольно будто бы неестественно опущенным рукам.
Крепкая ладонь Феррейна сильнее прижала Тэ к теплому боку мужчины, и Риш, поддавшись, мягко и естественно, словно это было единственным возможным вариантом, уложила голову Киарану на ноги и приобняла его колени. Ей так хотелось тепла и покоя, и солгардец, что вопреки всем конфликтам и неурядицам все еще зачем-то тянулся к ней, был готов даль Тэль желаемое. Она жаждала собственного смирения, но никак не могла его обрести.
- Слушай, я боюсь тебя отпускать, - продолжил Киар, чуть подумав.
Удивительно, как все былые конфликты могла перечеркнуть всего одна встреча, в которой было нечто, что превосходило все отталкивающее прошлое, нечто, что имело куда больший вес, чем былые обиды. Риш не рассчитывала, да и не задумывалась даже о том, что от экспедитора поступит подобное предложение, но он, вопреки всем ожиданиям, спросил:
- Может у меня поживёшь пару дней?
Тэль не стремилась к этому, не хотела навязываться, не хотела заполнять своей черной меланхолией чужое пространство, не хотела вмешивать кого-то в подробности ее личной трагедии, но, когда внутри словно бы разрасталась огромная дыра, засасывающая в себя все подряд и исторгающая наружу только боль, отказаться от предложенного Риш не могла. Ей было необходимо остаться здесь.
Она улыбнулась - Киаран мог видеть, как напряглись мышцы впалой щеки, - и прикрыла глаза.
- Но может так будет лучше?
- Я не знаю, как будет лучше, - отозвалась, наконец, Тэль. Она все еще лежала, наклонившись на бок, прижавшись ухом бедру Киарана и уставившись в умиротворяющую полутьму комнаты. - Я уже несколько дней здесь, и толком ни с кем не виделась после Рон-дю-Буша, да и там... Двое моих последних собеседников желали Герберту смерти, а я хотела бы этому помешать и до последнего надеялась, что мне удастся. Я должна пояснить. Я не зря вспомнила о Вариэле Талмере, авторе Стекляшки. Я никогда не рассказывала тебе об обстоятельствах его смерти. Он был отравлен близнецами - его братом и сестрой. Они ведь до сих пор продолжают его дело... А его мертвое тело сгорело в его же поместье в огне, который распалила я. С помощью именно этого артефакта. История запутанная, но в тот самый день я познакомилась с одной некроманткой. Ты знаешь о моем отношении к некромантам, но с ней все как-то... Иначе. Не важно, - Риш качнула головой, чтобы отогнать навязчивые, липкие и очень противоречивые мысли о Скии. В первую встречу Тэль едва не влюбилась в утонченный образ укротительницы темного искусства, во вторую же успела неоднократно изменить свое мнение относительно некромантки и до сих пор не определилась с конечным итогом. - Это было короткое знакомство, но вот, в Рон-дю-Буше, когда я искала Герберта, мы снова встретились. Она и ее друг тоже шли за Шеллом по пятам. У них была цель - найти его, отомстить и обезвредить. Убить, в общем. Я не желала ему смерти, - пальцы Тэль вцепились в ткань брюк Киарана, голос дрогнул, когда вновь вспомнилась картина самосожжения юного пироманта. - Но нам нужно было объединиться, чтобы найти его. И мы нашли. На тот момент он уже успел устроить два больших пожара и готовился к третьему... А ты знаешь, он ведь был влюблен в меня, он видел во мне пример, фигуру какого-то авторитета, образец для подражания. Может, если бы не эти нелепые мальчишеские чувства, что было бы иначе, я не знаю. В этот раз мне всего-то нужно было ему подыграть, а я не справилась. Он догадался, что я вру, и тогда он поджег "Бездонный кубок".
Тэль, вовсе не нежно, без какой-либо мягкости сбросила со своего плеча ладонь Феррейна и, едва только подняв голову с его колен, слезла со стола. Она обошла рабочее место Киара, бесцеремонно, не спросив разрешения, открыла нижний ящик и сунула руку под множество старых бумаг, всяких безделушек и сломанных писчих инструментов.
- Я клянусь, более яростного, живого и опасного пламени я еще не встречала. Оно было столь же безумно, сколь и он сам.
В этот ящик Киаран заглядывал не часто, а потому Риш какое-то время назад спрятала там свои папиросы, и сейчас совсем не удивилась, обнаружив их на том же месте, где и оставила. Быть может, Феррейн и видел их в своем столе, но почему-то решил не выбрасывать. Вряд ли женщина предполагала, что воспользуется ими хоть когда-то, но теперь для них настал подходящий момент. Старому портсигару было, по меньшей мере, лет десять, он тронулся ржавчиной и поскрипывал при открытии. Тэль достала тонкую белую папиросу, зажала ее губами.
- Пока я пыталась унять его огонь, потратила очень много сил, и, благо, никто не пострадал. А мальчик сбежал.
Всего одним пальцем она коснулась лежащей на краю стола Стекляшки, и та тут же заиграла красновато-желтыми переливами, что словно бы приветствуя Тэль и как будто радостно заплясали в гранях кулона. Риш, нужно было только одно касание, чтобы прикурить, и в воздух поднялся затейливый завиток серовато-белого дыма. Артефакт погас, стоило отдернуть руку.
- Мы втроем тут же отправились его искать.