- Я слышал, в баронстве прескверная погода, господин Барнс.
Жизнерадостный тенор, принадлежащий Лудо Фарвику, был приветственным разнообразием посреди какофонии стука колёс, скрежета металлических контейнеров, бряцания поклажи, хрустального едва слышимого перезвона, посвиста сквозняка, кашля и бормотания извозчика. Катберт перевёл взгляд на собеседника, отвлёкшись от не слишком красочного вида укрытой сумерками долины за окном, и на губах его возникла тонкая, едва уловимая улыбка.
- На вашем месте я бы приготовился с большим тщанием. - продолжил тот, и глазом не моргнув. - Столь резкие перепады погоды сведут в могилу кого угодно.
Если бы он только сознавал, сколько на самом деле иронии в его выражении.
Лудо Фарвик принадлежал к группе молодых передвижников, имевших цель столь же благородную, сколь сумасбродную - кататься по провинциям Галатеи и просвещать простой люд, знакомить его с художественным творчеством. Естественно, все члены этой самоназванной группы дарований принадлежали к семьям достаточно обеспеченным, чтобы не оглядываться на отсутствие постоянного заработка. Так случилось, что господин Барнс, покидая академию в частности и Эльмондо в целом, стал невольным свидетелем в целой истории с восстанием молодых и горячных, бросивших обучение в академии ради личных побуждений и мятежной свободы, придушенной старыми, желчными академистами. В сущности, пути Катберта и молодых людей лежали в одном направлении отчасти по случайности, а отчасти…
- Не слушайте его, господин Барнс, - вспыхнула румянцем Эмилия, самая младшая из компании передвижников. Хоть в антрацитовых глазах алхимика едва ли можно было разглядеть хотя бы намёк на гнев, она поспешила сгладить эффект, произведённый Фарвиком. Тот, в свою очередь, обаятельно рассмеялся - именно из-за этого смеха всё ему в академии сходило с рук, до поры до времени.
- Как же мне, в таком случае, расценивать ваше высказывание? - поинтересовался Барнс, впрочем, не спеша демонстрировать истинный эффект, произведённый на него то ли заботой, то ли лёгкой насмешкой Лудо. Он выжидающе сложил руки в перчатках, одну поверх другой. Молодые люди замолкли и все разом воззрились на Катберта, покуда тот, выдержав паузу ровно столько, сколько было в той ситуации необходимо, не продолжил:
- Полагаю, всё же, с вашей стороны это была забота. В таком случае, смею вас уверить - моя одежда вовсе не стоит вашего беспокойства, Лудо. Однако, я польщён.
В крытом экипаже воцарилась такая тишина, что сопутствующие поездке звуки сделались невыносимо-громкими - настолько, что третий спутник Катберта всё же решил разбавить её новой попыткой завязать разговор с академистом (к которым молодёжь питала воистину юношескую, импульсивную неприязнь).
- А вы, господин Барнс, слышали, о чём говорят местные?
Катберт с любопытством взглянул на вихрастого светловолосого юношу, сидящему от него по левую руку. Выражение лица у него было самое что ни на есть серьёзное. Остальные так же воззрились на него в ожидании продолжения, однако на этот раз алхимик ответил без обиняков, снова окинув взглядом волнующееся, тёмное травяное море, прежде измученное длительным зноем, теперь - напоенное долгожданным дождём. 
- Слышал. Однако, имею мнение, что данные россказни - полный вздор, и вам, молодые люди, я не советовал принимать на веру всё, что болтают.
Тёмная, угрожающе-монструозная громада замка вздымалась из-за горизонта. Сейчас ещё можно было разглядеть, как ирисовые рефлексы лобызают очертания каменной кладки с той стороны, где зашло солнце несколько часов назад. Борозды облаков, напоминающие рваные белёсые раны, простирались над ним лохмотьями нищего.
- Простонародью свойственно придавать людям, имеющим достаток, черты мифических монстров или же рисовать над ними недобрые предзнаменования. Чем выше достояние - тем чудовищнее черты.
Молодые художники переглянулись. Никто не мог сказать наверняка, не ждёт ли подобная репутация кого-нибудь из них.
- Что же по поводу вашей микстуры? Вы уверены, что перепады погоды не скажутся на вашем здоровье?
Это произнесла Эмилия. До чего же, всё-таки, сердобольное дитя.
Катберт скосил на неё взгляд из-под опущенных век и улыбнулся выразительнее обычного. Это выражение лица будто бы смягчило резкие черты лица мужчины, рассыпало возрастные морщины, исходящие сеткой от уголков завораживающе-тёмных глаз.
- Не скажется. Алхимик способен обеспечить себя сам. Лучше поберегите себя, сударыня, особенно когда окажетесь в глубинке. Мир за пределами Эльмондо может показаться вам невообразимо жестоким. Надеюсь, что зрелище обездоленных и трудяг не лишит вас желания творить.
- Мы знаем с чем столкнёмся, господин Барнс, - пасмурно произнёс Лудо, чеканя слова.
Катберт, отметив его лицо коротким взглядом, тихо произнёс:
- Надеюсь, Лудо. Надеюсь.

Кто бы ни был истинным владыкой этого мира, сегодня он одинокого странника помиловал. Трость с металлическим фигурным наконечником нестройно перестукивала по дороге, расстилавшейся перед замком - её обладатель припадал на одну ногу. И если такая особенность была не столь заметна ночью, то ритм, задаваемый шагом и приспособой - вполне. Через полчаса неспешного хода поднялся ветер, и, благодаря оному, полы пальто алхимика уподобились крыльям не то ворона, не то летучей мыши. Катберт до поры удерживал шляпу одной рукой.
После короткого диалога со слугой, Барнс принялся ждать камердинера, уложив обе руки на навершие трости, хищно поблёскивавшее глазами-карбункулами.
И за время ожидания мысль провела по его виску ледяным прикосновением.
“Говорят, проклятье баронессы губит людей. Они пропадают, один за другим, а в замке при ней - чёрный колдун, что пьёт души.”
Экая, всё-таки, ерунда.

Отредактировано Малигаро (08.12.2021 00:39)

Стоило ли удивляться славе, что окутывала замок де Энваль плотным коконом домыслов и небылиц? Ещё издалека Малигаро отметил, что архитектура твердыни напоминает скорее творение рук хельдеморских мастеров: монументальная кладка; остроконечные шпили, копьями угрожающие небосводу; каменные горбатые монстры, из разверстых пастей которых, должно быть, вода сливалась с крыш. Безмолвие и декаданс - таким словосочетанием, пожалуй, вампир охарактеризовал бы и внутреннее наполнение обители баронессы. Атмосфера была скорее характерна для логова вампира, нежели для юной красавицы. Аккуратно расправляя пальто на входе, Катберт заметил проскользнувший поодаль бледный, бесшумный призрак. Обслуга в любом знатном доме должна была быть неслышимой и невидимой, однако именно здесь алхимик наблюдал нечто…болезненное.
Следуя за донельзя учтивым управляющим вглубь замка, алхимик скользнул взглядом по лепнине барельефов, затем - по стройному ряду картин в массивных рамах, украшавших коридоры, однако, неким странным образом, только дополнявших атмосферу мрачного запустения. С них на Малигаро взирали бледные, неподвижные, благородные силуэты давно канувших в небытие предков Саскии де Энваль. Малигаро невольно подумал, что одна из них требует реставрации - зрение вампира позволяло в сумерках и на почтительном расстоянии выявить едва заметные трещины, испещрившие покрытие.
Бедро необъяснимым образом, несмотря на всю сверхъестественную видовую выносливость, начинало беспокоить Катберта именно в резкие перепады погоды, и потому из него был скверный наездник. Могло создаться впечатление, что путник измождён дальней дорогой - в самом деле, не каждый день ему доводилось путешествовать из одного конца Галатеи в другой за единственной целью, более предметно о которой, впрочем, Малигаро не сообщили. После выполнения этого заказа он должен был вернуться в Гарменар при деньгах и во всеоружии, насколько это было возможно.
Катберт должен был увидеть Беатриче, как он называл дочь фон Ройденов, маленькую медновласую госпожу. Подобные встречи всегда стоили немалых сил, нервов и средств по ряду причин.
В одной руке Барнса была трость, разносившая по коридору весть о его направлении, в другой - массивный саквояж, явно отяготивший бы любого человека. От помощи в переноске багажа Малигаро отказался.

Мир глазами вампира разительно отличается от привычного человеческому восприятию, даже с учётом того, что по прошествии целого века это зрелище несколько выцветает. Каждая незначительная деталь, будь то тонкий флёр застарелых запахов или трещина в оконной раме, лёгкий серпантин дыма от истаявшей свечи или прикосновение сквозняка к коже - всё это было утрировано, нанесено на картину реальности глубокими штрихами, игнорировать которые решительно невозможно. И даже пустая на вид комната будет полниться запахами, звуками, испещрена мельчайшими подробностями. Игнорировать слишком чёткую картинку учишься исключительно со временем и опытом. Так, зайдя в приготовленную к его прибытию комнату, Малигаро окутали волны тихого шёпота ветра в сливных трубах; далёкий шорох крыс в проходах меж толстыми, ледяными и сырыми практически в любую погоду стенами; скрип ботинок управляющего.
Замок дышал и шептал на свой манер, но голос его был алхимику не знаком.
- Господин, с вами всё в порядке? - осведомился управляющий, когда вампир приоткрыл глаза и неспешно двинулся, наконец, с порога в центр комнаты.
- Не стоит беспокойства. - взгляд Малигаро зацепился за лютню. Классическое для столь титулованной особы занятие. - Мне всего лишь нужно перевести дух после дальней дороги.
- В таком случае, прошу вас подождать - госпожа должна прибыть с минуты на минуту.

Оставшись один на один с самим собой, Малигаро прислонил трость к подлокотнику одного из кресел, затем водрузил саквояж из коричневой кожи на подоконник - поскольку тот был ему как раз по росту, в отличие от столика. Тихо клацнула мудрёная металлическая застёжка, не иначе, как производства дворфов, и затем Малигаро бегло осмотрел всё то хрупкое и невероятно дорогое оборудование, что было у него при себе - фактически, переносную лабораторию по производству алхимического пигмента. Он вынул пробку из пузатой склянки с тускло-алым порошком, повёл ладонью поверх и в тот же миг уловил сонм звуков, которые сопровождали движения баронессы. Так шелестеть - мягко, почти ласково - могла только дорогая ткань.
Вестимо, баронесса по неким личным причинам решила сразу в комнату не входить, и вампир, никак не демонстрируя обнаружение гостьи,  выдержал паузу столько, сколько потребовалось для этой безмолвной игры. Возможно - обмена любезностями ещё до первого зрительного контакта. Он закрыл склянку и поднял тёмный взгляд, когда человеческое имя вампира запечатлелось на устах Саскии.
Малигаро замкнул саквояж лёгким движением, развернулся к девушке всем корпусом, а затем произвёл прекрасно поставленный, глубокий поклон, положенный при встрече с титулованными особами. Лицо его, облагороженное резкими чертами, выражало лёгкую, непритязательную доброжелательность. За долгие годы работы с родовитыми клиентами Катберт на различных экивоках, как выражались сто лет назад, собаку съел.
- Ваше сиятельство. - Малигаро выпрямился, имея вид столь же спокойный, сколько сдержанно-торжественный, сообразно ситуации. - Чрезвычайно рад познакомиться с вами.
Взгляд его был похож на прикосновение - проницательный, цепкий. Саския де Энваль вовсе не была похожа на узницу мрачного замка, как поначалу подумал было алхимик, вовсе нет. Она была его полноправной хозяйкой. Возможно, даже воплощением этой земли в целом. Хрупкая, бледная красота девушки прекрасно ляжет на холст, а для оттенка её глазам в самый раз подойдёт бы пигмент из изумрудного порошка.
О том, что его таланты имеют и менее созидательную форму, знали единицы, и теперь, после слова Саскии, Малигаро подозревал, что знание это доступно и юной де Энваль.
- Весьма польщён вашим комплиментом, госпожа, - с почтительным кивком произнёс алхимик. - Не думал, что моя репутация коснётся такой дали, как Дю-Буш. С вашего позволения.
С этими словами он неспешно опустился в то кресло, к которому ранее была прислонена его трость.
- Дабы познакомиться с вами я проделал довольно длинный путь, прямиком из Эльмондо.

Длинные пальцы алхимика невзначай прихватили трость за серебряное оголовье, неспешно её прокручивая. Рубиновые глаза стальной птицы блёкло посверкивали в дрожащем, тусклом свете канделябров, и, благодаря граням алых камней, казалось, что в глубине их движутся вслед за силуэтом дворянки тёмные, призрачные зрачки. Влево-вправо клюв, несколько похожий на нос обладателя трости, очерчивал короткую, ровную дугу, почти что попадая в ритм летающего яблока.

Хлоп. Хлоп. Хлоп.

Если и домом, и садом Саския де Энваль интересуется в равной степени, Катберт предположил бы, что она - человек резких, порой разительных контрастов.
Хаос из шипов и лепестков снаружи. Деспотичный порядок внутри. Цветущая скромность облика, холодность взгляда. Последняя - часто встречающаяся среди высшего сословия пара.
За то время, пока девушка молвила, Катберт ни разу не сомкнул тяжёлых от природы век, наблюдая за тем, как блуждают по её лицу лёгкий румянец, застенчивая улыбка, лёгкий наклон головы. Как актёры. Своевременно и безупречно.
Спокойствие его неподвижного, как будто бы воскового лица не было напускным - позиция наблюдателя была второй натурой Барнса. Как иначе, когда в парадигме твоего существования нет такого определения, как время? Во всяком случае, приемлемого для племени людского, к которому Катберт когда-то принадлежал.
Он соскользнул взглядом на яркие мазки кисти по белому холсту - губы баронессы, на какой-то миг испещрённые каплями сока.
- Люди, искренне наслаждающие искусством, бывают чрезмерно впечатлительны, - произнёс Катберт с редкой улыбкой, тронувшей бескровный рот.
- Как и большинство благородных господ, родственники господина де Лийе любили его. - ни мимикой, ни интонацией он не выдал иронии этого выражения. - Однако всякий знал, что человек этот слишком много видел горя, а юдоль земная стала тяготить его. И близкие желали, чтобы смерть коснулась графа мягко.
Катберт взглянул на белеющий укус на яблоке в нежной ладони.
- Как любящая мать.
Затем чёрный взор снова поднялся к холодным, внимательным глазам де Энваль - возможно, родовому признаку.
- Истины в подобных историях ровно столько, сколько тот или иной человек способен принять. - подытожил Катберт, оставил трость и переплёл пальцы меж собой. - Мы живём в удивительном мире, госпожа. Предположу, что именно эта часть моей творческой деятельности вас интересует.

Отредактировано Малигаро (14.12.2021 12:13)

Саския ставила задачу так, как может делать это человек, отлично знающий, чего хочет. Золотой клиент.

Только теперь вампир на мгновение прикрыл глаза, точно уже сейчас рисовал перед мысленным взором картину. Однако, не портрет молодой баронессы, а одно из обличий смерти, званой гостьи в доме человека из рода де Энвалей.
Сущность смерти рядили в облик добродетели или зла глаза смотрящего и творящего, впрочем, как и всё в мире окружающем. Малигаро не задавал лишних вопросов по поводу этого облика, отчасти - из профессиональной этики, а отчасти - из собственных догадок относительно оного. Так же алхимик не стал он спрашивать и про предпочтения - некоторые дома асассинов слыли куда более быстрыми и беспощадными в своём ремесле.
Малигаро склонил голову, будто прислушивался к тончайшему посвисту ветра, штурмующему башни на головокружительной высоте, вдалеке отсюда. Боль, внезапная и тянущая, потянула за струны нервов, вгрызлась в бедро, однако алхимик не поморщился.
- Я вас услышал, - отозвался Катберт, и его тихий голос звучал отдалённо, как эхо, подхватившее короткое повествование Саскии.
Повествование о несправедливости законов божьих, о чужой жадности и недалёкости с одной стороны.
Повествование о вероломстве, своеволии и почти демонической жестокости - с другой.
- Почту за честь взяться за ваше дело. Однако, - Малигаро уложил ладони на подлокотники кресла, и напряжение застыло в рельефе его кистей. - моё ремесло имеет свои секреты, которые я обязан никому не открывать. Также оно имеет некоторую специфику.
Катберт тяжело поднялся с кресла, вынужденный дать ноге движение. Естественно, за время жизни бок о бок с болью, которой не было места в мёртвом организме, Катберт ни разу так и не показался ни колдунам, ни докторам - первым незачем было знать о нём отличительные черты, вторые попросту не смогли бы дать ответа, что же за природа у этого недуга.
Сейчас, когда Барнс неспешно двигался по направлению подоконнику, где он оставил багаж, было в движениях алхимика что-то, что не вязалось с мирными занятиями. Сдержанная грация, присущая фехтовальщикам. Левый локоть на прикрытии торса. Разворот широких плеч, едва заметно, по направлению правой, ведущей, руки. Постановка шага.
Малигаро прошёл к подоконнику, дабы изъять из саквояжа хрустальный фиал с фигурной пробкой, размером не больше половины его ладони.
- Для того, чтобы дело спорилось наверняка, понадобится образец крови человека, - Катберт взглянул на входную дверь, не появились ли за нею любопытные уши? - которого должна постигнуть безвременная кончина. Так же я предполагаю, что добыть её не представится возможным, потому…
Катберт перевёл взгляд на лицо чёрной баронессы.
- Подойдёт ваша. Но только в качестве исключения, поскольку алхимия редко терпит замены, подобные этой, пусть даже кровь родственная.

Отредактировано Малигаро (14.12.2021 13:50)

Некоторые мастера уносили свои секреты в могилу, таким образом запечатлевая свои творения в веках. Болтливый мастер - плохой мастер, так говорил Ахайр, таивший в кареглазом прищуре жизнерадостную искру. Впрочем, Катберту не требовалось пояснять подобные вещи.
В своей практике ему не раз доводилось сталкиваться и с нетерпением, и с любопытством, и с недовольством, и он умел давать людям время на то, чтобы справиться с собственными эмоциями. В голосе Саскии он услышал почти что горечь, однако не придал ей большого значения - должно быть, молодая госпожа охоча до сакральных знаний за пределами досужих вымыслов и историй, о которых она обмолвилась. Катберт весьма убедительно сделал вид, что отвлёкся на деффект пробки и выдержал паузу такой длины, какая потребовалась его собеседнице.
Кажется, таинство занимало баронессу куда больше предстоящей кончины де Энваля. На что она готова была пойти ради исполнения своих желаний? Такая мысль коснулась Барнса тогда, когда он проследил за взглядом Саскии, к тусклому блику изысканного столового серебра.
- Полный фиал. С этим делом не стоит торопиться, госпожа. - предостерёг её Барнс. Взгляд вампира притянулся белизной запястья и тонкими, бледно-синими нитями вен под атласом кожи. Голод Малигаро всегда был где-то поблизости. Когда Катберт опустил голову, вуаль теней закрыла его лицо, а проступающий рельеф сделался похож на маску из слоновой кости.
- Есть ряд противопоказаний, особенно если вы страдаете малокровием. - с едва заметным  усилием Барнс отвёл глаза, - Следует плотно пообедать, и после приёма пищи должно пройти не менее трёх часов. Так же мне необходимо где-то расположить мою лабораторию, если это возможно. Подготовить оборудование. В обыкновении моим клиентам требуется время на моральную подготовку в случае отсутствия образца жертвы, однако вам оно, по всей видимости, не понадобится.
Малигаро, поймавший внимание Саскии, направленное на его саквояж, улыбнулся снова, однако на сей раз улыбка была подобна той, что время от времени появлялась на фарфоровом лице Саскии - вежливая, но не трогающая глаза.

Вне всякого сомнения, они с мастером Скии, да и с ней самой, были своего рода коллегами. Только если некроманты были мастерами над смертью, то Малигаро ей был сыном. Её, смерти, и безумия. К счастью ли, к горю ли, но вампир унаследовал от этого союза, как надеялся он сам, меньшие из зол: способность находиться в оке бури в любой момент времени, а также быть носителем недобрых вестей.

Тот маленький нож в чехле, который заметила баронесса, был предназначен по большей части для бумаги и холста. Для клиентов же Катберт держал при себе наперстник с окончанием в виде острого когтя, который он стерилизовал всякий раз, когда доводилось им пользоваться. Иной, не причастный к его делу, мог бы удивиться - отчего вампир не прибегает к природным инстинктам даже перед теми людьми, что были осведомлены о его природе? Ответ был прост, почти скучен - монстру, имеющему родственные корни с таким существом, как Атаара, не стоит давать никаких поблажек.
- Мне стоит перевести дух после дальней дороги. - с этими словами Малигаро закрыл саквояж, снял его с окна, приблизившись к Саскии снова и подхватил трость.
- С учётом озвученных условий, когда вам было бы удобно прибегнуть к забору крови? - он почтительно склонил голову, ожидая ответа.