Это было не так уж и сложно.
Изначально эту возможность хотели отдать кому-то другому. Кому-то с лучшей репутацией, кому-то из наверняка благородной семьи (да-да, равноправие для Ордена все, но связи никто не отменял), кому-то, кто использовал бы эту возможность по максимуму, разгулялся бы на широкую ногу и гарантировал свое место на стене почета.
В рамочке.
Еще и в позолоченной, наверняка.
А как же. Не ему же. "Тот", конечно же, не заслуживал.
Тот, который не распутывал месяцами преступные сети, а начинал пожирать тело банды с ног.
Тот, который на выхваченное оружие, не повторял несколько раз просьбу бросить его на землю, а просто вскрывал виновного от уха до уха.
Тот, который прятал лицо под платком. Вообще-то представители закона и справедливости не должны скрывать своих лиц. Ведь они за правое дело.
Вы знали?
Да и разве можно доверить Ричарду такого важного свидетеля, как она? Он же наверняка убьет ее или додумается пытать.
Мор - Черная ворона среди белых овец. Не более. И уж кому-кому...

Совсем не сложно.
Гораздо легче, чем забивать до полусмерти человека, который в два раза тяжелее тебя голыми руками. Гораздо легче, чем с шестнадцати ловить крыс, которые слишком хорошо прятались в вонючих трущобах их любимого города.
Гораздо легче, чем быть тем, кем он был.
Надавить, напомнить о услуге, о нескольких (намного больше) преступлениях, за которые были награждены другие люди и парочке прожженных убийц и головорезов, которых повесили благодаря ему.
Ему, а не тем, кто потом получал почести.
Но это совсем не страшно.
Ему почти плевать. Важен сам процесс, а не награда.
Деньги - лишь делают людей еще более грязными созданиями, но с их помощью можно этих же созданий и убить. Статус - не более чем название. Ступенька в лестнице иерархии - не важнее десятка устраненных отбросов, что замарали свои руки кровью.
Не больше - не меньше.
Все что у него было - результат. И пока что это никто не додумался ставить в сомнение.

✶✶✶

Он наблюдает за ними, тут же, рядом, подпирая спиной стену. Не вытягивает рук из карманов, готовый к тому, что Доротея что-то выкинет.
Даже если до этого она и казалась ему благоразумной, расчетливой (еще десяток названий). Не грязной, со слипшимися, будто сопли, волосами и безумным взглядом.
Это даже заставляло восторгаться.
Но Мор знал, какая она на самом деле. Много слышал и еще больше узнал от людей, которые хоть как-то с ней контактировали.
Да, конечно, не все хотели говорить.
Говорили все.

Выхватить пистолет и всадить пулю в упор, прострелив одновременно их обоих. Скорее всего, ей свинец разворотит горло, а ему подпортит смазливое личико. Большего и не нужно.

Но конечно же, все заканчивается спокойно. Просто встреча с заключенным близким человеком, ради которого и пошла на это все, ради которого добровольно отдала себя в руки Ордену.
Нет, в руки Ричарда.
Нам будет весело.
Безудержно.
- Думаю, нам нужно поговорить. Мне стоит рассказать вам пару новых деталей о нашем сотрудничестве. Уверен, госпожа Доротея, вам понравится.
Они поднялись вверх из подземелья буквально на пару этажей. Обычная, небольшая сторожевая комната, со столом и лавками, на которые так удобно присесть паре людей, которые проделали столь долгий путь сюда, к темнице.
Он садится и ждет, что то же сделает и она. Игры в галантность и кавалера стали ему порядком надоедать.
Ричард другой.
Но притворяться его работа.
- Я не мог не заметить вашу сильную привязанность. Это больше, чем то, что мне доводилось видеть у людей вашего толка. Больше чем у кого-либо из тех, кого я видел.
Отлично.
- Я думал, вы захотите это знать. Вина?

Разбить бутылку о край стола и вонзить острыми, кривыми краями ей шею. Она виновна. Он виновен. Они оба - недостойны существовать.

Вино медленно наполняет стакан до кроев. Пододвигает к ней и наливает себе. На самом деле не важно, хочет она или нет.
- Не буду тянуть, - делает глоток, затем смотрит ей в глаза и по привычке натягивает платок на лицо, - если я умру, тот мужчина в клетке тоже умрет. Если я умру до конца нашего с вами сотрудничества, не важно, даже если не от ваших рук. Он умрет.
Скрыть улыбку.
- Вы нарушите Закон не в целях моей безопасности - он умрет.
Мы поладим.
У него на Доротею большие планы.
Я разрываю змеям пасть, когда они пытаются укусить.

Она говорит ровно то же, что Ричард и ожидал услышать. Ее явно не сломить обещанием зарыть любимого человечка, она явно не кинется в ноги, чтобы умолять этого не делать.
Явно не из тех, кто будет дрожать от страха.
Но Ричард и не пытался. Скорее озвучил то, что и так было всем понятно, чтобы посмотреть на реакцию той, о которой так много говорили некоторые люди.
Он давно уже не тот, кто бросается в силосную яму с безумной улыбкой и ножом наперевес. То есть...
Бросается.
Но не так бездумно.
Изучает, приглядывается, узнает как можно больше. О том, с кем цель спит, что ест и какие имеет вредные привычки. Где его лучше всего будет прижать, так, чтобы с ним не было еще десятка телохранителей.
Чтобы понять, когда нужно ударить, когда нанести удар. Когда сжать горло очередной грязной крысы, что портит собой всю картину. Кажется, его борьба бесконечна, а цели иллюзорны.
Что ж.
Мор раздавить столько погани, сколько сможет. Если ему для этого придется играть с чужими жизнями, рушить судьбы людей или еще что похуже - плевать. Ведь так станет чище. Проще.
Ведь так станет легче дышать.

Он не убийца хоть и убивает.
Он не преступник, хоть такой же грязный, как и они.
Он лучше и хуже каждого из них.

А Доротея была прекрасна. Не внешностью, нет, хоть ее и можно было назвать красивой.
Прекрасна своей тьмой.
Развеять эту тьму огнем, пусть сгорит и сама Доротея, будет незабываемо.
Мор это однажды сделает. Обязательно.

Охотник за головами пропускает вопрос о улыбке, никак не изменившись в лице. Они не друзья, не товарища. Возможно, она еще увидит. Он не прячет эмоции за платком только в одном случае...
Когда за работой.
- Вы полностью оправдали мои ожидания. Если бы ответили иначе, это было бы скучно и никому не интересно.
Он поднимается со стула, тут же пододвигая его под стол. Берет со стола распечатанную бутылку вина, к которому никто кроме него не притронулся и делая глоток уже с нее, направляется к выходу.
- Я бы на вашем месте выпил. Нас ждет не особо приятная картина.
Это всего лишь формальность. Наверняка, они оба насмотрелись достаточно всего, чтобы почти равнодушно смотреть расчлененку и тому подобные прелести.
Он не оборачивается, чтобы предложить ей идти за ним. Она не дура, не какой-то зарвавшийся бандит с гнилыми зубами, который бы просто плюнул Мору в спину.
Это радовало.
Меньше возни. Больше веселья.
- Думаю, впредь можно говорить на "ты". Я не дворянин, чтобы ко мне обращались так официально, и не испытываю к тебе должного уважения, чтобы обращался уже я.
Некоторые игры надоедают.
Игры в уважение и почет - скорее всего.
Да и мы стали довольно близки.
Кандалы сближают. Не правда ли?

✶✶✶

Они ступают на порог приюта с каким-то очередным жизнерадостным названием, но Мору нет до его дела. Почему-то именно отсюда выходят больше всего преступников, если не считать тех, кто в принципе живет на улице.
Видимо, "Солнышко" или "Счастливая семья" не такие уже и солнечные или счастливые, если все оборачивается вот так.
Ричард смотрит на лица очередных угрюмых детишек и безразлично отворачивается. Скольких из них, он потом приговорит к смерти, спустя лет десять за убийства, изнасилования или вооруженные налеты?
Хорошо, если ни одного.
Хорошо, если не половину.

Кажется, он уже понимал, что их ждет. На этот раз было что-то больше, чем просто ограбление с целью украсть пожертвования или забитый до смерти ногами сосед по комнате.
На этот к раз к маленьким зверям пришел кто-то еще.
Кто-то страшнее их всех вместе взятых. Настоящее животное.
Таких Ричард ненавидел больше всего. Такие были у него в кровных родственниках.
Правда, папа?
- Были убиты три ребенка и одна воспитательница, - говорит преимущественно для Доротеи, сам он и так все помнил еще со вчерашнего вечера, - просто резня, без насилия или еще чего. Кто-то просто развлекался.
Таких Ричард ненавидел больше всего.
Такие никогда не доходили до суда.

Воспитатели собрались неплотной группой, обсуждая что-то с настолько мрачными лицами, что казалось еще немного - и у Ричарда от скуки начнет сводить скулы.
Одна из них явно выделялась из толпы - еще более худая, еще более высокая, с тонкой, покосившейся из-за не встряхнутого пепла, самокруткой и ужасно недовольным взглядом.
Кажется, они нарушили ее правила, зашли на ее территорию, куда наверное, пускали лишь редких желающих пожертвовать денег или помочь продуктами и то, несомненно, с ее позволения.
Во взгляде так и читалось "проваливайте".
Тогда почему ты не защитила это место, а?

Сам приют явно нуждался в уходе точно так же, как и местные обитатели - стены во многих местах были покрыты трещинами. Какие-то непонятные бурые пятна, вроде бы и оттертые, а вроде и уже давно въелись в камень.
Наверное, денег не хватает, да?
Или у какой-то суки с сигареткой достраивается третий дом. Ричард взялся за край платка, но надевать не стал, не скрывая чувства отвращения на лице.
Он не собирался им нравится.

Мор оборачивается к Доротее, растягивает лицо в добрейшей улыбке (да, он умеет играть не хуже крыс, на которых ведет охоту). Вздыхает, пряча руки в карманы и нащупывая небольшой гвоздь.
Перебирает его в пальцах, успокаиваясь. Шероховатость металла, прохлада.
Приятно.
Даже очень.
- До нас здесь были только стражники, которые натоптали на помытом полу и наплевали на улице. Никто не знает, ни имен, ничего. Насчет орудия, мы с тобой, затем здесь и находимся.
Пожимает плечами, чуть сутулится и снова смотрит на работников приюта.
- Или ты думала, нам преподнесут все на блюдечке? А?
Резкий шаг в сторону воспитателей, ставшее уже дежурным "имена пострадавших, точное время, подозреваемые" и все такое же искреннее, простое лицо.
Кажется его не поняли. Кажется, кто-то сзади пытался отвечать, но не мама Августина, или как там ее? Жозефина? Альберта?
Плевать.
- Мы уже все рассказали страже, - поджимает губы и смотрит с явным вызовом. Она прекрасно знает, что бывает, когда приходят вот такие вот проныры с Ордена. Они спрашивают слишком много, копаются в грязном белье, узнают про деньги, которые украдены, про то, что за плач ночью детей бьют ремнем по спине и многое другое.
А может она просто святая женщина и Ричард зря так плохо о ней думает?
- Кто-то из вас видел убийцу?

Широкая ладонь закрывает лицо главной воспитательницы, но еще до самого касания, сигарета, вместе с кожей и губами, практически растворяются в ярко-белом пламени, которое охватывает всю ее голову вместе с высокой прической. Ричард поднимает уставший взгляд и хватает за воротник тощего рыжего парнишку, тут же его поджигая.
Кажется, он читал в деле, что это бывший ученик приюта, который теперь работал при нем же.

Это так сложно?
Ответить на вопросы.
Не устраивать сцен.
- Пока я не покину территорию приюта, никто из вас не покинет. Кто-то выйдет за забор - будет отвечать на вопросы дознавателям Ордена, - его тон изменился, но не лицо, нет, - не ответите на то, что спрашивал я - отправитесь туда же.
Палец указывает на вчерашнего подростка, рыжего парнишку.
- Ты, проведи нас к месту преступления.

Ричард развернулся к выходу из комнаты, а после услышал шипение окурка (будто его бросили в емкость с водой) и чуть раздражительное:
- Джейкоб, Оливер, Эмили. И... Сестра Оливия. Так их звали.
Ричард не оборачиваясь, остановился лишь на миг, а после, все так же не вынимая руки из карманов, кивнул головой их проводнику, чтобы тот продолжал идти.

Вскоре перед ними предстала сцена резни.
Резни, из-за которой парнишку свернула втрое и он начал со всхлипами блевать в углу.
- И так, Доротея. Что скажешь?
Ты обязана быть полезной.
Ведь для этого он все и затеял, да?

Отредактировано Ричард Мор (23.08.2021 01:29)

Мразь?
Это он-то? Грабаный блюститель правопорядка, что стоит на страже спокойствия обычных граждан?
О, еще какая.
Ричард видел гниль этих людей. Чувствовал их злобу, неприязнь, страх. Действительно, как он посмел, пришел почти что в богадельню, место где детям-сиротам дают кров и пищу, где о них заботятся и где им помогают.
Ведет себя грубо, а о почтительности к сестре Жозефине не может быть и речи.
Отброс.
Наглец.
Кусок дерьма.
Это даже слегка веселило, ощущать их оголенные эмоции почти что кожей и видеть насквозь. Смешно. Забавно. На самом деле, Ричард не особо любил все эти интриги, а встретить кого-то в переулке с топором в руках было бы намного проще.
Но если второй метод однажды закончиться поражением и смертью, то этот требовал всего-навсего немного... Смальца в голове?
- Они виновны, все.
Палец в перчатке обводит всю комнату, пока не оказывается на сгорбившемуся рыжему проводнику.
- До единого. Они запугивали детей, думаю, даже били детей. Я уверен, что у этих детей не всегда есть к обеду хлеб, а фрукты они никогда не ели.
- Скажи, дружок, что ты ел сегодня? А, хотя ладно. Я и так вижу, - тяжелая рука хлопает по плечу, а улыбка наконец-то исчезает с этой фальшивой физиономии.
Далеко не факт, что кто-то из бывших учеников Дома Солнца, не вернулся в родные стены, чтобы заодно свести старые счеты. А так...

- Никакого сопротивления от детей.
Она конечно же, это уже заметила. Но Мор говорит не для нее, для себя.
Снова.
Ему предстоит еще многое запомнить, как и это тоже.

У Джейкоба дыра в груди, похоже на то, что ему просто пробили острым предметом сердце.

Эмили чистая, почти без пятен на дешевой застиранной одежде (не считая шеи). Даже сейчас, когда она мертва.
Горло перерезано от уха до уха, так, будто бы кто-то не хотел нарушать идиллию ее образа, не хотел запачкать, испортитить
Девочку лишь умертвили, одним размашистым, быстрым движением.
Неопытная рука подростка так не сделает, не сможет.

Оливер весь покрыт бурыми пятнами крови на одежде, будто полностью изрезанной многочисленными тычками ножа. Его убийство казалось каким-то наиболее лихорадочным, его хотели просто превратить в труп, множество раз покрывая ударами.

Сестре Оливии осталось самое сладкое - распоротый живот.

Он привычными движениями осматривает трупы, вынимает их из общей кучи и кладет чуть в сторону, плечом к плечу к другим мертвым. Сколько уже подобного дерьма он видел?
Слишком много.
- Убийца - больной ублюдок. Сестра скорее всего страдала и еще была жива, когда с ней это сделали, - Ричард коснулся раны Оливии и поднял взгляд на Доротею, - это был нож.
Обычный, какой есть у каждой хозяйки и которым удобно, как резать овощи, так и разделывать мясо к ужину. Чуть длинноватый, но не слишком большой. Наверняка с деревянной, отшлифованной временем рукояткой.
Оставался лишь один вопрос.
Самый главный.
И который в принципе довольно сильно рушил множество теорий, что вспыхивали одна за другой и тут же угасали в его воспаленном мозгу. Орудовавший серийный убийца? Вооруженный налет с целью украсть пожертвования и случайные убийства детей?
- Эй, парень.
Детские обиды, что вылились в возвращение в родные края с бабушкиным ножом и последующая резня? Вряд ли.
- Скажи нам.
Бандиты, грязные крысы из трущоб, лица которых сейчас всплывали одно за другим перед глазами Ричарда. Кажется, некоторые уже были мертвы. Скорей всего мимо.
- А как так вышло, что никто из приюта не слышал ни единого звука?
Мор стоит посреди комнаты, с измазанными в крови руками и смотрит в сутулую спину и рыжую копну кудряшек. Проводник даже перестал шмыгать носом и плеваться собственными остатками завтрака и просто замер, не оборачиваясь.
Улыбается, а потом задорно, будто ничего и не было, произносит:
- Ну что, время побеседовать с сестрой Жозефиной?
Общение с женщинами удручает.
Общение с женщинами.
Надо же.
Что ж, она может говорить, если хочет. У нее есть догадки.
Она не глупая, умеет смотреть и что главное, думать.
Ричарду это нравилось.

Отредактировано Ричард Мор (23.08.2021 10:49)

Ричард пропускает мимо ушей едкие замечания женщины, которая стояла сейчас посреди места преступления, закованная в кандалы, но наверное впервые в жизни, не была виноватой.
Порицает его за поспешные выводы, проявление непрофессионализма? Неужели пытается задеть за то, что по ее мнению, было наиболее важно для законника - за его навыки и невнимательность. За нападение на очевидно невиновного (правда?) юношу.
Хорошо еще, что он не услышал что-то вроде - "сгоняете злость и бессилие на бедном подростке?".
Сука, как же смешно.
Мор работает так, как считает нужным.
Даже если для этого придется запугать и так уже запуганного.
Это все.
Вообще.
Не важно.
Какими методами. С какой репутацией. Что о нем будут думать в итоге. Он видел следы на руках. Прекрасно понимал, что да как.
Орден - лишь инструмент, который так удобен для охоты на крыс. Этот приют - лишь инструмент. Доротея - ...
Ооо, она лучший инструмент и лучшее оружие.
Судя по тому, что он видел и слышал. С ее помощью он заберется еще глубже, чем когда-либо, так глубоко, что крысы не убегут, не смогут укрыться, никогда уже не отмоются от Ричарда Мора.

Мор становится возле огромного и несомненно древнего, серванта с книгами и как-то отстраненно изучает их корешки, на самом деле внимательно вслушиваясь в каждое слово.
И это я люблю поговорить?
Слова Доротеи одновременно увлекали, завораживали и пугали. Пугали ту, кто жила с этим страхом уже очень долгое время, сгоняя злобу на детишках. У них впереди еще долгая жизнь - ей осталось очень мало (если верить Гейер), но все же, она их мать.
Ну конечно.
Ричард улыбается, благо уже скрыл лицо платком и достает одну из книг с живописным названием "Как привить ребенку чувство ответственности".
Иронично, да?
Кажется, одной хозяйке одного приюта, это чувство не очень знакомо.
Старая дура.
- Нужно прятать свои игрушки получше. Или уже не важно? - наклоняется к женщине, вручает ей книгу и стучит пальцем по названию.
Я сгною тебя нахуй, если ты недосмотрела свою же отраву.
Будь это действительно так, то сестра Жозефина потеряет свое место и статус. Ричард позаботится.
Сделает все возможное.

Как там говорили, у Ричарда все всегда виноваты?
Нет.
Вообще нет.
Виновато большинство.
Ты погубила их, Жозефина.
Это мог быть лишь кто-то, кто знал о запасе лекарств у сестры. Кто-то приближенный. Кто-то, кто возможно потом хотел занять ее место.
А еще кто-то с абсолютной тьмой безумия в голове.
Так даже интереснее, да.
- Пригласите тех, кого подозреваете в краже в первую очередь. Может быть кто-то, кто имел доступ к вашему кабинету, - книга уплывает из-под ее носа и возвращается на свое место, будто снова застывая перед глазами вытесненной на коже "ответственностью, - подумайте хорошо, вы можете сами оказаться на лаве подсудимых.
Мор наклоняется к Доротее:
- С этими поговорю уже я. Люди, которые сейчас войдут - уже потенциальные преступники и я думаю, ничего не подбодрит их так, как соответствующая беседа. Но ты тоже спрашивай.
Это риторический вопрос. Я не прошу разрешения.
Сейчас время моего слова.
Конечно же, никакого насилия к подозреваемым, нет.
Пока что.
Наверное.
Гвоздь в кармане сменился на спичечный коробок, набитый землей. Безделушка, не более.

Приятная неожиданность.

- Пусть входят по одному, только те, кто действительно мог быть причастен.

Ричард просит принести еще один стул. Второй им не пригодится.
Мор может и постоять.
Не сочтите за что-то этакое. Никаких пространств для маневра для того, кто допрашивает, никакой свободы в движениях. Никакого рукоприкладства.
Слова тоже ранят.
Ведь так?
Самый лучший момент, чтобы проверить.

Отредактировано Ричард Мор (24.08.2021 01:32)

Ричард не был героем. Не был одним из тех, кого награждают или преподносят почести, под улыбки и довольные лица сослуживцев.
Не был тем, чье имя навсегда останется в истории. О, нет.
Несомненно, его забудут.
Сотрут из памяти как дурной сон. Может, Орден даже своего рода очистится и засияет, когда Мор наконец, сдохнет в какой-нибудь грязной канаве?
Ричард надеялся, что его труп хотя бы не обоссут напоследок.
Ха-ха, надейся.
Конечно же, он не сможет искоренить вообще все зло. Не сможет побороть насилие, жадность, зависть и преступления, которые из этих чувств образуются.
Он не предотвращает злодеяния, нет.
Лишь наказывает за них.
Лишь карает.
Возможно, для собственного удовольствия, прикрываясь мощью и возможностями Ордена. Это удобно. Охота на крыс становится лучше, когда у тебя в руках не просто обломанная вилка, но и охотничий нож. Разве не так?
Так уж сильно Ричард отличается от тех, кого убивает, судит, садит в клетку?
Так уж много у них различий с Доротеей?
Посмотрим.
Для торжества света над тьмой Мор не боялся испачкаться, даже с головой.

- Да, доказательств нет. Возможно, как раз сейчас мы их получим.
Доротея засыпает прямо там, где находится. Это забавляет. Это необычно и хочется накрыть ее пледом. С головой.
Как раз после того, как она будет казнена.
Если будет.
Все они - одинаковы. Ведь так?

- Нет, сироты ничего не должны знать. Они, естественно, что-то заподозрят из-за вопросов, но не более того, - он обращался к "напарнику", но та похоже, уже успела уснуть, - надеюсь, вы понимаете о чем я? Придержите язык воспитателям и остальным, чтобы никто не рассказал детям.
Если уже не рассказал.
В сердцах этих одиноких существ и так слишком много тьмы, больше им явно не нужно.
Но если преступник среди взрослых приюта, он уже мог это сделать. Посеять между детей страх, смуту, слухи.
- Что ж, приступим.

✶✶✶

- Представьтесь.
- Я Кристина Осмонд, воспитательница в приюте "Дом солнца" и я...
- Начну с главного, потом вернемся к остальному. Что вы чувствовали при убийстве детей?

- Матильда, да? Как вам удалось заглушить крики сестры Оливии?
- Я Матильда Рэтлифф, работаю тут...

- Я Марк, уже как четыре года сторож...
- Скажите, Марк, куда вы дели тот самый нож?

✶✶✶

Сестра Жозефина яростно вдавливает окурок в пепельницу (тоже кстати дорогую и выполненную в виде маленьких играющих фэйри) и переводит на Ричарда тяжелый, усталый взгляд.
Кажется, в нем стало чуть меньше пренебрежения.
Кажется, в нем стало чуть больше ярости.
О, сестра недовольна?
- Я донесу на вас в Орден. Вы почти довели сестру Луизу до обморока, а Марку уже давно за шестьдесят и он болеет.
- Лучше было бы, спроси я, что они делали в то время? Мне не особо было интересно слушать про стирку грязных трусов или подметание двора.
Не учи меня как работать.
- Чего вы... Добиваетесь?
Мор поднимается, трет глаза и делает несколько шагов к Доротее.
Он страшно устал, а они особо никуда не продвинулись. Конечно, охотник за головами не мог быть профаном в подобных вопросах. Но...
Но просто работать чем-то острым, когда все четко и понятно, намного легче.
Пора домой.

✶✶✶

Все так же темно и не особо уютно.
Ричард зажигает лампу и жестом предлагает Гейер войти. Она наверняка тоже еле стоит на ногах.
Ведь способна чувствовать усталость?
Должна.
Ведь она тоже человек.
Разве?

Здесь ему нравится. Здесь все иначе. Здесь все еще надо быть настороже, но уже не настолько, не так.
Дома Ричард не ощущал взгляды из теней, из окон, из-за угла.
Не слышал шаги, которых и не существовало. Или же были?
Кто знает.
Однако одно оставалось единственно верной правдой - его подозрения не беспочвенны. В его прошлые дома (это уже третий) вламывались, их поджигали, в некоторых случаях Мор был на месте.
Сражался за свою жизнь, будто загнанный зверь, рвал, резал и даже тогда продолжал делать то, чем занимался постоянно - давил крыс. Только на этот раз они приходили к нему сами.

Но все равно. Дом (хоть и не родной) прививал ощущение безопасности. Здесь можно было расслабиться, забыться, на мгновение вспомнить время, когда вся его жизнь не была сущим кошмаром (от которого Ричард был без ума, но все же).
Тогда можно было ощутить дома запах домашней еды, а еще услышать голос отца.
Не того, грязного, избитого, с пустым, полубезумным взглядом, каким его тащили на эшафот. А настоящего, до его падения в пучину убийств и насилия.
До ебаной кучи тел, которые нашли у него в подвале. До...

Ричард стягивает с себя тесные перчатки, после идет плащ и вся остальная одежда. Остается в рубахе, которая вскоре тоже отправляется на общую кучу. Отворачивается от нее, подставляя спину и надеясь, что в не самом ярком свете лампы, его шрамы не будет особо хорошо видно.
Не то, чтобы он стеснялся.
Но ему не надо жалость или еще что от такой , как она. Ему не нужно ни от кого. На широкой спине нет ни одной длинной отметины - все небольшие, хаотично разбросанные.
Еще бы.
Они не смотрели, куда бьют. Им нужно было убить, а не оставить красивый след. Ножи, заточки, иглы, забитые в доску гвозди.
Сколько всего об него ломали? Кажется, этими стульями и лавками можно было бы заставить все его жилище.
А один умудрился тыкнуть факелом. Или это Ричард в него?
Кажется, они сделали это синхронно.
Мор в лицо. Очередной головорез - ему в грудь..
Опасно оборачиваться к ней спиной, но он слишком устал. Если хочет, может поискать что-то острое или достать из волос заколку. Может попробовать.
Ричард и впрямь еле стоит на ногах.
Но для тебя хватит.

Рагу получается не особо-то и вкусным, но не то, чтобы Мор был великим кулинаром. Смешать мясо с овощами может даже идиот, испортить его - надо здорово постараться.
Возле него - очередная бутылка вина и наполненная чашка. Он пододвинул одну к Доротее, но уверен, она не притронется, не станет.
Возможно однажды.
А может Ричард выпьет уже на ее могиле.

- Думаешь, они от кого-то скрывались? Пытались укрыться в приюте, - Ричард голоден, поэтому ест все подряд, практически не разбирая, что там в миске, - тогда что с остальными детьми? Джейкоб и Оливер просто стали свидетелями?

Он будто не замечает ее едкие намеки и замечания по поводу его профессионализма и запугивания "бедных" работников "Дома солнца".
Плевать. Он не всегда такой.
Эти уроды заслужили.
Вместо того, чтобы создать для детишек семью, что они и должны были сделать, в стенах приюта слышался только свист ремней и детский плач. Ему даже не нужно было говорить с детьми, чтобы понять.
Чтобы увидеть в их глазах страх.
Боятся должны не они, нет.

Кристина, Марк, Матильда и прочие отбросы. Там, на стуле, слушая размеренные шаги следователя, они дрожали от страха, когда им выдвигали то, чего они не делали.
Зато прекрасно сознавались в том, что "любя" пороли воспитанников. Кажется, чертов старик даже умудрился принудить некоторых детишек к работе у его кузена.
Отлично.
Ричард разворошит это гнездо носком ботинка, раздавит Жозефину, которой из-за скорой кончины на все и вся было плевать.
- Знаешь. Однажды на этой улице жил милый старик с больным сердцем, который терпеть не мог мяса. Ему нельзя было нервничать, поэтому все говорили к нему негромко и с уважением. Мистер Члавс. Господин Члавс...
Ричард доел и отодвинул от себя посудину, отодвигая сумку с пистолетом на край стола, подальше.
Кажется, сейчас это было не очень нужно.
- А потом оказалось, что он съел двух соседей, молодую пару сильных и здоровых людей. Потому что мистер Члавс не переносил свиное или козье мясо, - Ричард не собирался вставлять театральные паузы, - как это удалось немощному старику?

Он поднимается из-за стола, а затем снимает со стены лампу.
- Пойдем. Ты будешь спать вместе со мной, - улыбается одними уголками губ и направляется к спальне.
Точно.
- Если что, в подвале есть бадья с водой, можешь помыться.
Подумал еще немного и захватив с собой бутылку с вином, добавил.
- Не переживай, у нас будут разные кровати. В конце концов, мистер Члавс очень любил гостей.
Слишком долгий день.
Слишком много всего.
Слишком устал.
Даже если Марк и прочая шваль с приюта были одуванчиками по сравнению с тем, о ком Ричард говорил, они все равно заслуживали наказания.
А она может думать о нем, что захочет, но Мор ничего и никогда не делает просто так.

В ненужное время в ненужном месте.
Ричард думает о этом постоянно.
О следах от веревок на запястьях сестры Оливии. О двух мальчиках, чью жизнь прервали не просто по чей-то больной прихоти, а и возможно по чистой случайности.
О Эмили. О резне в стенах "Дома солнца".
Мы что-то упустили?
Доротея следовала за ним по пятам, как того и требовала их договоренность. Сопровождала даже в каких-то незначительных делах, пока он заламывал руки городским ворам или доставал из отходной ямы очередную жертву бандитских разборок.
Кажется, в последнее время подобной работы стало даже больше - работы, которой мог заниматься кто угодно кроме него. Любой из Ордена, кто не был сопливым новобранцем или бесполезным пропойцей, но благо, последние быстро стремились к нулю из-за тяжелых условий работы и... И постоянной возможности поймать под ребро перо.
Чем больше Мор осознавал то, что они становились все дальше от того дела, что их будто насильно от него отодвигают, тем больше его это выводило из себя?
Неужели сработали доносы сестры Жозефины?
Чушь, Орден не настолько бесполезный, чтобы прислушиваться ко всем и каждому.
В худшем случае, ему просто сказали бы прямо, попробовали бы отстранить, но не так, нет.

Он тайно посылает людей (не без ведома Доротеи) чтобы они еще больше узнали о работниках приюта, но ничего не меняется.
Не происходит ничего особенного.
Не происходит ничего вообще.
Блядь.

Мор вспоминает Доротею, что с ровной спиной, будто на троне, восседала в его рубашке, что была явно велика.
Холодный, но слишком яркий взгляд. Улыбка, будто над ним все еще насмехаются.
Кажется, сейчас он услышит очередное едкое замечание или колкость.
Но нет.
Плечи пестрят шрамами, хочется оголить еще больше, разорвать одежду и увидеть полностью, рассмотреть поближе.
Тогда в нем говорил мужчина или помешанный на насилии кретин, что делает больно тем, кого сам считает злом?
Сложно сказать.
Но даже если бы Ричард это и сделал, то не притронулся бы к бледной коже, не потянулся бы к обнаженным частям тела, нет.
Этого и вовсе не было бы. Это все чушь. Навождение.
На него так действует дом или сама эта комната? Или из-за усталости и сами ощущения стали... Ошибочными?
Голова забита явно не тем.

✶✶✶

Он просыпается от крика, тут же срывается с места, выхватывая небольшой нож из ножен на груди.
Кажется, если бы кто-то увидел, что Мор даже поверх исподней рубашки натянул несколько ремней с оружием, то посчитали бы полным идиотом. Но ему плевать, сейчас было не до этого.
Ричард еще несколько сонно, бегло осматривается.
Расслабился.
Забыл кого пустил в свою спальню.
Беспечный придурок.

Некоторое время удивленно смотрит на Доротею. Кажется, она в норме.
Ричард был уверен, что мгновение назад не была.
- Что-то случилось?
Она ничего не скажет.
Но очень вряд ли, что ей приснился кошмар с детишками с приюта. Впрочем, ему тоже.
Они довольно сильно искупались в крови, да?
Он оказывается возле нее за какие-то несколько секунд. Снова задерживает взгляд на оголенном плече и отметинах, которые кто-то оставил на нем.
Пристально смотрит, изучает.
Кажется, в ней ничего не изменилось. Хотел было взять ее за кисть, но вовремя опомнился, не стал. Непонятно, как она это воспримет, а Доротея явно не умирает и не пускает пену изо рта, чтобы это делать. Слушать шутки еще и на этот счет совершенно не хотелось.

Мор взял на себя ответственность не только за то, чтобы Гейер не вскрыла его когда-нибудь во время сна. Если Доротея сотворит что-то с собой - ему придется отвечать.
Дело только в этом, в остальном ему на нее плевать.
К слову, видения, где он ее убивает, становятся все реже.
К слову, их теперь почти нет.
- Пошли завтракать.

✶✶✶

- Если тебя что-то беспокоит, то тебе лучше сказать мне, - Ричард накалывает на вилку кусок печеной картошки и отправляет его в рот, запивая вином.
Сейчас он лезет не в свое дело.
Это вообще не важно.
Важно лишь одно.
- Будет не очень весело, если ты не сможешь продолжать работать.
От тебя придется избавиться.
Стакан с вином все так же пододвинут к ней вплотную.
Скорее всего откажется, как обычно.
Скорей всего промолчит и ничего не скажет.
Для нее он - не более, чем очередной дознаватель.

Все как обычно. Подготовка ко сну, настоящая идиллия, если бы только она не была преступницей, а он - законником (охотником на крыс)
Дикость, что стала рутиной.
Пока она плещется в подвале, Мор поднимается с кровати, несколько шагов и уже возле старого комода, пробегает пальцами по пожелтевшим сверткам, каким-то записным книжкам, которые прежний владелец дома хранил непонятно зачем. Что-то тут наверняка было старше самого Ричарда.
Но это все не важно.
Ничего тут не имеет для него ни малейшей ценности. Ненужное барахло.
Именно.
Тут.
Он приоткрывает маленькие дверцы, одни из многих и достает небольшой, но обильно распухший от дополнительных листьев (которые Ричард вставлял сам) блокнот.
Касается большим пальцем руки к тесненному рисунку небольшого башмака и витиеватой подписи "Мастерская семьи Мор".
Не просто записная книжка - подарок от отца.
Последний подарок.
Привычно пролистывает страницы, ни на одной нет ни слова. Лишь небольшие черточки, некоторые из которых размазались из-за потекший чернил.
И еще черточки.
И еще.
Все пестрит черными рисками, значками, зарубками. Одна риска - один человек.
Одно дело.
Одна задавленная крыса.
Когда писать стало негде, Ричард принялся писать по внутренней стороне обложки. А потом и вовсе принялся вставлять дополнительные листы бумаги, некоторые из которых раскладывались в три раза и большую часть времени были аккуратно сложены гармошкой.

Вполне возможно, что сюда добавится еще две риски. Доротея и тот, из-за кого она на все это пошла. Нет, не возможно.
Скорей всего так и будет.
Мор слышит шаги и прячет книжку обратно. Вспоминает, что забыл захватить с собой на ночь вина и выходит в коридор.
А может хочет столкнуться с ней.
Может просто желает изменить повторяющуюся картину, что изо дня в день нихуя не менялась. Ровная спина, руки на коленях. Кажется, Мор даже каждый раз ждал, чтобы она засыпала первой, благо, долго ждать не приходилось.
Он проводил с преступницей слишком много времени.
Они спали, ели, работали вместе (если это можно назвать работой).
Сначала было отвращение, потом принятие. Сейчас... Сейчас скорее он не чувствовал уже ничего.
Это бесило.
Мор по своей природе был обязан относиться к ней, как к крысе. Ненавидеть. Терпеть возле себя ради достижения его целей.
Но...
Теперь.
Ни-че-го.

Он проходит мимо нее, почти не смотрит, пытаясь понять, что же произошло. Ведь их знакомство не такое и долгое. Ведь она такая же, как и остальные.
Она - зло.
Почему все так?
Сука.
Берет с полки бутылку вина и пока открывает ее, понимает, что что-то в ней сегодня было не так.
Глоток.
Второй.
Не очень крепкое, вино все же слегка обжигало горло.
Ровная осанка. Всегда ходит как истинная аристократка. Даже в его рубашке. Даже в кандалах. Даже когда сидит на краю кровати.
Даже когда...
Просто идет по коридору.
Почему тогда сегодня все было иначе.
Совсем ебнулся.

Ричард оказывается возле нее слишком быстро. Как тогда, когда услышал ночью крик. Нависает над ней, закрывая собой лампу.
Вот только бледную кожу хорошо видно даже в темноте.
Он уже знает, что она ничего не скажет.
На эти вопроса не будет ответа, да?
- Что случилось с твоей ногой? - все же спрашивает.
Она, наверное, считает его сумасшедшим.
Но ему надо знать. Надо видеть.
Доротея целиком и полностью под его ответственностью. Гейер нужна ему, без нее он лишится всех тех возможностей (а еще будет снова один).
- Покажи. Мне. Что там, - тон приказной, взгляд тяжелый. А еще неимоверно уставший. Ричард надеется, что ему не надо объяснять, что он имеет ввиду.
Если она ослушается.
Если скажет, что не будет делать этого, то Мор посмотрит сам.

Это не имеет значения. Ну конечно же.
Много чего не имеет значения. Так думают многие, те, кто боится запачкать свой новенький китель в дерьмо улиц, трущоб и катакомб. Те, кто покидают штаб лишь в присутствии множества множества лизоблюдов, подсосов и помощников.
Те, кто наверняка умеют фехтовать, но меч обнажают только для того, чтобы провести позерский поединок друг с другом. Ведь непригоже пачкать меч в кровь нищих, бандитов и прочей швали.
Для таких, как они ничего не важно.
Для Мора важно все. Сегодня он запугивает, завтра выбивает признание силой (конечно же это никто не одобрит), потом роется в чьем-то откровенно грязном белье, чтобы докопаться до истины.
Ричад не такой как остальные, нет.
Для него важна каждая деталь. Важна целостность картины.
И в данный момент именно Доротея была очень важной частью всего происходящего. Была его ключом в самые глубины преступного мира...
Нет, он бы не простил потерю и более незначительной детали.
Доротея и ее состояние Имеют значение.

Он позволяет обойти его, позволяет оказаться сзади. Быстрая, легкая, будто белое пятно, будто призрак в полумраке комнаты. Позволяет прикоснуться к себе. Хотела бы его убить - попыталась бы хотя бы в одну ночь, в одну из ночей, дней и их совместных приемов пищи.
Она же осознает кто такой Мор, да?
Конечно.
Это все скорее ее веселит. Впрочем, ничего нового.
Ее прикосновения приятные, даже слишком. Как-то неественно.
Ты ожидал, что они будут холодными и колючими?
Нет. Ричард надеялся, что ему будет хоть немного противно.
- Я не знаю, что с тобой. Вдруг у тебя воспаление? Или ты ранена... Или

Насмехается, как обычно. Отпускает шутки с намеками на (ожидаемо) пошлость. Что-то знакомое и давно утраченное. Нет.
Не стоит сравнивать Доротею и то, что было тогда.
Это просто смешно.
- Не лезть, да?
Он бы и не хотел. Но кажется, что если не узнает - не уснет.
Не успокоится.
Ведь он лишь чертов параноик.
К черту.
А она - олицетворение всего, что он ненавидел. Была чем-то подобных. Еще неделю назад так точно.

Мор тоже быстрый, тоже ловкий. В придачу еще и сильный. Он оказывается лицом к лицу с ней в мгновение, обернувшись одним плавным движением, тут же мягко, но настойчиво поддерживая ее под локоть и не позволяя ускользнуть.
Я не могу не лезть.

Толкает ее на кровать, уже свою (в это положении она просто ближе) и думает, что если бы их кто-то увидел, то точно подумал бы что-то не то.
Ричард же беспристрастен. В нем не говорит сейчас мужчина.
Лишь профессионал, правда?
Ведь так?
Пожалуйста.

Он тянет свою же рубашку, но на чужом теле, вверх по ее ногам, все сильнее оголяя их. Искренне надеется, что она не услышит дыхания, что стало на несколько секунд тяжелее, пока он не смог вернуть его в норму. Снова задерживает взгляд на плечах и отметинах на них, но вовремя отворачивается, хоть ему и захотелось прикоснуться к ним губами.
Опускает глаза вниз, к бедрам.
Замечает пропитавшуюся алым повязку и развязывает ее. Узкая, неровная рана. Явно не от лезвия, нет.
Раны от ножей и прочего Ричард видел слишком часто.

Это все было неадекватно. Как раз в ее стиле.
Полосы от плети, которые ей нанесло когда-то очень давно.
И след на бедре. Свежий. Хотя Доротея и нигде не получала подобное.
Он возвращает ткань на место.
Ему нужно просто встать и уйти. Не делать ошибок.
Но почему так сильно хочется показать свои шрамы? И изучить ее?
Что-то нездоровое, спящее глубоко внутри него... Или же просто банальная похоть?
Мор поднимается и отвернувшись, прикладывается к вину. Почти совершил ошибку. Почти сорвался.
Какого черта?

Отредактировано Ричард Мор (29.08.2021 01:47)

Она злится на него? Раздражена?
Он пересек черту, границы, которые были столь грамотно выстроены вокруг нее, что казалось, идеальная осанка и насмешливая улыбка никуда не исчезнут. Доротея вела себя безупречно, надменно, будто подтверждая свой статус.
Вот только у нее статус убийцы.
Почему вообще его должно волновать, что она чувствует?
Мор просто проверил ее тело. Без злых умыслов, без рук, которые могли подняться дальше, выше. Прикосновения к коже могли быть не столько для вида, а взгляд мог остаться на ее теле подольше.
Кажется, он все сделал правильно. Не совершил то, о чем потом бы жалел, от чего потом хотел бы отмыться, да вот только это невозможно. Смог бы забыть, простить себя?
Нет.
Никогда.
Его работа - уничтожать крыс. Ловить их, выслеживать. Если крыса не хочет оказаться в клетке и показывает желтые, дурно пахнущие клыки - ее нужно сломать, убить, раздавить.
Крысы это не животные, нет.
Это люди. Они везде, во всех слоях общества, некоторые из них имеют власть, а другие ведут за собой паству. Мор всегда готов.
Его руки в карманах всегда натыкаются на что-то, что могло бы убить крысу.
Хотя, он сам туда все это положил.

И Доротею на собственную кровать положил тоже он.
Для проверки.
Для того, чтобы обследовать. Почему она не встает, не идет на свою, почему продолжает сидеть... Будто кукла?
Может ему спросить?
Попросить?
Приказать?
Прикоснуться опять?

Тебя уносит не туда.
Ты ненавидишь ее.
Она зло.
Верно, она зло. Зло в его руках. Но Ричард не сделает ничего недопустимого.

- Ты ненавидишь меня? - спрашивает, все так же отвернувшись от нее, снова прикладываясь к бутылке с вином. Кажется, еще немного и этот напиток будет у него вместо крови.
Слишком часто, слишком слабо действует, надо завязывать.

Ричард весь израненный.
Не телом, нет. На его душе столько шрамов, что даже и на теле не найдешь. На ее наверняка тоже.
Не стоит добавлять новых, не стоит делать еще больнее.
Все верно.
Сейчас все закончится. Вернется в столь привычный круговорот работы и приемов пищи. Ожидания, пока Доротея придет из подвала, а затем уснет. Верно, услышать размеренное сопение, понять, что сегодня еще один день, когда она не попытается его убить.
О, однажды наверняка. Но не сейчас.
Нет.
По крайней мере, пока они играют в эту игру с заложником.

Ричард не позволял себе подпускать кого-то столь близко. Разве что человека со своего же мира, разве что кого-то, о ком не будешь скорбить.
Он очень долго не признавался себе лишь в одном. Что сам такая же крыса, как и те, которых давит.
Доволен ли он? Нет.
Не доволен и не будет.
- Иди к себе.
Тут совсем недалеко.
- Пожалуйста.
Пока я..
Мы.
Не совершили ошибку.

Ричард ждем пока она поднимется, ждет, чтобы увидеть ровную спину и белые волосы.
Что это?
Магия обворожения?
Не похоже.

...
Он слишком близко, стоит сзади, изучая почти в упор каждый шрам, который было видно за пределами одежды.
У него сейчас точно такой же взгляд, как тогда, на мгновение. Но теперь дольше, глубже, пагубней.
Мор держит ее за руку, впервые, когда коснулся ее ладони.
- Если ты хочешь. То мы можем остаться на этой кровати. Оба.
Совсем неуместно. Совсем не так, как надо.
Не надо никак. Она - крыса.
Он тоже.
Одна рука оказывается на ее шее, не давит, нет, лишь немного сжимает.
Мор точно сошёл с ума.
Вторая тянет край рубашки выше. Еще выше.
Намного выше, чем тогда, когда он проверял ее бедро.
Горячие губы касаются отметин на коже.
Дурак. Идиот. Отброс. Чертов псих.
Чертов псих, что понимает, что этот предмет его гардероба на ней определенно лишний.
- Только если ты не против.
Если она начнет вырываться, скажет "нет" или еще что - тут же отпустит.
Ричард не насильник, нет. Он просто не умеет быть нежным.

Причины? Какие могут быть причины для того, чтобы убить человека? Чтобы украсть? Забрать силой? Лишить пятнадцатилетнего ребенка невинности?
Причин может быть множество, десятки и сотни оправданий, что ты делаешь это не просто так. Что ты жертва обстоятельств, что тебя заставили, что такая жизнь, что ты просто спасаешь кого-то.
Отменяет ли это то, что ты должен нести ответственность? Прощает ли содеянные грехи?
Оооо, нет.
Ты остаешься грязным, ничтожеством, отбросом, что не смог жить как нормальные люди. Не смог противостоять собственным порокам, не смог осознать, что творит нечто ужасное, а если и осознал - то уже слишком поздно.
Пути назад нет.
Раньше Ричард тоже искал причины, чтобы отбелить имя отца. Чтобы очистить от ненависти, которая лилась на них со всех сторон лишь за то, что все они были частью "семьи Мор".
Родственники убийцы, погубившего столько людей. Его жена, его сыновья, его плоть и кровь.
Они тоже прокляты.
Тоже виноваты. Им всем нет прощения.
В них можно кидать дерьмом, гнилыми овощами, лишь за то, что все они напоминали толпе Мора-старшего. Лишь за то, что "у мальцов определенного глаза их отца".

Ричард ненавидел каждого из этой беснующейся толпы... Но больше всего он ненавидел собственного отца.
Так что нет.

- Причины не имеют значения, - говорит, утопая в этом темном взгляде. Все еще может остановиться. Извиниться за уже сделанное, наверняка Доротея поймет и все вернется на круги своя.
Наверняка просто будет подшучивать о том, что "суровый следователь оказался падок на женщин".
Нет. Это не так.
Девушка из пекарни, внучка ткачихи, сестра одного из сослуживцев. Он видел то, что они попадаются у него на пути не случайно, понимал, что женщины ищут встречи с ним. Зачем?
Чтобы всю жизнь скрываться, бежать?
Чтобы умереть?
Они не понимают. Не знают о нем ни-че-го.
Они наивны.
Для них он просто человек с неплохим жалованием и неплохой рожей. Не больше. Или больше.
Не имеет значения.
Мор не чувствует к ним ничего.
Чувствовал однажды, к другой, к не такой как они.
Больше нет, никаких эмоций. Лишь "любимое" дело.

Она тоже другая. Гейер притягивали своей необычностью, образом, запретностью самих мыслей о близости с ней.
Мор не ощущает к Доротее никаких любовных порывов. Она зло.
Но зло такое желанное. Зачем он признается себе в этом? Сейчас это важно? Совершенно точно нет.

Ричард еще ближе к ней, он вплотную, чувствует ее тепло сквозь тонкую рубаху. Еще немного - и она ощутит тоже.
Его жар, его твердость, его желание. Оно упирается в нее и от прикосновения ее тела все становится только хуже.
Все из-за того, что на них обоих слишком мало одежды.

Ее запах успокаивает и одновременно, почему-то будоражит. А еще он очень хочет сорвать с нее эту рубашку.
Но она попросила оставить.
Не сказала "нет".
Ведет руками по ее спине, талии, спускается еще ниже.
Будто спешит, будто боится, что закончится прямо сейчас. Заваливает на кровать и все-таки поднимает край рубашки. Не сильно, не нарушая ее запретов, оголяет лишь бедра и скользит ладонью по внутренней стороне бедра.

Как и обычно, груб. Как и обычно, не умеет в нежности. Он вторгается в нее пальцами и начинает двигаться, нависает над ней, упершись свободной рукой в кровать.
Смотрит в глаза.
Они прекрасны.
Мор хочет видеть.

Некоторое время подыгрывает ей, принимает ее сущность, ее естество, то, кем она является на самом деле. От этого еще больнее, еще более дико делать это именно с ней, будто нарушая какой-то незримый запрет.
Будто предавая самого себя.
Нет, что-то останется на всегда.
Что-то будет неизменно, будет разъедать его нутро. Что-то будет вечно.
Но сейчас это все имело не особо большое значение. Ее тепло сводит с ума, даже так, даже когда она сверху.
Ричард тоже не привык быть жертвой. Быть в чей-то власти.
Почему, несмотря на интимность момента, ощущение, что в этих тонких пальцах, столь гармонично смотрелся бы кинжал?

Ему все еще легче представить ее в роли кровожадной убийцы, чем вот такую, что издает редкие, но тяжелые вздохи. Ее лицу так пошла бы гримаса боли.
Однажды.
Не сейчас.
Не здесь.
Ее руки ловкие, быстрые. Не такие как у Мора, другие. Он привык рвать, доставать до нутра, чувствовать власть. По-другому.
А еще... ее чертовы глаза прекрасны.

Он сам подается чуть вверх, сам ломает между ними последний барьер. Целует, рвано, горячо, прикусывая губу.
Нет, не так. Барьеров много. Но в данном случае именно тот, что мог помешать им сделать желаемое.
Она же тоже хочет?
Возможно, что-то задумала, возможно пользуется?
Ричард не ребенок, Ричард осторожный.
Ричард запирает дверь на два замка. У него даже ставни на окнах.
Ричард готов ко всему. Но как же сильно он не хочет увидеть у нее оружие. Как же сильно не хочет разочаровываться.
Пожалуйста, не надо.

Все-таки прикрывает глаза во время поцелуя.
А после перестает поддаваться.
Он знает, им не суждено быть съедаемыми, им нужно самим пожирать. Снова быть сверху, снова идти против ее инстинктов. Нет.
Он больше не будет. Не ближайший час, так точно.

Отрывается от кровати вместе с ней, прижимает руками к себе, подхватывает под ягодицы. Достаточно сильный для этого. Пальцы сжимают ее плоть так, что наверняка останутся следы.
Им нужен простор. Нужна опора.
Кровать слишком тесна для двух столь великих убийц.
Мор подходит с ней к стене, благо она близко, совсем рядом. Прижимает ее спиной к холодному камню, сам не отводит взгляд от ее губ и дыхания.
Теперь они равны. Теперь их лица на одном уровне.
Ему так непривычно, ей тоже.
Он не может сдаться и просто лежать.
Игры кончились.

Ричард входит в Доротею, напористо, грубо, продолжая удерживать на весу.
Так выходит чуть медленнее.
Но намного глубже, намного дольше он остается в ней до следующего толчка.

Все, что сейчас он хочет услышать - стоны. Потому что не уверен, как долго сможет сдерживать свои.
Все, что сейчас хочет увидеть - настоящие эмоции.

Их глаза снова встречаются, он видит их холод, в очередной раз поражается их чистоте, что не совпадала к образу Доротее, который он рисовал в голове до встречи с известной преступницей.
Сам уже теряется, чувствует под пальцами ее кожу, чувствует как она сжимает его, чувствует ее всю.
Ее удивление, ее немые вопросы, ее тело, что вынуждало продолжать двигаться, не останавливаться, дышать все тяжелее.
Это мои...?
Сдавленное сопение постепенно перерастает в нечто большее, нечто, что он обязан донести ей.
Наклоняет к уху, чтобы она слышала, чтобы ощущала на себе его удовольствие. Выходит хрипло, тихо и совсем для него неестественно. Но нет, сейчас он не лгал.
Сейчас он был полностью (почти) открыт перед ней, во власти Доротеи, преступницы и убийцы. Сейчас они были чем-то единым.
Чем-то невообразимо темным и чужим для остального мира. Будто акула, выброшенная на берег. Будто кровопролитие на свадьбе, будто улыбка убийцы на губах ребенка.
Это было неправильно, не так, как у остальных. Этого не должно было быть.
Но ее рычание подтверждало обратное.
Доволен ли он?
Еще как.
Возможно впервые за последние годы, возможно сильнее, чем за всю жизнь. О чем это он?
О Доротее?
Излиянии собственных чувств?
О том, что не чувствовал желания причинять боль?
Ричард не мог сказать. Не знал. Не хотел.

Стук в дверь не прекращает частых толчков, знакомый голос не вынудит открыть дверь. Она зря говорит ему это. 
Он бы и не стал.
Даже если бы там была не девушка из пекарни, а кто-то другой. Даже если бы это был член его семьи. Даже если бы это был его отец.
Мор не хочет, чтобы их услышали. Утыкается лицом ей в шею, еще сильнее вдыхает аромат трав, такой болезненный, но такой манящий. Пытается скрыть свой голос в ее теле.
Зажимает ладонью рот Доротеи, точно так же, как недавно это делала она сама. Очередное глубокое движение и замирает.
Глубоко внутри нее, не двигаясь, изрекая из себя вместе с очередным полустоном:
- Проваливать? Нет.
Снова соприкосновение взглядами, казалось, они бы сожгли друг друга, будто это возможно.
- Ты будешь со мной, пока это будет нужно.
Наконец, выходит и снова резкое движение, будто пытается увидеть какую-то определенную реакция на его действия на бледноватом лице.
- Ты будешь моя, пока я не уничтожу все зло. Потом можешь проваливать.
Если сможешь.
Череда мгновений сливается в один поток хрипов, стонов и наслаждения, на которое они оба не заслужили. Им обоим осталось не долго, Ричард знает, чувствует это.

Это он про оргазм или скорую смерть?
Я не знаю.

Отредактировано Ричард Мор (01.11.2021 22:15)