Ночь темна.
Он раскрывает все окна и запирает на ключ входные двери, оставляя заброшенную квартиру в холодной пустоте. Прохладный ветер, пущенный от одного окна к другому, к утру выдует и выстудит все воспоминания о нем, и только висящая в гардеробе одежда напомнит о его существовании прежде, чем отправится в крематорий.
Ордена, именное оружие, документы, деньги и купчие - все это уже давно отправлено курьером к сестре. Там, куда он отправляется, нет нужды в земных ценностях. В пустоте вообще нет нужды ни в чем.
И оттуда не возвращаются.
На плечи накинут любимый темный плащ - один в один с тем, что забрала себе Арила; может быть, последнее, что у нее останется в его память. Если она вообще будет вспоминать: она молода. Этот мир, полный зла и чудовищ, скрывающихся под масками добропорядочных людей, еще не успел одолеть ее, не успел вонзить в спину десяток кинжалов. Пройдет время, и она забудет его, как забыла своего мужа, которому даровала удар милосердия, а вместе с ним забудет и запретную страсть, что промелькнула между ними. Как страшный сон.
Он простил ее за то, что будет. Простил уже сейчас - заранее, авансом, потому что очень скоро будет некому прощать.
Он видел это во снах.

Грубая, испещренная штрамами и ожогами рука погружена в карман - там, на дне, как и прежде - давно известная записка. Он не знал, кто и когда положил ее внутрь; не знал, кто написал это странное предсказание, расходящееся хаотическими, безумными узорами по краям букв. Может быть, и не человек вовсе? Может быть, все это - дело рук той самой силы, что посылает ему проклятые видения будущего? Если так - то он вновь не ошибся. Крыса действительно здесь, и сегодня пришла пора сыграть в крысолова. Только вместо дудочки - простой, грубо скованный кинжал.
И крысолов не вернется за платой.
Это он тоже уже видел.

Мог ли он поступить иначе? Сейчас, декадой ранее, десятилетие назад? Наверняка. Только тогда это был бы не он. Аесь мир, ополчившийся против него в едином порыве, сорванные погоны и растоптанные медали, презрительный взгляд той, кого он любил больше своей жизни, решившей остаться на хельдеморских подмостках в ответ на его предложение бегства - все это последствием решений, сделавших его тем, кем он является. Все это - его сущность и его судьба. Он мог бы быть счастлив - но вместо этого предпочел не предавать себя. Даже если цена требовала отдать все.
Никаких компромиссов. Даже перед лицом армагеддона. Только дожить до армагеддона не довелось.

Скомканная записка ложится в карман брюк. Едва ли его убийцы станут раздевать его донага - скорее просто бросят в канаву, содрав плащ и все ценное - а наутро солгардские крысы и едкие нечистоты сделают свое дело, оставив лишь обглоданный и полуразложившийся труп. А может быть, даже не бросят, а наоборот - оставят на самом видном месте в назидание от Дома Змея, которому куда как лучше подолшло бы имя Дома Крысы. А может - повесят на городских воротах как предателя и убийцу, отринувшего идеалы Ордена.
Этого во снах он не видел. Там, где заканчивается земной путь, нет места предсказаниям.
Страшно ли умирать?
Нет. Страх сам умер уже слишком давно.

Когда он выходит на улицу, его уже ждут. Курьер с букетом цветов - черные и белые орхидеи перемешаны в две сливающиеся друг с другом полусферы.
- Сэр? - курьер подходит к нему, но, остановленный жестом, замирает.
- Доставишь по этому адресу. - Конрад кладет ему в руку конверт. Немного подумав, он снимает с пальца простой серебряный перстень и, коснувшись вещички губами, кладет его внутрь конверта, прямо поверх письма с короткой фразой: "Прощай, моя любовь. Прощай и проснись." Он бы не хотел, чтобы эта вещи досталась этой мрази, с которой он идет на встречу.
Следом за конвертом в руку курьера падает увесистый мешочек монет. - Здесь более, чем достаточно, и куда выше твоих обычных расценок. Ты знаешь, кто я. Если доставка не произойдет - я достану тебя из-под земли.
- Да, сэр. Не волнуйтесь, все будет доставлено в целости. Что-то передать на словах?
- Нет. Она все поймет.
"Он не обманет." - подумал Валлион, глядя вслед уезжающему курьеру. Славный малый. И честный, в отличии от многих его товарищей. - "Что ж. Пора."
Ночные улицы Солгарда встречают его, словно в последний раз. Впрочем, почему "словно"?

За ним следят - он знает это. Те, что крадутся в ночи, думая, что невидимы - в другое время Конрад поймал бы и выпотрошил их, как рыб - но сейчас он совсем не против. Контакт, попросивший о встрече с важной информацией, по совместительству - долго выявляемый и наконец-то обнаруженный предатель. По совместительству - его бывший друг - ждал где-то там.
Себастьян Яггер. Яго. Вот уж от кого не ожидал - впрочем, если так посудить - лишь один из длинной вереницы предателей.

Он заворачивает налево под арку и следует вперед, изо всех сил стараясь не оглядываться за ведущими его, словно псы лисицу, бандитами. Левиафан весьма измельчал - раньше его бы просто подстрелили на подходе и оставили воронам, но сейчас... Сейчас все изменилось. К их беде.

- Смотрите, кто к нам пожаловал! - мерзкий, самовлюбленный голос раздался где-то за спиной. Рядом с ним - мерзкий, похожий на кукареканье смех. Корнад не повернул в их сторону и головы, продолжая шагать вперед.
- Умолкни, шавка. - негромко рявкнул немолодой мужчина, стоящий спиной к идущему - и бандиты заткнулись в одно мгновение. Было понятно, что связываться с ним - себе дороже. - Валлион. Теряешь хватку, старый лис. Не потому ли тебя турнули из ордена?
- А говорили - пророк. - усмехнулись рядом с Себастьяном, и этого человека тот затыкать не стал. Не иначе, как был согласен. -
- Онь прав, Валли. Попасться в такую примитивную ловушку... Только не говори, что не подозревал меня.
- А что, если так? - тихо прорычал Конрад, глядя прямо перед собой. Стоявшие сзади бандиты уже шарили по карманам тяжелого плаща, извлекая наружу кинжал и цокая языком. Он не сопротивлялся. Ему вообще было будто бы безразлично.
- Расскажи тому, кто знает тебя меньше. - рассмеялся Яго, и в смехе его звучало нечто смешанное. - Во всем мире ты не доверяешь никому. Ну, может, кроме твоей сестренки. Как она там, а?
- Еще одно слово...
- И что ты сделаешь, пес? - удар наотмашь едва не обрушил Конрада на спину - он удержался лишь потому, что с обеих сторон его держали двое рослых детин. - Что ты сделаешь?
Конрад ухмыляется, втягивая носом кровь и харкает под ноги - в ответ кулак бандита врезается ему в живот. А затем еще. И еще.
- Хватит. - рявкает Яггер, останавливая экзекуцию. - Никак не смиришься с поражением? Совсем как в Улл'Парсе. Сколько детей ты сжег живьем, Валлион? Сотню? Две?
Бывший Исполняющий молчит. Ему слишком важно беречь дыхание. Короткий кивок - и его, отпущенного из захвата, валят модшым ударом и начинают избивать ногами. Быстро, коротко, методично. До следующей отмашки.

- А за сестру не волнуйся. Она ведь вдова одного из нас. Она нам своя. Может быть, и жениха ей найдем, и на свадьбе погуляем. Ну, без тебя, конечно.

В этом Конрад не сомневался. Он и не рассчитывал пережить эту ночь. В ребрах что-то хрустнуло, как и в голове, смотреть по сторонам и даже дышать невыносимо больно - но боль это то, к чему он давно привык. Еще пятнадцать лет назад, в плену у клана Алой Пасти. По сравнению с ними то, что творит шайка недобитых предателей - детские шалости.

- И все же, Конрад, объясни мне одну вещь - и тогда, я клянусь, твоя смерть будет быстрой и безболезненной. - Себастьян медленно вышел вперед и, вытянув жилистую руку, рванул вверх челюсть своего поверженного врага, еще декаду назад считавшегося близким другом. - Почему ты сюда пришел? Тебя ведь не просто так считали пророком. Ты действительно им был. Черт возьми, твои видения не раз спасали жизнь и мне, и нашим людям. Это они позволили меня разоблачить. Так что же вдруг случилось? Ты не знал, что не уйдешь отсюда живым?

Конрад хрипло рассмеялся, просовывая язык сквозь выбитые зубы. Каждая порция воздуха была сейчас куда дороже равного объема золота.

- Зна... знал. Всегда.
- Да? И это знал?! - в руке Яггера сверкает нож. Мгновение - и лезвие по рукоять уходит в левый бок бывшего офицера - но на губах его проступает лишь усмешка. Страшная, уродливая, искаженная кровью и торчащими, подобно могильные камни на степном поле, одинокими уцелевшими зубами.
- Не.. сейчас. Знаешь, Себ. - в горле было солоно от текущей крови, и голос его клокотал, а перед глазами медленно, милиметр за милиметром, с периферии к центру надвигалось чернильно-темное облако. - Ты не сможешь.

Яггер проворачивает нож в ране - медленно, терзая каждую клеточку и каждый нерв, с удовольствием наблюдая, как лицо бывшего друга искажает гримаса чудовищной боли. Но изо рта его - ни звука.
Он вырывает нож и вытирает его об одежду Валлиона, кивая своим людям.

- Ты прав. Это было бы слишком просто. Парни, ваш черед.

Ухмыляясь, громилы выпускают шатающегося человека из рук - но вопреки ожиданиям тот не спешит падать. Он смотрит вперед и улыбается, и лишь на мгновение косит взгляд налево, где один из бандитов вынимает из ножен длинный зазубренный кинжал и, играя им, словно перышком, оборачивается к нему, ухмыляясь желтозубым ртом.

Он видел это во сне. И час пришел.

Кажущееся полумертвым тело, качнувшись, бросается вперед, выламывая руку бандита и насаживая его брюшом на собственный кинжал; не ожидая, он кричит словно уюиваемая свинья, валясь на спину. Его подельник кидается вперед и падает, спотыкаясь о подставленную ногу. Конрад быстро нагибается, подхватывая выроненный им кинжал, исходит кровавым кашлем и едва не сходит с ума от отсррой боли под лопаткой.

- Время умирать, Яго. - смеется он в последний раз, поднимая кинжал и, выставив его вперед, бросается навстречу несущейся к нему фигуре.
Клинок вонзается в печень предателя в тот же самый миг, когда оружие в руках Себастьяна пронзает надчревье его бывшего друга и командира. Острая боль разливается в животе и в спине, каждый вдох становится похожим на поднятие на Варнаэлев пик. Когда-то давно он мечтал взять туда Арилу... когда-нибудь, увы, это сделает уже кто-то другой. А он - он все сильнее вдавливает клинок в печень бывшего друга, кромсая ее в мелкую труху и отрывая от магистральных сосудов - так, чтобы ни один лекарь никогда и ни за что не успел вернуть предателя к жизни. Он чувствует его дыхание, захлебываясь собственной кровью, слышит его рев, переходящий из торжествующего в полный ужаса; чувствует уколы по всему телу, пронзающие плоть и скользящие по костям - и улыбается. Улыбается, прижимая подбородок груди и не давая перерезать себе горло, до того самого момента, когда железная хватка Яггера не размякает. Он не произносит ни звука, когда его плоть буквально рвут на части, а по запрокинутой, лишившейся сил шее с остервенением, доходя до самых позвонков, скребет тупой зазубренный кинжал.
Последнее, что видит бывший Исполняющий перед лицом надвигающейся Бездны - счастливое, залитое смехом и любовью лицо Арилы Валлион в их первую и последнюю Длинную Ночь в Рон-дю-Буш.

А над ночным Солгардом, словно плача о новых жертвах необъявленной войны, смывая кровь и зарывая в грязи мертвых, капля за каплей пролился дождь...