"А ты помнишь?
Помнишь эту детскую беззаботность, то беспричинное веселье и наш с тобой смех, звонкий и заливистый, что звучал, заполняя собой всё пространство вокруг? Помнишь то поле, которое мы так с тобой любили, особенно в Безмятежье, когда оно все сплошь покрывалось одуванчиками, и казалось, что земля устлана мягким жёлтым покрывалом? Помнишь, как мы бежали к полю, смеялись, играли и танцевали по дороге? Я загадывала тебе загадки, а ты, если не могла найти ответа, с досадой топала ножкой, но твое огорчение проходило сразу же, стоило только тебя отвлечь какой-нибудь нелепой шуткой, безумной идеей или вынутой из кармана безделушкой. Помнишь, как стояли мы с тобой, две малолетки, посреди этого насыщенного жёлтого, как плели венки из похожих на солнце цветков? Помнишь, как мы кружились, держась за руки? И смеялись-смеялись-смеялись. Придумывали небылицы про драконов, принцев и отважных воителей. Мечтали, что однажды для нас начнется какая-то другая, волшебная жизнь. "Другая" началась вскоре, но вот "волшебной" я бы ее не назвала.
Но тогда - помнишь, как свободны мы были тогда?
И как потом ругалась мать, пытаясь отстирать с нашей одежды желтые пятна от пыльцы - помнишь? 
Никаких тебе обстоятельств, лишь безграничное детское счастье. Наше счастье было в нашей семье и в самих нас. Помнишь, родители всегда говорили,что мы с тобой как одно целое? Мы никогда не были похожи, у нас с тобой поразительно сильно отличались характеры, но мы каким-то образом дополняли друг друга, словно соединяясь воедино, становясь одним целостным существом, одним разумом. Я хочу, чтобы ты хоть иногда вспоминала моменты, вроде наших побегов в одуванчиковое поле, ведь тогда мы были абсолютно счастливы. И пусть это было слишком давно, и пусть это уже неактуально, но ты помни, пожалуйста, все равно, хоть и сейчас все абсолютно иначе. 
А мы же и представить не могли, да? Мы понятия не имели, как извернется жизнь, как ловко она разведет нас, сделав чужими. И не говори,что я никогда не пыталась всё исправить. Не говори,что я не хотела поменять ситуацию. Я ходила за тобой хвостом, вымаливая прощение за то, чего не совершала, и за то, какой я была, и есть, по сути своей. Я готова была унижаться как угодно, лишь бы ты снова заговорила со мной, и тебе в твоей упертости стоит отдать должное - ты не поддалась. Я не упрекаю тебя в этом, просто... Я никогда не хотела такого исхода, но я уже давно приняла твой выбор.
Но это жёлтый… Период цветения одуванчиков всегда, каждый чертов год, отзывается во мне каким-то особым чувством, я словно забываю все слова, что ты мне говорила после смерти матери, забываю о той ненависти, которую ты ко мне испытываешь, и откуда-то берется надежда, что однажды все будет иначе. Что ты найдешь в себе силы на принятие и прощение, ведь, сколько бы лет ни прошло, и что бы ты ни сказала мне, ты всегда будешь моей сестрой - той самой малявкой, что когда-то не выговаривала букву "р", забавно косолапила при ходьбе и всегда приходила с книжкой, чтобы мы разыграли с тобой сценку из очередной сказки. 
А я для тебя всегда буду “Тэль, которая убила маму”. А может, и папу. Ты все еще веришь в эти россказни и думаешь, что я могла бы? В свои восемь? Это, конечно, твое сугубо личное дело, но мне всегда было обидно, что я - монстр в твоих глазах.
А помнишь время, когда маме стало совсем плохо? Те крики среди ночи и ее мертвецки-бледное лицо поутру? Помнишь, как мы обнимали ее ослабевшее и исхудавшее тело, и ты лепетала какую-то добрую сентиментальную ерунду о том, как любишь ее? Я тогда прятала слезы и старалась не вздрагивать.
Тебе было шесть, и ты в силу возраста не понимала того, что понимала я в свои восемь. Мы тогда часто гуляли одни - отец просил увести тебя из дома. И, помнишь, мы сели среди этих желтых цветов и наблюдали, как солнце медленно спускалось за деревья. Тебе тогда взгрустнулось, и ты, кажется, именно в тот момент что-то осознала. Ты сказала, что боишься, что мама умрет. А я что ответила - помнишь? «Не бойся, как бы там ни было, я буду с тобой всегда.» И надела тебе на голову венок из одуванчиков. последний на моей памяти.
Наше «всегда» так быстро закончилось.
Извини, просто вспомнилось.
Просто надеюсь, что Луна, старые боги или хоть сами порождения бездны напомнят тебе про меня. Или мне хватит духу явиться к тебе. Мне было бы достаточно и минуты, или меньше - просто взглянуть в твои глаза, хотя бы мельком. Просто знать, что ты в порядке и, может быть, счастлива.
Я больше не буду писать эти письма и сжигать их потом. Я больше не буду."

От сестры - сестре. 43. Безмятежье. 1055.
Солгард. Одуванчиковое поле. Закат.