О персонаже
Sah’ki by AltagrinШахсальманзарШахс, Арманз Аль’Шахс, Салазар Маньхш, Демон
Аспид, Гремучник, Скорпион, Гад, Козлина
Секретарь секретаря, Второй секретарь, Канцлер, Шифратор
Заклинатель камня, Мраморный король, Камнефил
Прочие лестные и нелестные звания схожего толка«Серный дым заклубился — скользим по кускам обгорелого мяса. Вдоль багряных чертогов Властителя Века Сего».
шадд | 55 | жрец
Фракция:
Левиафан | Приближенный II
Калейдоскоп | Виртуоз II
Орден Камелии | Ассистент IVМировоззрение:
На неизбывно нейтральной подложке колеблется от хаотичного до злого.Род деятельности:
Криптолог, переводчик, контрабандист, осведомитель
Скульптор, подложно-вольный искусствовед
Экспедитор-филантропИстория
Вторая декада сезона, чье название ласкало слух красноречивым обещанием легкости и покоя, не оправдала себя и очернила липкой тревогой новое рождение жизни. Сегодня безмятежности не будет: действующие архаллаксисы демонического праотца проникли в нутро плода и изничтожили наследную кровь. В сердце Фавроса не последняя в древе эльпидского патрициата чета воздушных джиннов породила выродка.
У мудрого глаза его — в голове его, а глупый ходит во тьме | от 1004 года
Новорожденный шадд не получил имени и стал грязью, прилипшей к безупречной биографии хозяев едва ли не самого престижного ювелирного дома на Эльпиде. Для чистокровных и претенциозных джиннов, обласканных вниманием знати за безупречное мастерство, изысканность и аутентичность их произведений, попасть в опалу означало утопнуть с головой в зыбучих песках афронта, насыщенных смертельным ядом порицания и отвержения, и похоронить в них все свое благополучие без остатка. Сына сразу же низвергли в статус безвольного мяса по бесправу рождения, но то ли духу не хватило, то ли поднял голову ослабленный разочарованием материнский инстинкт, — из семейного дворца младенца не выкинули: спрятали подальше ото всех потенциально любопытных взоров и поручили выкормить служанкам.
Больше наказаний, лишений и плетей за непослушание, за шаг в сторону, за тлетворное и постыдное клеймо на чреве матери, которое не смыть веками. В раздумьях о судьбе мальчика время беспощадно и быстро утекало. На какой-то период настроение в доме стало стабильным: пренебрежение и гнев начали соседствовать с тотальным безразличием, но ровно до тех пор, пока позорное напоминание не попадалось на глаза. Глава семьи — приверженец крайне консервативных и расистских идеологий, четко направленных на сохранение чистоты крови, — отказывался лишний раз марать о ребенка свой взгляд. Жена потакала мужу, сломив о супружеский авторитет те мнимые зародыши чувств, которые по обыкновению возникали у женщины к существу, пробывшему под ее сердцем без малого четыре сезона.
В противовес безучастной Луне, чье сияние иной раз издевательски робко касалось каменных плит карцера сквозь крохотное решетчатое окно у потолка, мальчику благоволил демонический стоицизм. После рождения отвергнутого первенца мать очень долго не могла забеременеть вновь, а побои сына с завидной регулярностью отсчитывали срок ее угасающей фертильности. Когда шадд достиг возраста, пригодного, по мнению джиннов, для телесных наказаний, удовлетворения явных садистских наклонностей и вымещения злости за вмененное ему в вину неудачное мероприятие явить на свет наследника, он сначала несколько раз тривиально поплакал, а потом умолк. Сколько бы ни закрывали его в камере и ни били, сколько бы ни умоляли слуги оставаться в жилье для дворни, малец не слушал. Вместо того, чтобы быть пассивным типом, с мрачной покорностью принявшим свою долю, он расплачивался за эрзац свободы болью, гематомами и хромотой.
Наказывали ли другую челядь, шадд не знал. Да и не хотел знать, но незнание, как гласит закон мироздания, от ответственности не освобождает. Несколько прислужников, отхоженных розгами за то, что не уследили за мальчишкой, воспользовались его кандальным безволием и отомстили посредством всевозможных насильничьих интерпретаций, которые могли прийти им в голову, не переходя лишь черту непоправимых увечий: негоже без хозяйской отмашки. В ту ночь они забрали у него больше, чем думали.
Один из камердинеров, в меру пожилой, чудесным образом несказанно образованный и все еще молодцевато бодрый, выражая самозабвенное понимание и сожаление, был к ребенку особенно добр, отчего взял на себя смелость направить его энергию в благостное русло. Втайне от хозяев он обучал мальчика грамоте общего, элтэя и первичного, приносил из богатой библиотеки книги самого разного толка. Поначалу, пока не научился адекватно читать, шадд с жадным интересом разглядывал картинки: вместе с ожидаемо пленившими детский взор красочными иллюстрациями природных и рукотворных достопримечательностей большого мира ему пришлись по душе неподражаемое искусство скульптуры и таинственные графемы. В свободное от наказаний, помощи прислуге и обучения время он увлекался физическим развитием, на которое ему намекнула одна из книг. Предрасположенность к обретению крепкого тела благодаря происхождению мальчик начал ощущать в предельно юном возрасте.
Насилие ожесточает мечтателей, но не исправляет их | от 1014 года
Ни любви, ни внимания с первого крика. Теперь же — и ни одного взмаха плети. Факт существования уродца решили полностью изгладить из подозрительно посветлевшей и полегчавшей атмосферы в доме — не иначе как нашли занятие получше. Служанок распекали и велели сажать его на цепь, чтобы не казал паршивого носа, а шадд разгорелся дюжим интересом к происходящему, но против кандалов сделать ничего не мог. Глядя на то, во что превратилась спина мальчика, слуги приказ безропотно исполняли, и неведомо, то ли под гнетом страха за себя, то ли в порыве беспокойства за ребенка. А может и из-за всего разом.
Когда духи стихий расщедрилась на благословение для джиннов, шадд пребывал в десятилетнем возрасте. К тому моменту, оценив его досуг, все рабы Эльпиды истекли бы завистью, словно обнищавшие вдовы на богатой свадьбе. Мальчик, оказавшись крайне сообразительным и способным, с поразительной памятью, увлеченно поглощал знания из книг, беззаботно сидел на цепи или в застенках, и наслаждался отпуском от садистской родни. Он не видел джиннскую девочку примерно пять лет с момента ее рождения, а потом за ней по ужасному стечению обстоятельств не доглядели и она, заигравшись, через пространный двор по мощеным дорожкам попала в дом для слуг.
- Ты кто?
- Брат.Отпуск был долгим. Шадд быстро привык к боли после столь обширного перерыва. Жестокость, властолюбие и ярость застилали мучителям глаза, не позволяли сквозь ослепительно блестящие, как колье султанши, шоры осознать лежащую на поверхности истину — все бесполезно. Наказания были жалкой пылью против непреложного и своенравного хаоса, клокочущего внутри демонского дитя.
Отрезанный от семейного дома, шадд ничего не знал о воспитании сестры. Старый дворецкий сообщал ему, что девочку, названную Хатор, лелеют аки богемский алмаз и усиленно внушают не водиться с низшим отродьем, не имеющим ничего общего с их великолепным родом и едва ли достойным целовать песок псарни на заднем дворе. Движимая лавиной, слепленной из любопытства и непосредственности, мощью своей характерных для столь нежных лет, малышка закономерно не слушалась. При малейшей возможности она бежала разыскивать странного рогатого мальчика, которого почему-то прячут от нее и не пускают в дом, в отличие от остальной прислуги. Шадд находил увлекательным разбирать с ней историческую литературу, легенды, первичный язык и книги об искусствах. Чужая родная кровь — так он называл ее, смотрящую на тень некогда могущественного демона без ненависти, отторжения и сожаления.
Когда сестра немного подросла, шадд показал ей простую, лично изобретенную тайнопись. В участившиеся дни разлуки, стремительно переросшие в недели, они через сердобольных слуг обменивались письмами, которые в доме за неимением должных талантов, знаний, любознательности и интереса расшифровать никто не мог. Если хозяева и ловили с поличным, бунтари успешно отбрехивались. В последнюю встречу Хатор принесла потрепанную книгу сказаний и легенд, и подарила брату имя одного из героев.
- Шахсальманзар.
Другой, но не чужой [перевод с первичного, диалект Фавроса].Судьба детей близилась к перепутью. Джинны пленили дочь учениями и наставлениями, устремившись отдалить от крамольных мыслей и отнять те крупицы времени, которые им с братом были отведены. В очередной раз отец спустился в подвал «выбить дурь» из заметно, но только не для него, возмужавшего двадцатилетнего сына. Свист в воздухе, знакомый до оскомины, но цели кнут не достиг — лег в резко перехватившую его, засочившуюся кровью бледную ладонь. Шахсальманзар сжал туго переплетенную кожу, обернулся к джинну, застывшему от удивления в ступоре, и широко улыбнулся, обнажая суть своего естества.
Вблизи отца голодным питоном прошуршал по каменной пыли хвост. Шадд взрезал им воздух и извлек характерный щелчок, которым пастухи подгоняют скот. Джинн вздрогнул и потянул кнут на себя. Тот не поддался. Так долго он сыну в глаза не смотрел никогда, но то, что в них заискрилось теперь, одновременно завораживало, отвращало и страшило. После второй попытки разорвать контакт шадд ослабил хватку и позволил скользкому от крови хлысту прийти в обратное, ленивое и тягучее, в какой-то степени настороженное движение. Воздух вокруг потяжелел и обернулся тишиной, которую слабо, но отчетливо тронул треск каменной кладки — знамение магического дара, требующего выхода. Не было больше ни смысла, ни надобности в угнетающем удержании, не говоря о социальных трагедиях, которые может навлечь на семью повзрослевший отпрыск. Урезоненный мизансценой становления своего ублюдка, отец принял капитуляцию. И убить рука не поднялась, ведомая ритмом пульсации коммерческой жилки. Если содержимое сосуда остается недостижимым, сколько ни разбивай его покатые стекла, единственное, что можно с ним сделать, — выставить на аукцион для падких на диковинки.
Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не | от 1024 года
…не буянило, не саботировало работу, не кусалось, не царапалось, не пыталось хвостом кого-нибудь пришибить, выколоть глаз или придушить. Работорговый кластер Эонии претерпевал страшное: задерживали поставку ошейников-контроллеров, в связи с чем над рабами требовался усиленный контроль. Надзирателей на один квадратный метр не хватало. Чрезмерно оживленный товар взнуздывали пресловутыми плетьми, ножными пинками и зуботычинами, да разогнаться все равно не могли: потребительский спрос связывал руки, обязуя лицом и не только демонстрировать мясо. И свежим оно должно было быть как на словах, так и по виду.
Шадд определили в категорию ценных экземпляров. Старший смотрящий наказал не портить морду, зубы, рога, хвост и руки, а при осмотре туловища всем стало ясно как день, что истязания лишь воспроизведут для демона бытность раба-слуги у джиннов. Проверить не поленились, в том и убедились. Шахсальманзар шипел и рычал раздразненным зверем, скалил клыки, силился урвать ими шмат полоняющей руки и стегал хвостом во все стороны, сумев с торжествующим пылом зацепить харю одного из работорговцев. Дали бы добро, оттяпали бы хвост, а пока надзиратели крутили церебральными шестернями в потугах родить идею изощренного укрощения, демон сделал им деловое предложение: он перестанет доставлять хлопоты, если ему дадут всего лишь две вещи: бумагу и писчий инструмент. На недоуменное зубоскальство и немой вопрос от надсмотрщика распорядитель махнул рукой: «Делайте что хотите, лишь бы все хлебала завернули и не отсвечивали».
Удивление не сыскало предела, когда шадд получил желаемое и спокойно уселся с ним возиться подобно герою бородатой хохмы о тараканах и мелках. Тем временем среди голов надзора шуршали слухи о визите важного гостя на закате дня. С последними лучами солнца, как и было обещано, явилась червонноглазая эльфийка в годах. Ее строгое, острочертное и скуластое, тронутое морщинами лицо носило цвет глубинного эф’ша’тэхийского оникса. Она подходила к молодым рабам, что-то спрашивала у них, попутно справлялась у торговцев о товаре и с каждым шагом, выпростанным вглубь живого ряда, хмурилась пуще. Когда очередь подошла к Шахсальманзару, женщина потребовала показать ей исчерканные листы. Шадд вместо молниеносной покорности нагло смерил эльфийку взыскующим взглядом, а та по наитию остановила замах надзирателя и после мимолетного взгляда на спину парня поняла, что не прогадала: незачем изнашивать арапник зазря. На сей раз демон ничье терпение испытывать не стал, — сам заинтересовался, — и невозмутимо протянул рукописи и зарисовки цепким и изящным черным пальцам.
Женщина забегала вниклым зраком по неровным строкам, с каждым абзацем глаза ее расширялись, будто под давлением незримой распорки. Ее пробрали восторг, потрясение и удивление, о чем свидетельствовало сияющее выражение лица. Эльфийка присмотрелась к надзирателю, перевела взгляд обратно на лист и искренне посмеялась. Тот позабыл о субординации и споро заглянул через женское плечо на бумагу, но ничего не смог понять в странных записях, где буквы смешались хаотичным для его непросвещенного ума образом и ни в какие вменяемые слова не складывались. Темная отвела надсмотрщика в сторону и коротко переговорила на предмет сделки. Когда она возвратилась к шадд, в ее взоре угадывалось торжество, обрамленное надеждой. Она безмолвно протянула Шахсальманзару шар судеб. Демон понимал, что это, и хоть в «родном» дворце найти приблуду так и не удалось, о своем магическом диагнозе он уже успел догадаться.
- Дитя Шаара, я не буду истязать тебя. Ты пойдешь со мной добровольно. Чего ты хочешь?
- Знать. Учи тому, что умеешь.
- Как тебя зовут?
- Зависит от того, чего ты хочешь.Губы женщины растянулись в широкой улыбке довольства. Никаких имен. Она для него — наставница, он для нее — демон.
К вящему замешательству шадд они отправились не в подземные пещеры, а к эонийскому порту, чтобы сесть на судно до Алсмара, пересечь Хельдемор и оказаться на промозглом, застывшем в снегах Ивлире. Впервые демону, привыкшему к жаркому климату Эльпиды, предстояло изведать тонкости взаимоотношений с бекешей и сапогами — какое счастье, что генетика поколдовала лишь над руками.
Прежде чем с рогами окунуть Шахсальманзара в мир языкознания, математики, стереографических ребусов, идеограмм и прочих откровений мистерийного Арканума, наставница отправила ученика в луаррскую академию, ибо всякая способность должна быть развита, служить делу, а он и так запоздал с раскрытием талантов. Криптологию — очевидную первопричину его формального усыновления — вместе со всеми сопутствующими науками на первых порах заключили в рамки вечерних факультативов.
Безусловно, в душе шадд неистово любопытствовал, к какому такому делу ему надлежит причаститься, кто эта темная эльфийка такая и в чем подвох всей этой деятельности в его отношении, но за сменой, перестановкой и появлением новых переменных в уравнении наблюдать было еще интереснее. Не говоря о том, что интуитивно он чувствовал: всякие вопросы излишни и до удовлетворительного результата все равно не доведут. Всему свое время.
Жизнь на Острове Просвещения, вопреки царствованию в округе глетчерных льдов и укрытых фирном гор, закостенелых в своем монументальном величии, кипела не плоше разогретой на костре похлебки. Шахсальманзар учился, помогал эльфийке по хозяйству, вновь учился, засиживаясь с ней либо в академической библиотеке, познавал себя в социуме, но больше — соглядатайствовал и делал выводы. Какое-то время шадд писал зашифрованные послания Хатор, в которых делился впечатлениями, но с появлением новых интересов, охвативших все часы возможной активности, начал сдуваться в инициативе. Справедливости ради стоит заметить, что ответ однажды не пришел именно от джинна, на чем и оборвался их эпистолярный диалог.
Для учебы и разрешения прочих бюрократических вопросов имя ему все же пришлось придумать. Данное сестрой демон для себя благоразумно забраковал и предложил анаграмму: Арманз Аль’Шахс. В миру обращение легко сократилось до первого слога настоящего имени, что доставило удобств и избавило шадд от лишней эксплуатации чуждых прозвищ.
Час от часу наставница поила Шахса каким-то странным чаем, чей привкус был недалек от приятного, но все равно ощущался весьма специфичным, и разговаривала с ним по душам. По большей части беседы в бледно-голубом ореоле манакристалльной лампы походили на допросы. Демон выкладывал ей всю подноготную, непреднамеренно умалчивая лишь о некоторых мизансценах из махрового детства: просто потому, что память решила удариться в конфабуляции и услужливо защитить психику от зверской рефлексии. На почве ловли бликов прошлого шадд неожиданно занемог психогенным тремором, бороться с которым было решено с помощью успокоительных зелий и курительных смесей. Шахс не пришел в восторг от сего обстоятельства, но иного выхода случай не предусматривал и волей-неволей пришлось смириться.
Первые годы Шахсальманзар пребывал под бдительным, почти что стесненным надзором эльфийки. Постепенно ее ферула слабела тем отчетливее, чем ближе она узнавала надломленную жестокостью демонскую натуру. Наставница начала чаще отлучаться по только ей ведомым делам и могла пропадать неделями. Ее загадочная занятость, как полагал шадд, служила и заработком для их проживания в Луарре, и остовом грядущего будущего, к которому эльфийка однозначно готовила своего подопечного.
Темная давала обещанные знания, предрекала Шахсу погружение в кулуары истории и политики, приближенность к истеблишменту и свободу, насколько возможно, от социальной стигматизации, но при условии, что он достойно покажет себя в уготованных ее покровителями испытаниях. Шадд с ликующей гордостью за себя любимого разгадывал тонкие манипуляции эльфийки. Она все делала предельно аккуратно и правильно, манила перспективами, не акцентируя на том, что он должен оправдать ее ожидания, хотя, шааровым посохом ему меж рогов, именно это он и должен был сделать. Демона не было необходимости уговаривать. Эльфийка в нем не ошиблась: шадд вожделел без всякого морального стоппера, благополучно разрушенного тиранической конъюнктурой детства и отрочества, запустить когти в упругие тела запрещенных, секретных, редких и провокационных изысканий. Готовность его определялась лишь уточнением, что же от него требовалось.
Проницателен не тот, кто больше прожил, а тот, кто больше наблюдал | от 1031 года
Обрастая жизненным и учебным опытом, Шахсальманзар прогрессировал во врожденном демоническом очаровании, начавшим заявлять о себе в условиях более щадящих и умиротворяющих по сравнению с обстановкой фавроского дворца. К прискорбию, его рогатому обаянию поддавался не каждый, но прилично среди учеников Луарры находилось тех, кто, преисполненный заинтересованностью или желанием поближе познакомиться с диковинным зверем, вверял ему персональный манипуляторный инструмент. Лицезреть и щупать тут было что: шадд в немногой, весьма отдаленной, но все же достаточной для оценочного сравнения мере походил на авторские изображения демонов в редких библиотечных инкунабулах. Как экспонату, брошенному на алтарь потребительской пытливости, этот забавный факт играл ему на руку.
Шахсу было абсолютно поплевать, как относились к нему случайные ротозеи, выкормки аристократического строя или луноверы, пока его ненавязчивые просьбы, предложения и вопросы находили отклик, а дух и здоровье оставались неприкосновенны. Смельчаков, посягающих на последнее, можно было сосчитать на пальцах неумелого плотника, но коль таковые объявлялись, одной встречи на заднем дворе обычно хватало, дабы отбить у самоуверенных и борзых ухарей желание помышлять о трофейных рогах.
Демон не пренебрегал возможностью растрачивать шарм — чай не терпение, не кончится, — на простые радости жизни вроде интрижек со звонкими и тонкими девицами. Одна из них стала его первым серьезным заданием от наставницы. Некого хельдеморского феодала, конкурента патрона эльфийки, нужно было отвлечь от дел насущных и надломить морально, чтобы аккуратно и без убийственных кустовых роялей низложить с насиженного места. Его любимая дочь училась с Шахсальманзаром на одном потоке и оказалась наиболее уязвимым объектом на витальном атласе дворянина.
- Каковы предложения, демон?
- Можно вызвать болезнь. Читал я давеча занимательнейшую книжонку по минералогии… Мне нужен ноксалит.Ноксалит — красивейший, черно-зеленый токсичный минерал, который щадит в момент созерцания, но не прощает прямого и длительного контакта с кожей, вызывая стремительные осложнения в работе организма и резкий летальный исход.
Алесса Дандерфрай не слыла первой красавицей на Ивлире, а еще выделялась на фоне других исключительной, почти рафинированной и порой раздражающей жизнерадостностью, однако притягательными чертами, включая живой ум и длинные ровные ноги, ее образ обделен не был. В первую встречу Шахсальманзар заинтересовал девушку как демонский потомок, во вторую — как собеседник, в третью — как любовник. Целомудренным нравом барышня не отличалась, зато умела видеть и ценить искусство: подаренный им цельный браслет из прожиленного зеленью черного камня она назвала совершенным и тут же надела.
На начальных стадиях недомогания Алесса отпаивалась бодрящими настойками и списывала свое состояние на переутомление от учебы, не желая признавать, что с ней что-то не так. Кожа ее посерела, волосы начали обильно сыпаться, ногти стали ломкими, а щеки и глаза — впалыми. Целители продолжали предлагать лекарства и пожимать плечами. На цацку никто и подумать не мог, к тому же, девушка не смела обличать свою одиозную связь с шадд и игриво всем наплела, что браслет ей подарил чуткий поклонник родом из соседнего феода.
Мгновение, когда Алессу обуяла сильная слабость и она в синкопе обмякла на плечах Шахса, стало знаком. Шадд поддержал ее голову на гибкой, безвольной шее и случайно, без труда, вытянул из некогда шелковистой копны волос крупный клок — символичную эпитафию к беззаботной девичьей жизни. Перед тем, как обморочную и истощенную любовницу найдут в туалете женского общежития, демон предусмотрительно забрал свой браслет. Виконт Дандерфрай корил себя за то, что не уберег ребенка. Горе пожрало его, как в пыточной пожирает плоть голодная крыса, участливой рукой палача накрытая клеткой с углями. Левиафан утолил свою жажду.
- Что ты чувствуешь?
- Она была… милой и чувственной. Иногда мерзостно приторной, но безукоризненно живой, и это меня в ней восхищало. Печально, что ей пришлось уйти от нас, однако просвещение важнее и ее жертва оправдана. История должна продолжаться, тогда как скорбь над утратой беспросветно тщетна.Парадоксально, но Шахс осознавал учиненную боль и в то же время искренне считал ситуацию приемлемой, видел в свершенном злодеянии смысл и неотвратимую необходимость ради достижения высших целей, в основном своих. Очередной неспешный глоток чая с примесью сыворотки правды ознаменовал теневое крещение. Госпожа Мирагди’ир окончательно убедилась, что нашла и взрастила перспективного помощника Дому Змея и своему сыну, заместителю главы, в частности: талантливого криптолога, способного ее заменить, даровитого геоманта и адаптированного антисоциального психопата, не обремененного ни совестью, ни жалостью, ни состраданием. В тот животрепещущий миг Шахсальманзар тоже полагал, что социопатические наклонности — исключительно преимущество.
В любом куске камня заточено создание, которое скульптор может освободить | от 1040 года
Всякая способность должна быть развита, служить делу. Шахсальманзар не утратил и толики интереса к камнерезному искусству за прошедшие годы, посвящая ему крупицы свободного времени и в большей степени совмещая приятное с полезным: навык обращения с камнем и магические практикумы. Спустя шестнадцать лет усердного постижения геомантии, вследствие которого развилась каменная хворь, а также гуманитарных и точных дисциплин, прививаемых наставницей, шадд замахнулся на признание своего таланта. Он покинул альма-матер с твердым намерением вернуться, чтобы продолжать стихийную практику, расширять познания об открывшемся ему мире и принять предложение Ордена Камелии, перманентно заинтересованного в умелых и алчных до знаний магах.
Госпожа Мирагди’ир поставила условие: она отпустит его попытать силы в Соловье, если он составит для нее послание, которое она не сможет расшифровать в течение недели. На седьмой день эльфийских потуг Шахсальманзар вручил наставнице трафарет, который нужно было приложить к буквенному полотну, чтобы увидеть сообщение, и отбыл в ольдеморскую консерваторию. Расшифровка гласила: «Жди сувенир из Альделуны».
За основу экзаменационной работы Шахс взял мифологический сюжет о чистокровной кицунэ, полюбившей предателя — человеческого мужчину, который клялся ей в ответных чувствах, но когда узнал о ее истинных способностях, возжелал ими обладать и отрезал все девять ее хвостов, считая, что в них заключена сила. Демон рискнул сыграть на чувствах приемной комиссии, не имея, впрочем, ни малейшего понятия, являются ли те почитателями принятой издревле культуры или выступают за идеологическую независимость от магических существ. Техника шадд была далекой от идеала, — именно в стремлении довести ее до такового он и переступил порог Певчего Соловья, — но идейное наполнение, композиция и аллегорическая драматургия статуи получили высшие баллы.
В консерватории демонские лавры не давали спать обделенным способностью к геомантии: в отличие от Шахса, могущего голыми когтями вырезать из бесформенного куска нечто прекрасное, они были вынуждены днями и неделями корпеть над материалом со скарпелем и долотом, и то не всегда получали на выходе шедевр. Шадд не был единственным магом земли на потоке, как и не все «простые» скульпторы поддавались зависти, здраво осознавая бессмысленность этого разрушающего чувства, но на фоне большинства работ, выходящих из-под рук как магов, так и нет, произведения демона выделяли часто, а равнодушно наблюдать за чужим успехом амбициозным мастерам не пристало. Одних он мотивировал, других раздражал и злил. Дальше словесных уколов дело заходило редко, лишь из-за одного случая обучение Шахсальманзара становилось под угрозу: пришлось силой осаждать того, кто, надеясь непонятно на что, испортил его работу накануне очередного экзамена. В итоге злопыхатель сам не явился на экзамен, поскольку напоролся на крупный булыжник в цокольной мастерской и, о святейшие нуншэевы портки, случайно в нем застрял.
Срок обучения демона близился к концу, когда общественность взбудоражил королевский конкурс. Лучшие произведения искусства, по слухам, намеревалась удостоить вниманием сама королева Элеонора, неравнодушная к рукотворным и претендующим на гениальность творениям. Несмотря на то, что все студенты Соловья — уже достойные мастера своего дела, к столь важнецкому состязанию допускали не всех: эстетический вкус у конкурсантов должен быть исключительным, техника — превосходной, воображение — необъятным. Благо, способность ходить по потолку в королевском райдере не значилась, посему Шахс мог спокойно приступить к обдумыванию идеи.
Мастера раскололись на два лагеря: одни охотно делились затеями между собой, главным образом затем, чтобы никто не повторялся, а другие ревностно хранили тайну и никому наработки не показывали, опасаясь плагиата и превосходства. Большинство судорожно пыталось прознать, что же сможет порадовать королеву с королем больше всего. По условию каждый участник должен был представить только одну работу, без ограничений в жанрах, формах и назначениях. Шахсальманзар видел, как лихорадочно студиозусы боялись ошибиться, отчего нервничали и только усложняли себе все процессы. Еще бы, ведь каждый мечтал припасть к аристократической кормушке посредством своего непревзойденного творчества. Шадд интересовала не столько перспектива финансового благополучия, сколько чувства, которые вызывает его работа. Вкладывая свои соображения и ощущения в любую избранную им задумку, он желал знать, способны ли они через вены и жилы добраться до сердца и вырвать оттуда непредвзятое восхищение. К удовольствию демона работы для оценки подавали анонимно, и он решил пойти ва-банк.
Никто не отважился ваять кого-то из правящей четы, а чтобы сразу двух — и подавно, потому двуликая статуя короля и королевы, единственная с необходимым ростовым зеркалом напротив изображения Фердинанда, выделялась и привлекала внимание. Все авторы присутствовали на выставке, но до тех пор, пока советник королевы по искусству сам не захочет узнать мастера того или иного произведения, подходить к своим скульптурам было запрещено.
Участники сгрудились в конце белоснежного пространного зала, тогда как вход и начало осмотра приходились на противоположную сторону. Троих студентов успели подозвать, прежде чем советник зацепился взглядом за двуликую статую и с задумчивым, слегка удивленным лицом остановился возле нее. Несколько томительных минут он внимательно разглядывал необычное мраморное изваяние, обходил вокруг по часовой стрелке и против, практически окруженный тишиной, если не считать невнятное шушуканье по правую от него руку. Приказ прозвучал четко: доставить во дворец.
По мнению советника, скульптура достойна предстать перед королевскими очами, но только проиллюстрированные здесь правители вправе решать ее судьбу, ибо кроме них судить какие-либо их изображения никто, включая самых приближенных, права не имел, даже если считал произведение потрясающим. Спустя неделю Шахсальманзару, как и другим студентам, чьи работы отметили, пришло приглашение: королева устраивала выставку в Эльмондо и желала лично видеть авторов.
Двуликая статуя олицетворяла единство и гармоничную связь правящих супругов: королева несла Ольдемору благополучие, процветание и красоту, а король выступал поддержкой, проводником мудрости и благородства. Элеонора оценила, как элегантно шадд удалось аранжировать в одном изваянии две фигуры, без слов выложить ей весь смысл и тронуть самую душу. Она вторила своему советнику: «Я была уверена, что это сделал эльф!», — и хотела еще, подстегнутая любопытством и экстатическим упоением. Королева попросила демона создать для нее новое произведение, из любого материала, любой тематики, какое он сам посчитает нужным, и доставить ей лично. Срок дала месяц и велела ждать письма, в котором укажет точную дату доставки заказа. Волею удачного случая и оправдавшей себя ставки на врожденный гений Шахс нежданно даже для себя получил свыше того, за чем приехал, и с чувством глубокого самоудовлетворения отбыл в Хельдемор: в зашифрованном письме наставница сказала ему явиться по определенному адресу.
Чем больше знаешь, тем сильнее становишься | от 1047 года
Для Шахсальманзара настала персональная эра Левиафана. Следуя притязаниям на занятость в Ордене Камелии и вкушая плоды растущего расположения аристократии Ольдемора, демон, наконец, поближе познакомился с вотчиной госпожи Мирагди’ир. При ней он занимался криптологией и переводом, вне штаба — шпионил не без помощи маскировочного артефакта, исполнял роль курьера, оказывал магическую поддержку и занимался прочими разрозненными поручениями, призванными показать его преданность и профпригодность. Шадд привлекали к преимущественно деликатным миссиям, где его способности и особенности анатомии могли сыграть значимую партию: однажды Шахс задействовал хвост, смазав роговой конец паралитическим ядом, и ловко деактивировал жертву для дальнейшей транспортировки, не привлекая лишнего шума и не имея нужды близко к ней приближаться. Этот трюк плотно вошел в обиход и стал одним из его фирменных.
Первая мысль, когда на него напали, — пустили в лопатку арбалетный болт с паралитиком: за ним проследили, его вычислили. Спустя минуты две, пока демона с мешком на голове тащили в неизвестном направлении, логика разошлась с умозаключением. Он нигде не прокололся, но даже если бы и сделал это, его настигли бы раньше, а не тащились по следу в Вилмор — периферийный городок без изысков, окруженный лесами, где легко как спрятаться от буквы закона, так и потерять недоброжелателей. Имея цель выйти через него на рыбу покрупнее, его бы продолжали держать на карандаше и вести, и не хватали бы в безлюдном закоулке, в который прийти для некой важной встречи, кстати, сказала сама наставница. Все выглядело странно и непонятно. А потом пришла боль.
Ему брызгали в лицо слюной с пресловутым вопросом «на кого ты работаешь», ломали кости, резали, жгли: его откровенно пытали и не гнушались методами, настойчиво увещевая, что все закончится, как только он заговорит. Способность к болевому трансу, непредумышленно обретенная в далеком прошлом, расцвела пылающим бредом в подкорке и расстелилась на коже щитом. Шипение, рычание и вскрик сменились улыбкой. Когда боль в форме сломанного ключичного шипа устремилась к апогею в разрезе обыкновенной чувствительности, сникший шадд затряс головой, приоткрыл заполненный вспененной кровью рот, капая вязкими, смоловидными каплями на колени, и засмеялся. Чем выше поднимался градус ощущений, тем сильнее росла непроницаемость. Пытчикам Шахсальманзар не сказал ничего.
- Я говорила тебе, он хорош.
- Я в восхищении, матушка. Заверни мне эту прелесть.В пыточном закутке объявилась наставница с другим, более молодым темным эльфом. Как выяснил шадд позже, то был Вилуниэль Мирагди’ир, ее сын и замглавы Змеев. На следующий день после проверочной ордалии силами целителей Шахсальманзар стоял на ногах. В честь успешно пройденного испытания они распили со старой эльфийкой бутылочку альделунского 1041 года.
Дожив до зарождения идеологической дискриминации темных эльфов и успев лишь возмутиться вопиющему невежеству, госпожа Мирагди’ир была вынуждена принять каприз своего бренного тела, слечь со слабостью и вскоре спокойно скончаться в возрасте 596 лет. Незадолго до преставления наставницы Шахсальманзар дал Вилуниэлю магический зарок молчания как приближенный, чья осведомленность должна оставаться неприкосновенной.Экстерьер
190 [без учета рогов] | 100
Шахсальманзар сызмальства и поныне активно поддерживает физическую форму, оттого имеет крепкое, мускулистое и рельефное тело. Демоническая генетика, решившая, что волос много не бывает, наградила шадд не только роскошной копной на голове, но и легкой шерстистостью, причем светлой, в области ушей, на задней части и боках шеи, на плечах, груди и до середины спины [без учета по природному умолчанию волосистых мест]. Имеет двойные клыки: стандартного расположения и вместо боковых резцов. Все тело испещрено шрамами разнообразных форм и размеров, но по-настоящему устрашающе выглядит спина: она изрубцована полностью и живого места на ней нет.
Кожа: бледная, светло-серая.
Глаза: яркие, с серебристо-лунной радужкой и лимбом цвета мокрого камня.
Рога: крупные, ребристые, лирообразные.
Уши: заостренные, удлиненные и подвижные.
Ключичные шипы: вытянутые костные выросты, обтянутые кожей.
Руки: черные, грубые по сравнению с остальной кожей подушечки пальцев; вместо ногтевого ложа — защитная роговая чешуя, из-под которой берут начало острые ястребиные когти.
Хвост: мощный, толстый, гибкий и маневренный, длиной около 1,8 метра, со стреловидным роговым концом.
Волосы: левый висок выстрижен, густая смоляная шевелюра колосится до самого бедра.Профайл
Образ действий
Воспитанник демонического локуса, жестокого непринятия и дисциплинированного потворства злу, Шахсальманзар умудрился объединить в себе эксцентричность и продуманность. Он бывает импульсивным, агрессивным и раздражительным, когда ему что-то не нравится, но в особых случаях осознает и чувствует границы благодаря проницательности. Она же, подкрепленная демонским очарованием, помогает шадд коммуницировать и ориентироваться во всех сферах его деятельности, поскольку у него нет ровным счетом никаких моральных ценностей и нравственных огранок.Как психопат, Шахс мастерски имитирует эмоции. На уровне осознанности момента он нередко сам в них верит, в чем и заключается секрет поразительной искренности. Глобально для него не существует ни добра, ни зла: его правда зиждется на знаниях, совершенствовании, эстетическом и интеллектуальном просвещении. Демон с равной самоотдачей может как убить, так и спасти: все зависит от преследуемой цели. При желании теплотой улыбки Шахс обогреет труп, на котором сам же оставил следы когтей.
Шадд не распространяется о своем возрасте, чтобы его не пытались судить по нему, особенно те, кто знаком с ним поверхностно.
Физиология
Шахсальманзар мог бы стать выдающейся боевой единицей и снискать славу на военном поприще, но волею Шаара он избрал более элегантный путь, пользуясь наращенным мясом, силой и выносливостью как приятным бонусом, по нужде. Профессионально боевому ремеслу не обучен, однако знает, куда бить. Вышибить дух, изрядно попортить фасад, вонзить когти до костной оскалины, мощным хвостом сбить с ног, вспороть кожу или проткнуть, по-вампирски пустить в ход клыки или насадить на рог, если фатум изволит буффонить, может, коль количество, габариты и уровень подготовки противников не будут превышать его физический КПД.Высокий болевой порог трансформируется в транс, когда боль переходит в разряд сильнейшей. В таком состоянии демон воспринимает происходящее притупленно, сквозь подернутое дымкой сознание, у него подрагивают голова и руки, он может начать смеяться, продолжая кое-как соображать. Реакция на пытку, перенесенную в Доме Змея, — лишь результат травмирующих событий на Эльпиде. Из них же произрастает психогенный тремор рук, обостренный сывороткой правды и попыткой разбередить память. Чтобы иметь возможность работать и вести предприимчивый образ жизни, Шахс вынужден подавлять его настойкой и курительной травой. Заботливые левиафанские алхимики предусмотрели сохранность разума при потреблении веществ, но изгладить все неровности не смогли. Как следствие: пароксизмальный кашель и проблемы с легкими. Продолжительный бег, задержка дыхания дольше минуты и прочие мероприятия, где требуется здоровая дыхательная система, для демона непозволительная роскошь. Естественно, обилие пыли он переносит плохо: для мирного с ней сосуществования у Шахса имеется респиратор, разработанный и изготовленный солгардскими ремесленниками.
Аномия
Особа, которую нельзя расколоть болью, не может не вызывать настороженность даже у прожженных отморозков Левиафана. Осадок угнетающей жути, которую он нагнал, наверняка остался у участников пытки и при встрече с Шахсом напоминал о себе. Статус помощника зама, умения и возможности демона многих заставляли задуматься, стоит ли вступать с ним в конфронтацию. Фактически Шахсальманзар подчиняется только его дуальному темнейшеству Вилуниэлю. Формально, будучи на задании под чьим-то началом, внимает указаниям, но оставляет за собой право предлагать другие варианты, если видит ошибку и более целесообразный путь развития событий. Скульптура — не просто блажь, но полезный теневой инструмент, чудесное пристанище для перевозки контрабанды, включая живые тела. Для таких целей Шахс создает не произведения, а красивые сосуды, пускающие пыль в глаза.В его преданности Дому после пытки сомнений не оставалось, но, несмотря на уроки сопротивления магии очарования, всегда мог найтись колдун той силы, против которой Шахс рисковал не устоять. Зарок, данный темному эльфу, завязывал язык в тот момент, когда информацию о Доме Змея пытались вытащить магическим путем, однако производил побочный эффект — головную боль. Возникает вопрос, почему бы не защищать так всех членов фракции. Во-первых, магическая связка затрагивала обе стороны, и эльфа могло разорвать от такого количества контактов, а во-вторых, Вилуниэль делился львиной долей закрытых данных, которые желал сохранять строго под личным контролем, только со своим криптологом-переводчиком.
Вероучение
Религия и вера для Шахсальманзара — разные парафии. У него есть вопросы к авторам легенд о богах: как минимум, какого рожна Шаар, обладая неисчерпаемой мудростью и знаниями, не знал о заскоках Златоусты. Сейчас, конечно, это уже неактуально, потому куда больше его беспокоят культисты. Не все, а только слепые и глупые, те самые поклонники гекатомб во имя богов, которых преследует Церковь Девяти. Шахс почитал Шаара, как бога просвещения и магии, даровавшего им всем возможности познания и развития, оттого считал призывы эсперов самым идиотским, до чего можно было додуматься. Беседуя со знающими идеологами и глубоко изучая вопрос, шадд получил примерное представление о своем происхождении. Он — демон, чья сила закована за гранью, а память погружена в небытие. Мысль о могуществе сладко щекотала амбиции, но Шахс прекрасно осознавал: истинные воплощения его расы деструктивны, не говоря о том, что для восстания опять же надо призвать эспера, который все здесь пожрет. Демон жаждал большего, только не ценой невежественного уничтожения наследия бога-прародителя. Глупые фанатики тонули в ретроспективе вместо того, чтобы пользоваться благами богов, сделавших свою работу и ушедших на пенсию. Шахсальманзар, несмотря на свою демоническую натуру, их идеологию не принимал и вместо бессмысленного разрушения предпочитал организованный хаос.Развитие и издержки
Шахса увлекают древности разного рода, способные поведать как о магии, так и о культуре и быте ушедших времен: от книг и артефактов до искусства. Что немаловажно, Левиафан некоторые из них интересуют тоже. В Ордене Камелии он выступает магом и экспедитором, по большей части, на вольных началах, нередко сам спонсирует перспективные походы. Полезен при раскопках, так как развил «чувство земли»: способность простирать магические нити вглубь почвы на несколько метров и «нащупывать» в ней инородные предметы.Демон продолжает практиковаться в магии. Земля в пользу камня пока что на втором плане: он может локально поменять структуру почвы, обстрелять глиной или преодолеть зыбучий песок, никаких изысков и чудес. Настоящего мастерства достиг в каменной специализации: породы и минералы любых видов подчиняются ему беспрекословно. Крайне заинтересован в поисках новых материалов для работы. Ложка воды в этой геомантовой бочке — каменная хворь. Из-за слишком пылкого и рьяного обучения, наложенного на поздний старт, магические потоки внутри нарушились и не пришли в норму. Когда Шахс перетруждается в волшбе, кожа покрывается каменной коркой в произвольных местах, трескается и кровоточит от движений. На начальных стадиях шадд часто упускает момент, если увлечен работой. После отдыха симптоматика пропадает, но трещины-порезы остаются и заживают. На вопрос, ждет ли демона незавидная участь однажды окаменеть полностью, в окружении разводят руками. Недуг подтачивает его уверенность в завтрашнем дне, и он ищет способы решить проблему.
Искусство
Скульптура — способ самовыражения, заработка и признания. В 1056 году Элеонора Эльмондо пожаловала ему титул королевского скульптора, чем закрепила его высокий статус при дворе и доступ в приемные покои многих аристократов. Советник по искусству хотел, чтобы все статуи, созданные демоном на этой должности, становились собственностью королевской семьи, но Элеонора не стала территориально подавлять творца и поставила одно условие: никаких повторов в сюжетах. Работы, которые он будет делать и в дальнейшем видоизменять по ее желанию, должны оставаться уникальными, быть в единственном экземпляре только у нее и не иметь реплик ни в каком виде. Его знаменитый триптих «Иррациональности», состоящий из трех неповторимых статуй Мортмэйны, Аснэи и Кольвы, незыблемо украшает тронный зал на пару с «Дуумвиратом» — тем самым двуликим изваянием правящей четы, проложившим ему дорогу к королевскому сердцу, аристократической кормушке и обожанию ценителей.Индивидуализируется шадд по-разному, не только в светлых и приятных большинству образах, но и в провокационных, мрачных. Например, в паноптикуме Истмара красуется гротескный агиоглит гекатонхейра — хтонического чудовища с десятками голов и рук. В отличие от изящных муз, такая скульптура далеко не всем нравится, но ее искусное исполнение не отметить невозможно, что наталкивает на противоречивые чувства между восторгом и отвращением, как должно. Шахсальманзар ищет красоту и вдохновение во всем: в явлениях природы, в историях и вымыслах, в чужих эмоциях и творчестве, в благоденствии и трагедии, в чистых, здоровых или, напротив, изувеченных телах, — чтобы облачить в безупречную эстетическую форму. Не так давно он начал практиковать технику инкрустации, объедения горные породы с драгоценными камнями и другими минералами, ибо держать статус и удивлять общество надо.
Помимо активности в Ольдеморе демон получает заказы через Калейдоскоп из тех уголков Галатеи, в которых сам является персоной нон грата, и находит это чертовски забавным. За пределами восточного государства Шахс наиболее известен как Заклинатель камня и Мраморный король. Слухи о том, что талантливый и расславленный скульптор ужасный и неугодный Луне шадд, колобродят среди тамошних поклонников его творчества, но кто-то отмахивается и не верит, а кто-то игнорирует, вопреки всему желая установить в доме заветную скульптуру. Так появилась поддельная личность: искусствовед-обозреватель, эльф Салазар Маньхш [вторая анаграмма имени], который под знаком КГС заглядывает, когда выпадает шанс или необходимость, на выставки и приемы в Хельдеморе. В издательстве Солгарда его знают: если материал стоящий, он его отдает на печать. На бестактные вопросы о странном эльфийском имени парирует сухими аргументами о ранней ассимиляции и приемных родителях.
Иногда он берет в руки инструменты, когда хочет ощутить борьбу с материалом, его сопротивление и силу, либо банально нуждается в отдыхе от волшбы. Демон выполняет все: горельефы и барельефы, монументы, интерьерные, садово-парковые и архитектурные этюды, бюсты, всевозможные композиции. Во имя искусства шадд может и до оформления уборной снизойти, дабы сделать из нее образец музейного уголка, но стоить это будет бесконечно дорого.
Бытовщина
В 1058 году Шахсальманзар закончил строительство двухэтажного гранитного особняка на дарованной ему земле, в отдалении от Акации на компактной и живописной лесной прогалине. Дом слегка походит на крепость и не имеет видимых глазу дверей. К нему ведет небольшая аллея скульптур разрозненных жанров: от сказочных персонажей до карикатурных темных порождений. Местные, те еще выдумщики, поговаривают, что статуи иногда передвигаются, меняют позы и перешептываются между собой. Крупица истины в этом есть: когда Шахсу надоедает композиция, он ее переиначивает. Внутри особняка скупое и дорогое убранство раскинулось в просторных светлых стенах. Тут и там высятся изваяния, свисают манакристалльные светильники, посреди зала мраморная и широкая парадная лестницы ведет на второй этаж, в спальню, рабочий кабинет и библиотеку, тогда как на первом расположились столовая и мастерская. Демон исправно платит налог на недвижимость в королевскую казну.В доме всегда должно быть чисто, да и вкусно поесть шадд не дурак. Когда у него нет времени, а это происходит часто, он дает деревенским подзаработать, приглашает их убраться, — не везде, конечно, вход в кабинет и библиотеку скрыты от чужих глаз, — и приготовить еду. Несмотря на все слухи, которыми Шахсальманзар оброс, жители Акации, привыкшие ко всяким дивам дивным да чудам чудным, не боятся его, принимают радушно, всегда нальют и накормят в таверне, и втихомолку между собой прозывают талисманом от нечисти. Шадд не чурается грязной и прозаичной деревенской работы, помогает по мере возможности и сил. Ему не чужды усталость и желание расслабиться, так что и выпить может, как простой рабочий, и в бордель к шалавам наведаться. В Акации демон поддерживает репутацию на контрасте, при общении с местными отрекаясь от всякой претенциозности.
Нутро
Все стремления и рвения Шахсальманзара на самом деле строятся вокруг желания почувствовать хоть что-нибудь. В жадной погоне за недостижимым совершенством и осмыслением сущего он пытается нащупать способность к восхищению в себе самом. Когда же ему это удается, эмоция тут же ускользает, становится горящей лучиной и стремительно гаснет. Не иначе как по иронии гений его рождался в пустоте, вот только последняя не исчезала и, всегда голодная, время от времени начинала давить и снедать, требуя больше и больше. Не в физическом, но в духовном теле таился рычаг, могущий его сломать, и какой-нибудь умелый мозгоправ, возможно, сумел бы до него добраться. Вырос бы демон другим, попади он под крыло не Мирагди’ир, а кого посветлее, с законом на короткой ноге и моральным кодексом? Вероятно, но такие в работорговле, как правило, не водятся.Профессионализация
Умеет в бытовую магию. На службе у эльфийки научился вкусно готовить, но из-за хронического цейтнота балует сам себя редко. Начитан и образован, преимущественно в областях истории, культуры, географии, математики, языкознания. О камнях знает все, что можно, и продолжает погружаться в неизведанное. Подсунуть ему подделку невозможно.
Импровизирует как в творчестве, так и в жизни. Чрезвычайно внимателен к деталям, аккуратен, обладает усидчивостью, высокой концентрацией, развитым глазомером, чувством гармонии и симметрии, пространственным воображением, зрительной памятью и отличной координацией рук, покуда помогают трава и зелья. Знает основы рисования, анатомии и биологии. Шифрует и дешифрует буквы, цифры, знаки, схемы, карты и прочее всякое. Владеет стенографией, строчит быстро.
Языки: общий, эльфийский [оба наречия], дварфийский, элтэя, первичный.Связь с вами
Отредактировано Шахсальманзар (09.11.2021 05:02)