Пожалуй, одна из немногих причин, по которой Элора приходила в Церковь - это не только иллюзия статуса, но и искреннее желание поставить свечку за душу отца; единственного, кого она смогла отпустить, похоронить без своего участия и свыкнуться, что больше его нет. Страшно представить, что стало с его телом спустя столько времени, спустя столько мировых событий: увидит ли она Кинерму вновь, сможет ли отдать дань отцу в родных просторах или навсегда забудет это место?

Элора прикрыла глаза, снимая напряжение, вкладывая в незримое для окружающих действие смысла больше, нежели можно представить. Так она заставляла себя остановиться мусолить то, что в памяти должно всплывать реже — она приводила себя в чувство.

Суматошный день. С этим чертовым маскарадом на носу: люди дикие, неопределившиеся, меняющие своё мнение сто раз на дню; с дурацкими требованиями, с ехидными рожами, все, кого видеть Донстебьян не хотела, все стягивались здесь, в Церкви. Она знала, что не смотря на всю набожность, ничего святого в них не было, но была рада, что все они приходили замаливать грехи, надеясь, что за своё поведение каждый из них читает долгую исповедь, хоть это и маловероятно.

Толпа сгущалась. Обычно Донстебьян смешивалась с людом, следовала общественным порядкам, пошагово и неуклонно соблюдая все тонкости светской жизни, но не сегодня. Сегодня общества хватило сполна. Она пришла. Пришла и отметилась: пока что этого было достаточно.

Душный запах, гул, музыка - скрыться хотелось от суеты и подальше; стоило моменту подвернуться, и Элора, обученная жизнью, ловко хватается за возможность и минует скопление, направляясь к месту более уединённому, укромному; туда, где, казалось, никто лишний раз не обмолвится словом.

Но могла ли Элора представить, что стечение всех обстоятельств сегодняшнего дня - воля Судьбы?

Движущая в том же направлении фигура заставляет сердце сжаться. Поначалу Элора отмахивается от наваждения, но уж быстро сдаётся: поскольку мужчина, вызвавший внутри неё бурю чувств, не может остаться без внимания.

Это был он. Безусловно, он: это ясно по походке, по манерам, по... одежде. Старомодная одежда — этим он грешил, но она, как правило, спускала ему с рук.

Она подкрадётся к нему тихо, но ненамеренно без звука. Но и голос Элора не повысит, дабы растворить нотки волнения в отдаляющемся шуме.

— Карбьер? Что ты тут делаешь? — вытянутая рука мягко коснётся чужого предплечья, призывая вампира остановиться, и Донстебьян сделает пару шагов вперёд, становясь нетрудным препятствием. — Не сочти за грубость: большой и радостный сюрприз увидеть тебя здесь, но, может, не следовало так рисковать? — она приблизится к нему немного ближе, делая многозначительный кивок в сторону толпы, а затем встретится с ним взглядом.

Его лицо... вызывало странные чувства: что-то было в нём не то. Неужто освещение сыграло злую шутку?
— Заскучал по острым ощущениям? Ох, Луна, а нарядился-то как... — Элора легко поправит чужой воротник и покачает головой, как добрый, но недовольный воспитатель. Похвально, конечно, что он выбрался из дома, но за подобный подарок она поблагодарит его позже, когда разольет вино по бокалам в уютных стенах. — Предлагаю сменить обстановку. Раз тебе хочется прогуляться, то выберем место скромнее, что скажешь?

Впрочем, не сказать, чтобы Элора действительно оставляла возможность выбора: выглядела она так, словно заранее уготовила план побега, и стоит вампиру только издать звук, как она сочтёт его за согласие, благополучно позабыв свои планы.

По лицу вампира можно было сделать вывод, что он точно не ожидал такого столкновения; не меньше, чем того ожидала Донстебьян. Впрок было бы задать вопрос, уточнить, мол, всё ли в порядке, отчего последовала столь удивлённая реакция, но Элора слишком напугана, сама того не осознавая. Желание подавить здравомыслие в угоду желанию думать, что всё в порядке, что её волнения - надумки, гораздо сильнее.

— Давно пора, — лёгкий укольчик совести, наверняка, ранит обоих - однако Элоре не хотелось на него давить.

Чужое касание вызовет на уставшем женском лице мягкую улыбку. Привыкшая подавлять в себе эмоции, но радующаяся вспорхнувшим полумертвым бабочкам в животе, Элора немного застенчиво замнётся, и чтобы скрыть свою сконфуженность, обхватит чужие пальцы своими, опустит руки ниже и отведёт взгляд в сторону. Она и правда знает, что он не откажется, но мог ли Карбьер себе представить, как много для неё значит его согласие?

Если бы он только знал!..

Она непроизвольно ухватит его крепче, как только сделает решительный шаг к выходу, но намеренно потянет Карбьера к себе ближе, вроде и призывая действовать быстрее и не отставать, пока предоставилось мгновение, а вроде из человеческого желания чувствовать любимого к себе ближе.

Как же давно они не гуляли вместе! Не посещали заведения, светские вечера, не ездили на лошадях и не дышали свежим воздухом, вечно делая выбор в пользу четырёх стен. Элора позабыла, какого это: проводить время в родной компании вне дома. Ею овладевала романтика, которой так сильно не хватало в её жизни, и оттого она испытывала трепетные чувства.

Прежде, чем выйти из Церкви, позволить открыть для себя громоздкую дверь, по инициативе Донстебьян они остановятся. Элора осторожно снимет с себя кропотливо вышитую шаль, выполняющую, скорее, декоративную функцию, нежели согревающую, но быстро, однако не менее профессионально, закутает Карбьера. Она завернёт край изделия и перебросит его через чужое плечо, делая образ более восточным и закрытым, оставляя лишь обзор зелёным глазам, и издав беззлобный смешок, только после игривых манипуляций ступит за порог.

Да, темно; прохладно. И хотя Карбьеру ничего не угрожало, не побеспокоиться о нём Элора не могла. Дело не только в его восприимчивости к солнечным лучам, коих сейчас не наблюдалось (хотя толика переживаний явно присутствовала). Она предполагала, что встреть кого незваного, тотчас вызовет нежелательные расспросы, и уж лучше личность Арх'Амарека им не узнать сразу, - у него были свои причины оставаться некоторое время инкогнито.

— Ты так меня обескуражил своим появлением, что я даже и не знаю, куда нам отправиться, — она придержит подол платья, спешно спускаясь по широкой лестнице. — По какому месту ты заскучал больше всего?

Отредактировано Элора Донстебьян (13.08.2022 14:57)

Столько лет прошло, а привычки неизменны: Элора всё так же готова броситься от общества прочь; от злых взглядов, от сплетен и искусственной вежливости - привычек, что пропитали и её саму, въелись под самую кожу, но продолжительно не жалуемых, будто бы отвергаемых организмом.

Она оборачивается, бросая мимолетный взгляд на Церковь, и мысленно просит прощения у отца, которому не уделила сегодняшним днём достаточно внимания. Не впервой, и всё же совестливо, но упустить шанс прогуляться с самым загадочным затворником её жизни, она не могла. Элора думала, - нет, - ей хотелось бы думать, что отец прощает ей все её выходки, а те, что касаются любви, в частности.

Странная, весьма двусмысленная шутка окончательно сбивает с толку. В груди что-то неприятно взвывает, что-то давно позабытое, благополучно запрятанное, но Элора никак не может вспомнить…  Да и нужно ли сейчас?

- Полагаю, что таинственному беженцу лучше пользоваться возможностью, а не ехидничать у святого места, - Донстебьян спрячет улыбку за возможностью осмотреться. Да, стоило поторопиться: совсем скоро сюда нагрянут знакомые лица, и лучше им не застать побег богохульников.

Тёплый камзол касается женских плеч, и Элора осторожно ухватывается за его края, утопая в массивной вещи.
- Теперь мне это не грозит.

Но на смену кокетливому смущению придёт непонимание.  Она чуть сдвинет брови, когда вампир пошутит про дом, и одарит его вопросительным взглядом. Луна, да его не узнать: лик не омрачен томной задумчивостью, в голосе звучит веселье, а шутки льются рекой – пускай и немного… странные. Как давно она не видела Арх'Амарека таким беззаботным, может, даже счастливым, заводным? В расположении духа? Что же, должно быть, Элора сильно устала, раз не смогла понять настроя благоверного... а ей бы стоило постараться.

Ей хочется возразить, но она не решается; проглатывает всё, что ей кажется сейчас неуместным. По её мнению, портить хрупкую идиллию своим недоумением означало оскорбить Карбьера в его заботе.

- Да… пожалуй, так и сделаем, - Элора неловко улыбнётся в попытках развеять смятение, которое, возможно, чувствовала лишь одна она, и уверенно направится к опустевшим экипажам. Через них гораздо проще выбраться незамеченными, нежели выходить напрямую. Она тихо добавит:

- Не забыл дорогу?

Отредактировано Элора Донстебьян (14.08.2022 23:24)

Ответ Карбьера удовлетворяет интерес Элоры, и последняя довольно хмыкает - он прав. И правда трудно позабыть путь, по которому всегда можно сбежать - уж в этом они оба были специалисты. Жаль, что Донстебьян изрядно проигрывала вампиру в мастерстве исчезновения, но, должно быть, взгляни на ситуацию под другим углом, и однажды она сможет выставить данное качество, как собственное преимущество, нежели минус.

Донстебьян приходится сделать упор на носки, не вставая на цыпочки, чтобы избежать излишнего шума. Подошва тихим шорканьем сливается с чужим сопением, шепотом, и в конце концов, с соблюдением всех основ осторожности и стараний, дезертиры остаются незамеченными.

Испугавшийся тьмы Рон-дю-Буш особенно прекрасен: резко поредевшие улицы остались во власти тех, кого они так сильно боялись, не имея представления, что едва ли их осторожность поможет спастись. Признаться, изобразить общее удивление и ужас оказалось не так уж и трудно - тому способствовало удачное стечение обстоятельств. Не без актёрского мастерства, конечно. Первые и последние темы разговоров в ателье стали общеизвестные волнения о вампирах, и посетителей приходилось успокаивать огромным зеркалом.

Ох, знали бы они все тонкости, вряд ли ступили бы на порог "Золотой нити".

Невольно погрузившись в свои думы, Элора не сразу заметит, что Карбьер остановился. Когда с поля бокового зрения пропадёт чужой силуэт, она, слегка испугавшись, обернётся, и с облегчением выдохнет, когда обнаружит Арх'Амарека совсем неподалёку. Он выбрал по истине красивое место, успел, в отличие от швеи, зацепиться взглядом за зелёный островок у массивной стены. 

Она сделает пару неторопливых шагов назад, скользнёт тёплым взглядом с вампира на цветы, и задумается: как давно она не замечала здесь растений? Не сказать, что Элоре было безразлично. Скорее, она попросту перестала обращать внимание на красоту вокруг, и потому клумба ей казалась чем-то дивным, новым... инородным. Словно и не было их здесь никогда.

Донстебьян будет молча наблюдать за тем, что делает Карбьер; с удовольствием будет ловить каждое его слово, движение, прочнее закрепляя в памяти, чтобы долгие годы держать дорогие воспоминания у сердца. Она отведёт взгляд, когда цветок ловко окажется в её волосах, и покроется румянцем от приятного смущения. Луна, да ради такого стоило жить!..

— Я... - она сомкнёт губы в попытках подобрать верные слова, но сокрушенно махнёт головой. Будоражащая гамма чувств заставляет мысли путаться, сердечко чаще стучать, щёки пылать; двумя словами - терять самообладание, и Донстебьян даже удивится своей реакции.

— Как бы мне хотелось видеться так чаще, - она горько усмехнётся. - Да, совсем как в прошлом.

С некоторое время Элора потупит в малахитовые глаза напротив, но вскоре опустит взор в попытках рассекретить улыбку. А может, и не с этой целью вовсе?

Но она оставит за собой "недосказанность", решая продолжить прогулку.

— К слову: поговаривают, что плоды шиповника используют для создания любовных зелий, а сухие ветки, собранные при луне, защищают от злых сил, — к чему она это? Ах, да. — Но твоя интерпретация самая красивая. Остановимся на ней.

Путь обещал быть не долгим, но, как того и хотел Карбьер, красочным и расписным: в преддверии маскарада город и впрямь был украшен причудливыми декорациями. О, Луна, неволей вспоминалось о джентльмене, рьяно желающим сопроводить даму на празднество, но от одной только мысли о нём становилось тошно.

— Было бы здорово оказаться на маскараде... вместе, — Луна, на что она нарывается? Обсуждали же, говорили - опасно. Но разве заявиться в Церковь оказалось не страшнее? — Взглянул бы на всех в расслабленной обстановке...

От объятий становится теплее: толстая ткань плотнее прилегает к телу, но Элоре хочется думать, что это всему причина - чувства, а не физика. При всех возможностях она прижимается к Карбьеру, разве что не издаёт счастливые нечленораздельные звуки, и волнуется, правда волнуется, что спровоцирует вампира на недовольство - дома при разговоре о маскараде он вёл себя совсем иначе. 

И какого удивление, когда вместо терпеливого вздоха и монотонности в голосе, она слышит согласие. Без запинки, без раздумий, без торга и какого-то ни было возмущения. Да, и всё тут - вот так просто? Что такого произошло в Церкви, что он настолько переменился? Произошёл внеплановый сеанс экзорцизма? Или ему действительно не хватало острых ощущений, чтобы почувствовать себя живым авантюристом?

— Ты серьёзно? — тихо переспрашивает Элора, но если бы знала, какое предложение последует чуть погодя, встречно, задала бы вопрос позже. Она посмотрит на Карбьера с широко распахнутыми глазами, а из-под камзола покажутся руки, норовящие ощупать вампира на предмет его реальности.

Он предлагает это по-настоящему? Она не спит?

Если бы он знал, как сильно она хотела бы сбежать, переехать, спрятаться - как угодно. От знакомых лиц, от выученных улиц, от прошлого. Без памятства, без сожаления, с чистой совестью... с Карбьером.

Предложение кажется настолько желанным и внезапным, что, достань он сейчас кольцо и сядь на одно колено, она бы простилась с головой и адекватностью окончательно, умерла бы прям здесь, на месте, от остановки сердца и взрыва эмоций. Мало того, что Арх'Амарек оказался в самом неожиданном месте, так и будто подменённый, заново родившийся; разве что лицо оставалось тем же. Впрочем, в недостаточном освещении трудно судить, ещё и с шалью на голове.

— Мне не послышалось? — она игриво похлопает Карбьера по боку, а затем пальцами раздвинет шаль таким образом, чтобы было лучше видеть лицо благоверного. Глазами, полными надежды, она поймает взгляд вампира и нервно улыбнётся. — Конечно. Конечно же я соглашусь, Карбьер, разве может быть иначе? Мы можем для начала съездить "на разведку", а там уже решить, как быть дальше.

Жаль, что всё не так просто, как кажется, но не прыгнуть в омут с головой она не могла. Придётся выжать из собственных сил максимум, чтобы отчалить из Дю-Буша с чистой совестью.

— Нужно будет столько проделать... в частности, подумать, как быть с билетом на твоё имя, — она вновь начнёт теребить аксессуар на Карбьере, но через мгновение отпустит, возвращаясь с небес на землю. Сегодняшний вечер - вечер, судя по всему, неожиданных поворотов и "жести". Как такое вообще было возможно? - Поговорим об этом дома, хорошо? Боюсь обсуждать здесь.

Она сделает глубокий вдох, усмиряя радость, но, тем не менее, всю дорогу будет обдумывать грядущие планы.

— Мне нравится ход твоих мыслей: новый образ - новая жизнь, - Элора хохотнёт, поддерживая идею продолжить прогулку. —
Честно сказать, я никак не представлю тебя с короткой стрижкой. Да и, возможно, не нужно? У тебя прекрасные волосы. Но если же решишь их остричь, не молчи - я поговорю с Миланой, она любит заниматься причёсками, - о, это было ясно хотя бы по тому, насколько длинная была у неё коса, а у её подружки - натурально крашенные волосы, и не абы кем, а самой Миланой. Элоре оставалось лишь догадываться о том, как часто они проводят друг с другом время вне работы. В основном по их незамысловатым шуткам. И, конечно же, прическам.

Она выдержит небольшую паузу, расслабленно прикроет рот тыльной стороной руки так, чтобы сложилось впечатление, будто бы лучшая сплетница решила поделиться новой новостью, и негромко произнесёт:

— Подлецу всё к лицу, - она задорно хмыкнет и уберёт ладонь. — Не могу передать словами, как ты меня сегодня осчастливил своим решением, - и как сильно расстроил светловолосого мальчишку - нудного и душного, хотя и очень доброго. — Даю тебе сутки на раздумья по поводу костюма. Или можем завтра вечером, когда все уйдут, определиться вместе.

Отредактировано Элора Донстебьян (16.08.2022 18:51)

Не хватало разве что хлопнуть в ладони и потоптаться на месте, как радостный маленький ребёнок. Луна, неужели молитвы были услышаны? Неужели какая-то неведомая сила стала, наконец, благосклонной по отношению к Элоре? Жизнь научила: преждевременно радоваться нельзя, но после тяжелого рабочего дня, в компании любимого человека, который преодолел все трудности и готов сворачивать горы, не хотелось держать себя в руках.

Возможно, они вернутся к обычной жизни. Местами скучной, по большей части рутинной, но поодаль ото всех и наедине; или не поодаль, но хотя бы вместе.

— Тогда грех не воспользоваться предоставившейся возможностью, — напоследок отпускает Элора. О, им предстоит долго обдумывать планы: продумывать каждый шаг, рассчитывать средства, и много, много мечтать о дальнейшей жизни, другой жизни, а затем плавно и постепенно воплощать её в реальность.

Элора довольно покачает головой. Будь её воля, засыпала бы Карбьера комплиментами каждый день, только ради того, чтобы видеть его таким: счастливым и не удрученным. Ох, как отрадно понимать, что всё ещё впереди!

— Рыжий? Карбьер, у меня столько вопросов. Прошу тебя, давай начнём с стрижки, а с покраской волос торопиться не будем - всегда можно обратиться к цирюльнику вновь, — она рассмеётся. Нет, пожалуй, хватит пока рыжих; ну, или хотя бы не так резко.

Почему-то Донстебьян так и думала: птицы. Вернее, она подумала о перьях, а вот Карбьер область расширил. Следует обдумать детали более подробно, чтобы сделать костюм интереснее - как верно подметил вампир, Элора не любила классику.

— Я знала, что ты сделаешь выбор в пользу фазанов, — она чувствует, как чужие руки крепко обхватывают её талию, и заливается смехом. Нет, это сон - точно сон, счастливый, но такой реальный, однако Элоре совсем не хочется, чтобы он прекращался. — Хорошо-хорошо. Пожелание будет учтено, — она довольно закусывает губу, чувствуя поцелуй на своём виске, и не даёт руке вампира выскользнуть из её хватки.

Поразительно, как быстро они преодолели путь от Церкви до... дома. Вот же, казалось, только-только ступили на главную улицу, а до знакомой двери рукой подать. У Карбьера на Элору было особое влияние: она теряла с ним счёт времени. Оставалось искренне надеяться, что и ему было с ней так же интересно.

Свободной рукой она поковыряется под камзолом до тех пор, пока не послышится звон ключей.

— Сегодня мне передали потрясающее вино из одуванчиков. Долго же Гилберт его выдерживал, — она говорила так, будто бы Карбьер имел представление, кого она имеет ввиду. — Всего одна бутылка. Я хотела приберечь его для особого случая, но, видит Судьба, момент предоставился сам собой.

Элора чуть обгонит вампира, влюблённо ему улыбаясь, и медленно пройдёт к двери дома спиной. Она нехотя опустит его руку, легко развернётся и засуетится, пока не послышится характерный скрежет замочной скважины. Щелчок за щелчком, и дверь отворится, и Элора на автоматизме откроет её поспешным толчком.

Темно, пусто, и... холодно? Одиноко? Донстебьян к вечерней атмосфере своего дома привыкла, а вот что касается гостей, вряд ли. Она дождётся, когда Карбьер зайдет, и закроется на защёлку.

— Могу попросить тебя разжечь камин наверху? Я пока заберу гостинцы.

Напряжение Карбьера сложно не заметить. Что могло спровоцировать перемену настроения Элоре совершенно невдомёк: может, она сделала что-то не так? Неудачно пошутила? Вампир не озвучивает свои опасения, а Донстебьян не решается спросить, чтобы не обострять ситуацию - быть может, всё развеется своим чередом?

Ей остаётся только подметить, что она почувствовала, и попытаться сгладить углы своим поведением, полным непосредственности. Она аккуратно повесит камзол на вешалку и уберёт его в шкаф. Раз они оба здесь, то, значит, Карбьер никуда не уйдёт, и можно не переживать, что утеплённая вещь ему понадобится раньше завтрашнего вечера.

Только вот незадача: пальто, в котором Карбьер мог пойти, висело не тронутым - это собьёт Элору с толку, заставит рассмотреть вещи в руках более внимательно, а затем нерешительно повесить "новый" камзол на свободное место, и только потом разденется сама.

Да, ещё в Церкви она заметила, что он нарядился, но почему-то ей казалось, что эти вещи она уже видела ранее.

Дверцы шкафа закроются, и Элора посмотрит на поднимающегося по лестнице Карбьера в замешательстве. Нет, точно переутомилась - нужно скорее пригубить вина и ложиться спать.

— Спасибо, — благодарность прозвучит неуверенно, но Элора мигом улыбнётся и уйдет в ателье, чтобы не заострять внимание на недопонимании. — Я сейчас.

Вопреки ожиданиям Элоры в ателье было не пусто: дело не в чьём-то присутствии, а в коробках, о которых она совершенно позабыла - пришла новая партия фурнитуры и тканей. Рядом с неразобранными новинками стояли свежие и не очень цветы, в корзинках и в вазах, однако ни один букет не мог встать в сравнении с цветком шиповника, что красивым аксессуаром торчал в волосах Элоры прямо сейчас. Она безразлично окинет чужие подарки взглядом, приметит бутылку вина и ловко выхватит её из гущи неискренних благодарностей. Впрочем, только вино Гилберта и было настоящим.

А перед тем, как уйти, Донстебьян всё-таки не справится с любопытством и приоткроет крышку одной из коробочек: блестит, сверкает, завораживает, - от вида содержимого Элора довольно причмокнет и отправится на кухню, чтобы не томить возлюбленного ожиданием.

На втором этаже всё гораздо более одиноко: самый живой уголок - кабинет с библиотекой, где, в основном, Элора накидывала новые скетчи и много, много пила, пытаясь заглушить пустоту внутри себя. Зал же, напротив, вылизанный прислугой, но всё так же не менее холодный. Что примечательно, даже не смотря на витающую в воздухе тоску, очень сильно ощущается чужой... взгляд? Словно внутри стен что-то неустанно за тобой поглядывало.

Элора поднимется совсем скоро, с двумя бокалами и бутылкой вина. Она закроет за собой дверь толчком бедра и спешно пройдёт к небольшому столику напротив камина, осторожно расставляя перед собой бокалы и выкладывая штопор. 

— Такая партия объёмная пришла! Не смотрел, что там?

Сперва Элора не обратит внимание ни на странности, ни на изменения - она во всех смыслах увлечена бутылкой вина. Ей потребуется совсем немного времени, чтобы продемонстрировать свою независимость и справиться с пробкой самостоятельно, после чего победоносно разольёт пойло по бокалам.

И уж только потом, когда руки окажутся свободны, она захочет пригласить Карбьера скорее опробовать долгожданный заказ, но кое-что её остановит: неувязочка. Расхождение в словах, в одежде, в образе. Элора недоумённо уставится на вампира, скругляя губы, норовясь спросить "что?", но не сможет выдавить и звука.

По какому поводу?

Она легко встряхнёт головой. Он и правда спросил то, что она услышала?

Её раздумья не займут и больше нескольких секунд: Элора попытается сопоставить события сегодняшнего вечера с тем, что наблюдала сейчас. Или благоверный внезапно решил устроить показ мод, или кто-то решил выдать себя за благоверного и проникнуть в дом, чтобы... что? С какой целью? Да, Донстебьян вела нечестную игру, мутную, пользовалась связями, - теми, что сейчас озлобленно не жалуют, - но ещё ни разу она не давала повод кому-либо заподозрить себя.

Сейчас? Абсурд.

Она вздрогнет, когда услышит до боли знакомый голос со стороны двери, и покроется мурашками от осознания, что ей не причудилось - за дверью был Карбьер. Или кто-то, кто выдавал себя за Карбьера.

Вампир напротив меняется в лице, становится пугающе безразличным, и не смотря на то, что его неживой вид кажется Элоре привычнее, чем радушие минутами ранее, это вовсе не успокаивает.

Элора медленно обернётся, страшась увидеть, пожалуй, свирепое чудовище, но никак не любовь своего сердца, и так же сильно будет бояться, что совершила огромную ошибку, отведя взгляд от рядом стоящего Карбьера.

От каждого громкого и тяжёлого удара в дверь сжималось сердце, а в горле пересыхало, точно как в страшном сне, вдохновленным воспоминаниями о Кинерме.

Действительно, что происходит?

- Нет, - ответит она на вопрос шёпотом. На чей? На какой? - Карбьер?..

А дверь всё упрямо не поддавалась, нагоняя панику с каждым толчком сильнее и больше. О, Элора знала, какого это – прятаться от преследователя в стенах собственного дома, но никогда бы не подумала, что сможет вновь пережить кошмар наяву. Спустя столько лет.

Кто был за дверью, когда Карбьер, тот Карбьер, которого она помнила, с которым жила, которого знала как облупленного, стоял рядом и чего-то ждал; чего ждал? И почему не шёл разбираться?

Треск дерева заставляет непроизвольно моргнуть, а сердце ухнуть в самые пятки. Рефлекторное действие стоит Элоре адекватности, она теряется в пространстве, покрываясь мурашками от страха и холода.

Проходит меньше доли секунды, но обстановка меняется кардинально; монстром за дверью оказывается некто иной, как тот самый Карбьер, с которым она шла домой, и от увиденного Элоре становится окончательно дурно. Она мотнёт головой, как пьяная, чтобы обратиться к вампиру позади, и снова осечётся. Потому как другого Карбьера рядом не окажется. Пуф - и нет.

Но он точно стоял здесь! Она видела его, слышала и чувствовала!

Донстебьян нешуточно затрясёт, когда она услышит не прямое, но подтверждение своих слов – голоса были; значит, кто-то и правда присутствовал, однако теперь подлинность того, кого Элора видела, вставала острым вопросом.

Кто. Это. Был?

Податливая и напуганная, швея сядет в кресло, и начнёт бегать глазами по гостиной в поисках ответов и вразумительности, но едва ли их найдёт. Пылящаяся на краю стола книга, не горящий камин, – хотя Элора уверена, что в комнате было тепло, - суетящийся Карбьер, разжигающий огонь, и откровенная безжизненность зала указывали на то, что никого, кроме ней одной, на самом деле здесь и не было.

Но был! Был!

Стеклянные глаза зацепятся за говорящего тем же голосом, но другим тембром, с тем же лицом, но с другой эмоциональностью, с тем же телом, но с другой одеждой мужчину. Моргни она ещё раз, и он исчезнет так же быстро, как и тот?

А был ли тот?

Она попытается привести себя в чувства быстрым массажем глаз, после которого точно воспалятся белки, так как Элора не рассчитает силу. В легком помутнении зрения она нервно вцепится в холодные руки Карбьера.

Она точно не выглядела здоровой: побледневшая от ужаса, с выраженными из-за освещения мешками под глазами, бешеным взглядом и мандражом.

- Нет! - Донстебьян зазвучит скорее истерично, нежели серьёзно и зло. Она сожмёт руки Карбьера ещё сильнее и начёт тереть их пальцами. – Не стоит. Не нужно…

В сумбуре мыслей Элора попытается разгадать загадку. Она видела пальто в шкафу, в котором Карбьер не пошёл – почему? Она не видела боли на лице вампира, когда он стоял в стенах церкви – почему? Он выглядел удивлённым, когда она его одёрнула – почему?

И почему тот, что сидел в кресле, удивился её раннему возвращению?

Элора нервно сглотнёт.

- Что ты делал в церкви, Карбьер?

Она смотрит на Карбьера не моргая, почти не дыша, в надежде, что он скажет, что решил устроить дурацкий сюрприз; совсем неудачный, совсем безрассудный, пускай на него это будет совсем не похоже. О, Луна, она быстро и легко поверит в блажь, успокоится и выдохнет – сложись только всё так, как ей хочется.

Но вампир не даёт ей желаемого.

Неудачная шутка пробуждает затаившуюся обиду, злость, отчего у Элоры дёрнется глаз. Ох, как возлюбленному везло, что она его до одури любит, так бы не удержалась рявкнуть; максимум, что она позволит в данную секунду сделать – одарить его крайне недовольным взглядом.

Каждое его слово она повторит в мыслях, чтобы понять правильно; настолько правильно, насколько это было возможно в её состоянии. Не хочет врать, да, конечно – она это искренне ценит. Да, ему точно придётся объясниться, рассказать, почему отлучился…

Отлучился? Отлучился, в смысле, вышел из дома?

Она не успеет понять, о чем речь; не успеет сообразить, что происходит, лишь удивлённо пискнет от головокружительной смены обстановки, а от громкого звука разбившейся люстры прижмется к Карбьеру сильнее и зажмурится.

Вечер превратился в театр абсурда – происходило что-то непонятное, мрачное и жуткое; Элора от такого отвыкла.

Она откроет глаза из-за вспышки яркого света, и не сразу поймёт, что на стене появилась кровавая надпись, но осознание происходящего быстро её настигнет. 

«Лжец?»
Странно, но Элоре почему-то захочется с надписью согласиться.

Она посмотрит на Карбьера. Кто или что решило оклеветать его – было непонятно, зато вот то, что вампиру от чего-то дискомфортно, - на лицо. Она взволнованно забегает по нему глазами, положит руку на его плечо и мягко скользнет в тщетной попытке его… утешить? Наверное, да.

Взгляд невольно упадёт на остатки люстры. Осколки! Карбьер поймал чёртовы осколки спиной, чтобы укрыть её от возможных ран! Ох!

- Думаю, нам пора убираться отсюда, - как же ему хотелось помочь; как минимум - побежать за аптечкой, как максимум - перестать становиться для него проблемой, из-за которой вампир постоянно брал удар на себя, но в происходящем был только один разумный выход – бежать. Бежать на всех парах. - Сильно болит? Сможешь идти?

Некогда самое родное и безопасное место, в котором она могла спокойно существовать вместе с любимым, тотчас становится неподконтрольным, пугающим, жутким.

Неужто в её доме поселилась аномалия?

Плакаты по всему городу, разговоры в ателье, полные предупреждений и опасения, - Донстебьян думала, что лично её никогда не коснётся подобная участь. Ей думалось, что для возникновении аномалии нужны веские причины, почва, обида и злость, которыми Элора, по её мнению, не обладала.

Да, на душе висел огромный камень из-за которого не было возможности нормально продохнуть; но он висел давно, настолько давно, что она даже не упомнит, когда появился. Единственное логичное для неё объяснение заключалось в собственной усталости. От работы. От суеты. Только и всего. Не могла же она так просто впустить в свой дом зло?

Слова Карбьера о том, что он в порядке, вовсе не успокаивают Элору, но она нехотя соглашается.

В недобрых действиях неизвестной силы Элора убеждается окончательно, когда они долго-долго спускаются по лестнице. Если минутой ранее она с горем пополам могла допустить кроткую мысль о нетрезвости своего ума, то чем дальше они продвигались по ступеням, тем больше Донстебьян понимала, что она не сумасшедшая, и сидящий в кресле Карбьер не был плодом её больного воображения.

Разве что отчасти, но об этом она не догадывалась.

Красная стекающая на стене надпись заставляет адреналин в крови Элоры зашкалить.  Оно жаждало жертву? Она прильнёт к вампиру, будто бы могла на что-то повлиять.

Слова сами сорвутся с её дрожащих губ:

- Это оно… о тебе?

Она опасливо переглянется с Карбьером, перемнётся с ноги на ногу, оглядываясь, и ухватит его  за руку, переплетая пальцы рук в крепкий замок. Самообладанию Карбьера можно было только позавидовать. В отличие от него, трясущейся от перенапряжения Элоре хотелось провалиться сквозь землю и взвыть.

И лучше бы она была аккуратнее со своими желаниями.

Им стоит потерять бдительность всего на секунду, чтобы аномалия подкинула им очередную мерзость: пол под их ногами станет мягкой землёй с огромным количеством живых и голодных опарышей, а вход на кухню станет похож, скорее, на сгнившую крышку гроба, поросшей колючей лозой и… розами?

Изнутри крышки что-то или кто-то захрипит, а после секундной тишины начнет неестественно быстро долбиться.

Со стороны двери, ведущей в ателье, послышится щелчок - приглашение зайти. Вот уж куда Элора действительно боялась свернуть, так это в ателье - количество игл  и острых ножниц в нем не сосчитать. Если существо, - предположительно, аномалия, - обладало возможностью использовать любой предмет в доме, то их попытка зайти в другую комнату вполне сможет обернуться роковой ошибкой.

Или использование игл - вопрос времени, и от места в доме не зависит?

Она резко взвизгнет и подпрыгнет, когда почувствует холодное к плечу касание. Массивная бесконечная лестница в ту же секунду с грохотом начнёт виться змеей вдоль стены к вымощенному потолку.

Назад дороги нет.

Донстебьян абсолютно по-деревенски выругается, начав судорожно размахивать головой в поисках выхода или его подобия. Куда? Куда им деться? В ателье? Она не находит ничего лучше, как инстинктивно дёрнуться в сторону единственного адекватного варианта; только вот ноги предательски вязнут от любого шевеления.

Голос Карбьера как ножом по сердцу, он заставляет извиваться и сопротивляться в нежелании осознать происходящее - ровно так же она несколько лет противилась мысли о его смерти. Им достаточно пересечься взглядами, для того, чтобы Элора встряхнула своё понимание безысходности, и она, с тем же ужасом, с коим он вёл её когда-то очень давно от хлева до дома, податливо попятится.

Она его слышит, но не осознает; помутневшее от стресса сознание выстроит незримый барьер из-за которого сильно звенело в ушах. Но вскоре он даст брешь, и Элора прочувствует мягкость чужого голоса, несвойственную человеку в ситуации, в которой они находились.

Дверь оказывается не заперта, за ней - кромешная темнота, однако действия Карбьера на первый взгляд окажутся безошибочно верными. Потребуется ещё немного времени, прежде, чем свет в комнате озарит абсолютное спокойствие вокруг: лежащие в своём привычном порядке бытовые принадлежности и мебель. Однако за зашторенными окнами не окажется самих окон, а дверной косяк треснет в нескольких местах из-за сильного хлопка - открыть дверь будет невозможно. Пока что.

Да, Элора успокоится. Совсем немного, но хотя бы сможет отвечать за поступки.

— Не может быть, — дрожащим голосом выдавит она. — Ты же это видел?

Она вновь оглядится: резко, истерично, как сумасшедшая, и издаст нервный нечленораздельный звук. Ей что, всё-таки привиделось?

Из заботливой хватки Арх'Амарека Элора психованно выберется, а как только почувствует свободу, закроет нос и рот руками в попытках отдышаться. Должно быть, швея смотрелась очень плохо - бледная, скрюченная, сгорбившаяся, бормочущая себе одну и ту же фразу под нос, издалека она напоминала статуэтку молящегося человека, не менее жуткую.

Она же не сошла с ума?

Отредактировано Элора Донстебьян (19.08.2022 17:59)

Карбьеру не потребуется уговаривать Элору взглянуть на обувь - она это сделает сама, попадая в такт просьбы, и измученно скривится, когда не обнаружит следов земли. Не то, чтобы ей хотелось купаться в грязи, скорее, ей чертовски не хотелось верить в то, что в доме они находились исключительно вдвоём; ей хотелось не чувствовать себя больной. И уж тем более не хотелось дать аномалии развиться – она ведь до сих пор не знала, что стало первопричиной появления устрашающего недуга…

Карбьер? Оно неоднократно обратилось к Карбьеру – точно точило на него зуб за какое-то злодеяние. Но за какое?

Она раздражённо фыркнет. Иллюзия. Просто шизануться можно - иллюзия! Элора слишком ярко и отчетливо помнила, как проводила уютные вечера с Карбьерм вместе, и его реакция ей кажется совершенно неуместной; он уклонялся от вопросов – темнил, и Донстебьян жутко хотелось схватить его за грудки и вытрясти с него ответы.

Но она не была в состоянии. Не сейчас. Непривычно для самой же себя беспомощная – жалкое зрелище; она усядется на стул, пытаясь собраться с мыслями и привести себя в ясность, но от поступившего вопроса ей явно станет хуже.

Свет в комнате замигает как при скачке напряжения. Элора болезненно нахмурится и ухватится за виски. Попытка вспомнить события названного дня отдастся головной болью, тем самым замедляя процесс воспоминания; подлинного воспоминания. Ох, как же давно это было!..

- Тысяча пятьдесят четвёртый… мы же тогда приехали в Ивлир? Я сдала вступительные экзамены в школу мастеров, а потом… - она задумчиво подожмёт губы в поисках ответов в своей голове. Секунда, две - и на неё накатит злость. Весь вечер она только и слышит уклончивые ответы. Весь вечер ей приходится чувствовать себя поехавшей на голову, потому как грань между адекватностью и «иллюзией» стёрлась; и вместо того, чтобы объяснить ситуацию, Карбьер пытается подковырнуть события аж восьмилетней давности! – Перестань ходить вокруг да около и скажи уже, к чему ты клонишь – у меня нет сил разгадывать твои тайны.

На вампира Элора посмотрит строго, с обидой; он попал в самое яблочко, в самую червивую зону – осталось только помочь Донстебьян осознать, во что она влипла.

Чем больше Элора пыталась вспомнить, тем сильнее в груди вскипала горечь - ее происхождение швее было неизвестно. Мысли кидало в разные стороны из-за попыток зацепиться за что-то одно, выстроить логическую цепочку, основываясь на чувствах, но это было сложно с гудящей от происшествий головой.

На измученном лице Элоры постепенно проявится понимание. Озарение! 30-го числа Безмятежья 1054 года произошло страшное событие, которое круто перевернуло жизнь Донстебьян. Оно было напрямую связано с Карбьером. С его… исчезновением.

Письмо.

В тот злополучный день ей пришло письмо - ужасающее известие о его кончине.

Она медленно, как в бреду, переведёт ошарашенный взгляд на Карбьера. Вот он, прямо сейчас, стоит перед ней живой, рассказывает историю своего «побега»; вот почему он не был похож «сам на себя», и вот почему уклонялся от ответов и так странно себя вёл. Его место заняла аномалия.

Однажды Элоре сказали, что её одержимость приведёт к колоссальным последствиям. Кто же знал, что шадд лучше доверять?

Сколько лет Элора жила на пару с всепоглощающим одиночеством! О, её эта весть не убила, но как же жаль - уж лучше бы она умерла вслед за ним, а не мучалась от того, что ей приходилось переживать тогда и сейчас. Она ведь его не отпустила, нет; не смирилась с мыслью, не нашла замену, не приняла удар Судьбы, и увязла в своём болоте непрожитых мечт.

Иллюзия «беззаботной жизни» окончательно разбивается вместе с огромным зеркалом на стене. Теперь она поняла.
В Ивлире она была одна. Действительно, одна. «Карбьер» заявится к ней позже, гораздо позже, когда в нетрезвом бреду, будучи на пике нервного срыва, она не наделает глупостей.

Ох, как сильно переменится её настроение: на смену страху придёт ярость. Элора смахнёт проступившие слёзы резким движением, и не сразу, а выдержав паузу, леденящим душу голосом произнесёт:

- Я думала, ты мёртв, - от нежных и тёплых воспоминаний сильнее заболит сердце: она «играла в сказку» с плодом своего воображения. Какая… мерзость!

Тот, кого она так сильно любила, тот, с мыслью о смерти которого не смогла смириться спустя восемь прожитых лет, оказывается случайно встреченным в самым непредсказуемым для свидания месте. В Церкви ему и правда стоило замаливать свои грешки - за один из них Элора лично была готова его уничтожить. В переносном значении, конечно.

Или нет?

Она подскочит в импульсивном намерении высказать всё недовольство благоверному в лицо.
– Ты исчез из моей жизни на целых восемь лет! Восемь, Карбьер! Неужели за всё время тебе не захотелось связаться со мной?! Я не могу в это поверить!

Элора не даст ему сказать, нет, даже если он и не захочет вставить слово, она всё равно призовёт умолчать подлетевшей за своей спиной вазой с цветами. Бамс! И сосуд звонко разбивается о противоположную стену.

«Почему не предупредил? Почему не сказал? Почему? Почему? Почему?» - сотни кровавых вопросов расползутся по ателье.

Да, сейчас их с аномалией идеи были схожи: ей бы хотелось, чтобы вампир ощутил удушающую боль горя и утраты - он же всегда тяготел ко всему человеческому.

- Не навлечь беды? И как оно? – она едко усмехнётся. Прелесть хорошего шёлка в том, что и в сухом, и в мокром состоянии его очень сложно порвать, а за качество тканей Элора ручалась. – Я хотела покончить с собой.

Нетрудно догадаться, что произошло потом; тот, кто постучался к ней в дверь, прямо сейчас содействовал безумию.

- Смотри мне в глаза, Карбьер, - Элора проглотит колючий ком, мешающий говорить без дрожи, осипшим голосом. – Почему нельзя было просто… поговорить? Ты же знал, о, ты наверняка знал, что вскоре окажешься официально мёртвым...

Луна свидетель - Элора таяла от одного только взгляда Карбьера, но явно не сейчас; не в сумасшедшем припадке.

- ...разве мы не смогли бы справиться вместе?