Что теперь имеет смысл?
То, что он нарушил собственные правила и обеты, не просто разделил ложе с отпетой преступницей (что еще с натяжкой, но можно было представить), но и... наслаждался этим? Пытался сделать ей приятно?
Пытался сохранять их лица на одном уровне? Целовал, брал и издавал пошлые звуки, которые явно не добавят устрашения для образа неприступного блюстителя закона?
Нет, не просто служебной шавки, не просто меча Ордена, ножа справедливости или еще чего. Карателя.
Охотника на крыс.
Но сегодня Мор подпустил крысу слишком близко, сам подошел к ней, сам дал добраться до глубин своей души. Ничтожный, слабый, поддавшийся похоти.
Нет, тебя не соблазнили.
Ричард все делал сам.

Бутылка вина как всегда оказывается рядом, тут же, на полу (это та же, или уже другая? не важно). Сладкий, крепкий напиток слегка проясняет мозг и притупляем чувство вины.
Во всем виноват отец?
В любом случае, Мор не видит после сношения в Доротее святую, не прощает ей все грехи, не бежит сажать вместе с тем, ради кого она пошла на сделку, на лодку и отправлять в теплые края.
Нет.
Он все так же использует ее в своих целях, продолжает охоту, продолжает жечь погань прямо в ее норах.
Так удобнее, да, открывается много новых лазеек. Все как прежде, до этого. Будто ничего и не случилось. Все это забудется, будто дурной сон. Все это лишь минутная слабость и...
Почему убрать руку с ее бедер так тяжело?
Ричард лишь врет сам себе.
Где его пистолет?
Ясно.
Расслабился, открылся, стал уязвимым. Непростительно.
Он зарывается лицом в ее волосах, забываясь.
Стоило бы продумать их следующий шаг, но пока что о этом думать совершенно не хотелось. Впервые за столько лет в его постели есть кто-то кроме него. Впервые за столько лет этот кто-то никуда не уходит и не оставляет его одного.
Она такая теплая, не вяжется с ее образом, вообще.
- Пользуйся пока можешь, скоро нам снова лежать на соседних кроватях, - издает смешок, какой-то неестественный, горький, будто он и сам этого не хотел.
Будет ли так после сегодняшнего? Сложно сказать.
Он все так же не даст вспороть себе горло во сне. Она все так же скорее всего не станет. Почти что идиллия.
- Я мог жить в саду и есть яблоки, но вместо этого роюсь в помойке и давлю крыс, - касается указательным пальцем ее горла, проводит его кончиком вдоль ее шеи, изображая надрез, - после этого, выбор моего цветника уже не должен смущать тебя.

С неохотой поднимается и натягивает рубаху. Не потому, что боится подставить ей голую спину, а потому, что не хочет, чтобы она смотрела. Мор уверен, у нее самой достаточно трофеев, на которые можно в ужасе любоваться.
Нет, не уверен.
Он знает наверняка. Ощущал их под пальцами. Шрамы. Длинные, тонкие, или те, что совсем от них отличались.
- Стоит признать, ты самый прелестный сорняк из всех, - "прелестный", определенно не то слово, но Ричард не то, чтобы часто говорил кому-то комплименты. Больше он конечно, сидит сверху очередного бандита и бьет чем-то тяжелым, пока не потекут мозги.
Снова протягивает ей бутылку, ожидая получить уже привычный отказ.
- Я собираюсь мыться, хочешь - идем со мной. Завтра нас ждет ранний подъем и поход в трущобы.
Конечно же, знает, что будет еще один отказ, но это вообще не важно.
- И да. Не знаю, что с тобой делали до этого и что делала ты сама, но корежить такое тело - грех.
Только, если это не я.

Она обижена? Он затронул какие-то ее чувства? Сделал больно?
Ричард даже не понял, что произошло. Ее голос переменился, ее взгляд стал строже, снова холодный (будто еще холоднее прежнего) и совершенно чужой.
Когда он вдыхал запах ее волос, мгновение назад, все было иначе. Ту Доротею хотелось забрать себе и владеть ею единолично, эта же лишь наталкивала на дурные мысли.
А что, если это и есть ее истинное лицо, а тот ее шепот, те стоны, те прикосновения были лишь ложью? Маской, которую так удобно носить перед глупым законником, чтобы добиться своих целей.
Нет, она не могла. Не она. Не Доротея...
Давно он так хорошо ее знает? Или познал после того, как занялся с ней любовью?
В любом случае, эта перемена выбила его из колеи. Мора, который, конечно, не раскрылся, но начал ее чувствовать, который смотрел в ее тьму иначе, чем во тьму других. Он не нес туда с собой пламя, которое несло лишь боль, нет.
Он был другим.
Вот как.
- Мои слова были сказаны как... Что-то, что должно было заставить тебя задуматься о ранах на твоем теле.
Ты не туда полез, тебя никто не просил.
- Но я вижу, мое мнение не особо учитывается.
Да, Ричард не умел в красивые не слова, возможно он не смог передать ей то, что чувствовал, когда делил с ней ложе. Возможно впервые в жизни проявил к кому-то заботу.
Зря.
Раз уж ее так отвергли.
То он действительно заигрался.
Самое время вернуться к проверенным и хорошо заученным ролям.
- Как скажешь.

✶✶✶

Сумка с пистолетом снова перетягивает грудь, а по карманам привычными движениями раскладываются лезвия, короткие ножи, заточки и прочие приятные безделушки.
- Сегодня мы пойдем с тобой в лес, - кандалы снова заняли свое привычное место, а Ричард был все еще полностью трезв, а потому слегка раздражен, - будем собирать тебе травы. Ты будешь собирать себе травы.

Повозка уныло скрипит колесами, еще больше вгоняя в несметную тоску. Они сидят почти прижавшись друг к другу, не из-за страсти или еще чего, просто внутри было чертовски тесно. Кажется, осталось совсем немного до того места, которое они собрались посетить.

Кажется, это действительно единственное подобие леса, к которому можно было добраться меньше чем за пару часов. Кажется, он сделал это для нее только из-за того, что это поспособствует ее дальнейшему выполнению своей роли.
Кажется, дело совсем не в том, что произошло с ними в тот вечер, нет.
Ложь.

Извозчик явно чем-то напуган или обеспокоен. Возможно тем, что на одном из его пассажиров кандалы, а может просто лица у них не очень дружелюбные.
Нет, не так.
Совершенно точно не лица обычных спокойный граждан.
Это не все.
Должно быть что-то еще. Однако необразованные жители часто суеверны, видят магию или тварей даже там, где их нет, хоть весь этот чертов мир переполнен чем-то подобным.
Однако Ричард слишком хорошо усвоил единственную, но все же истину - нет чудовища страшнее, чем человек. Только он может выбрать самый изощренный, жестокий, извращенный способ причинить кому-то зло.
Поэтому Мор и стал охотником, поэтому так и одержим этим. Дело не только в отце (да-да). Его цель - спасти как можно больше людей, невинных жизней, сломанных судеб.
Знакомо, правда?
Брат будет отомщен. Его могила будет сбагренная кровью всех, кто решил, что содеять зло - останется безнаказанным.
И неважно, не имеет никакого значения, кем Ричард останется в итоге, как запомнят его люди. Борцом за справедливость? Безумцем, выстроившим лес из виселиц? Левиафан, Орден, что-то еще - лишь названия.
Кара настигнет всех.
И пока он жив, Красный станет тем, кто эту кару будет вершить.
Все остальное - не важно.

Воспоминания о брате нахлынули алой пеленой. Ричард опирается спиной на ближайшее дерево и делает глоток из фляги, пытаясь унять дрожь в руках.
Не то, чтобы это было что-то нервное. И тем более не страх.
Ярость. Настолько сильная, что сдержать себя все сложнее. Кажется, ему просто необходимо сделать это.
Что сделать?
Больше нет сил притворяться и врать самому себе.
Ричард обязан.
Причинить боль.

Мор смотрит на Доротею, которая все еще занималась своими травками.
Нет. Не она.
Дело в том, что еще будет полезна. Только в этом, правда же?
Поможет ему истребить больше, качественнее. Кажется, это уже Мор говорил. Заговаривается. Опять.
Когда они вернутся обратно в город, Ричард сделает это. Обязательно. У него есть на примете несколько имен, он помнит несколько лиц. Лиц, которые все еще держатся кучи, несмотря на то, что их хозяева совершили.
Это нужно исправить.
Обязательно.

Вопрос Доротеи выбивает его из лихорадочных раздумий, заставляет чуть отрезветь и еще раз вспомнить о содеянном не так давно.
Было приятно.
Кретин.
Мор прячет лицо за платком, будто снова не хочет показывать эмоции. Надо же, совсем недавно он был с ней более откровенным. В чем причина?
- Как-то слишком просто спать с кем-либо, если ты женщина, которая ради любимого сдала себя с потрохами, - в голосе нет и следа от язвительности или злорадства, скорее усталость.
Голова ватная (дело совсем не в количестве выпитого вчера вина) и думать сейчас ему совсем не хочется.
- Ты не настолько глупая, чтобы думать, что это что-то тебе даст, ведь так?
Или же ты совершила большую ошибку.
Но нет, не могла.
Не она. Не Доротея.
С какого времени, Ричард знает, что она могла, а что нет?
Касается ладонью грубой, неровной коры, ведет пальцами по трещинам.
- Поэтому я предпочитаю думать, что ты тоже этого хотела, - последние слова произносит тихо, почти шепотом.
Или же человек не настолько любимый. Или любимый в совсем другом смысле.

✶✶✶

Треск в кустах они оба замечают еще заранее.
Все трое вскоре показываются перед ними. Грязные, в каких-то лохмотьях. С редкими зубами и довольными лицами. В их руках оружие - ножи и топор, кажется, их гости уверены, что этого будет достаточно, чтобы совершить с их жертвами то, что они собирались сделать.
Кажется, на их лицах даже можно прочитать счастье.
Кривые улыбки прорезались одна за другой, наверняка они уже подсчитывали стоимость награбленного.
Но шире всех...
Наконец-то.
Улыбался сам Мор.

Его улыбка остается незамеченной, благо, что вездесущий платок все так же на нем. Он следит за их новыми компаньонами почти что с удовольствием, слушает взахлеб, понимает, что с трудом может сдержать почти что детский восторг.
Кто-то здравомыслящий определенно заявил бы, что это ненормально. Что это все больше похоже на возню животных, попавших в яму охотника, чем на пятерых людей, двое из которых вскоре должны были умереть.
Но Мору это все безумно нравилось. Он наслаждался. Кажется то, чем он занимался раньше каждый день, значит для него намного больше, чем просто часть работы.
Кажется, он стал давить крыс намного реже.
Стал забивать как они выглядят, как себя ведут, что говорят, обещают с тобой сделать, как они вопят и как просят пощады. А ведь некоторые из особо прогрессивных лиц Ордена готовы запихать все это отребье в камеры, кормить за счет обычных граждан и лелеять, подстилать свежее сено каждое утро.
Ведь они тоже люди и имеют право на...
Что за ебаная чушь?
Крысы имеют право лишь на смерть.

Интересно, когда они поймут, что их никто не боится? Когда почувствуют, что что-то не так?
Доротея явно слишком спокойна (наверняка за свою жизнь видела подобных ребят не единожды), Ричард же их совершенно не интересует. Что можно взять с мужика? Одежду, деньги, сапоги.
Если совсем все туго - его всегда можно съесть, но не более.
К нему подходят все ближе - у Мора нет ножен с мечами или еще чего, чтобы его опасаться. А они все хоть и не особо статные, но крепкие, возможно даже дезертиры армии или ополчения. Им нечего бояться.
Хозяева тут только они.
И добыча, несомненно, в их руках.
Мор смотрит на то, как грязные, почерневшие пальцы (неужели их хозяин недавно чистил грибы?) касаются белых локонов Доротеи. Это Ричарду не нравится.
На этом их сладкая песнь прерывается и лично для него, начинает звучать в совершенно других тонах.
Нет, они все еще говорят.
Говорят, хотя крысам давно пора бы уже закрыть рот.
Брат, ты совсем потерялся со своей работой. Ты ведь забыл о моем приглашении на свадьбу, да?
...Я
Ничего страшного, не переживай, Амелия хорошая женщина...

Несомненно.
Она была хорошей женщиной.
Правда, брат?

- Ты думаешь можно просто так трогать чужое? - кажется, ему уже сложно скрыть дрожь в голосе (не из-за страха), а кончики пальцев обдает жаром (снова будут болеть ладони).
Он резко делает шаг вперед, выставляя руку, которая ниже кисти возгорается белым пламенем, будто факел и хватает ближайшего к себе мародера за лицо.
Что-то такое Ричард хотел провернуть еще там, в приюте.
Ему было интересно.
Что получится.
Больно.
А разбойнику больно?
О, он вопит.
Мор слышит как лопается кожа. Мор видит, как она слазит с одутловатого лица лохмотьями. Мор чувствует запах жженой плоти.
Это все лишь мгновение, не более.
Выхватить из сумки пистолет и выстрелить в колено тому, что возле Доротеи.
Вовремя остановиться, чтобы не убить жареного. Стрелять можно было сразу в голову. Огонь можно было сделать чуть сильнее.
Но разве... Это интересно?

Отскочить от удара топора. Отойти подальше и откинуть ненужный пистолет. Пожалуй, у Мора не будет времени его перезаряжать. Поднять из земли грязный нож, за которым явно не ухаживали.
Нельзя ронять оружие.
Но тут Ричард с ними согласен. Оружие лишь инструмент, нож всегда можно найти новый или взять у врага. Зачем заморачиваться? Если нож грязный, всегда остается вероятность, что сбежавшая крыса умрет от заражения раны.
Горло бандита совсем близко, его топор долгий, но им невозможно махать с той же скоростью, с которой двигается законник без брони. Лезвие вспаривает кожу, будто ту самую, дубленую, с которой работал его отец.
Горячая алая жидкость веером обдает все вокруг, включая Ричарда, но это не имеет значения. Одного живым взять не удалось.
Жаль.
Но есть еще двое. И в тюрьму сейчас никто явно уже не поедет.
- Эй, дорогой, - Мор пытается скрыть нотки восторга в голосе и жарко шепчет на ухо обожженному, будто любовнице, - извозчик с вами?

Тот, с простреленной ногой все-таки начал молить о пощаде. Рановато. Мор все-таки перезаряжает пистолет и простреливает ему вторую ногу.
- Теперь нам точно придется искать тот обрыв, - смотрит на Доротею, вытирает со щеки кровь и убирает с лица платок, - можешь пока закончить со своей травой.
Сейчас тут будет много криков.
Точно.
- Я и забыл. Именем Закона, - он смотрит на двух скорчившихся возле него мужчин и уже не может сдержать улыбку, - вы приговариваетесь к смерти.
Он надеется лишь на то, что Доротея сейчас на него не смотрит.