Рыжая лиса, завернутая в плащ, с некоторой жалостью осматривалась вокруг. Конечно, она любила сенсации; конечно, она обожала писать газеты и статьи; конечно, ей всегда было интересно оказываться в гуще событий, но... Боль других людей всегда отражалась в нежном сердечке эльфийки. Каждый раз было больно наблюдать за чужим горем, но такова работа журналиста. Внутри всегда билось два чувства, конфликтующие и местами мешающие друг другу. Но девушка благоразумно не давала своим глазам гореть от интереса и удовольствия в такие моменты, нет. Она проявляла сочувствие к тем страдальцам, что остались без крова или рабочих мест. К тому же, никто бы ей ничего не сказал, будь она излишне цинична. Молли, даже со всей своей инфантильностью понимала такие простые истины.

К тому же, зрелище было и правда печальное.
Девушка помнила, что когда-то давно выступала в этой гостинице, развлекая постояльцев своим соловьиным пением и игре на лютне. Внутри было уютно и хорошо, владельцы были приветливы и улыбчивы. Печально, ведь никто им не поможет отстроить это место заново. Трудно было терять нечто столь дорогое... Во всех смыслах этого слова. Впрочем, если все же постараться и возродить на том же месте гостиницу - можно завышать цены, благодаря чудесной истории. Это ли не счастье?

Впрочем, Пташка быстро прекратила свои рассуждения. Самое время выйти и опросить людей. Очередной блокнот с записями был изъят из удобной кожаной сумки, перевешенной через плечо. Пепел медленно оседал на землю, люди кричали и просили о помощи Луну, уповая на несправедливость вселенной и судьбы. Молли боялась представить себя на их месте. Растерянные, грязные - там же остались их вещи, возможно сбережения. Она смотрит на бедных детей, заливающихся слезами. Они не заслужили всего этого. Ни в коем случае.

Маймоллимэл неспешно шагает, делая параллельно небольшие записи об обстановке, чтобы не забыть ничего важного. Под таким впечатлением тексты всегда выходят лучше, чем уже написанные по прибытию обратно. Эмоции диктуют верные слова, подбирают нужные эпитеты и метафоры, дабы донести до читателя не только сухие факты, но и эмоционально подключить их к событию, заставляя сопереживать и с большим интересом читать написанное. Простой, но действенный прием.

Шаг, и нога упирается в нечто мягкое. Изумрудные очи опускаются вниз и видят перед собой медведя. Астелла была слаба пред любыми игрушкам. Она обожала их сама и обожала дарить своим младшеньким что-нибудь милое, радуя их то куклами, то мягкими зверушками.
Этот же мишка был произведением искусства в её глазах. Явно дорогой, очень мягкий и просто невероятно чудесный. Эльфийка подбирает его и нежно обнимает, игнорируя то, что одна его часть валялась в луже. Плевать, он не заслуживает этого. Еще девочкой все её игрушки (коих было немного) всегда спали с ней в одной кровати, укрытые, чтоб не замерзли и зацелованные перед сном. Ей было далеко до понимания, как же можно быть неосторожным с этими маленькими зверятками или красивыми куколками. Как можно было им отрывать лапки, пачкать в грязи? И дело было не только в том, что семья её была небогата и редко могла позволить себе такие траты. Будучи малышкой она всегда думала, что все её игрушки живые, просто хорошо притворяются. И, честно говоря, даже сейчас ей было приятно верить в такую невинную глупость.

"Наверно, какой-то ребенок очень расстроится, если не найдет своего малыша..."
Молли отстраняет от себя медведя и слегка оттряхивает от капель.
"А?"
Слышится звон, и журналистка снова трясет медведя. Что же там внутри? Любопытство сжирает её изнутри. Игрушка была явно дорогая, а значит,  это может быть нечто интересное.

Но от раздумий её отвлекает женский крик.
- Медведь, кто-нибудь видел плюшевого медведя? Совсем небольшой, с рыжей шерсткой? Прошу вас, моя дочь больна, она не может без этого медведя!
Молли инстинктивно прижимает к себе медведя, воровато бегая глазками вокруг. Кажется, эта женщина была леди Розенкрац. Зоркий глаз эльфийки углядел в этой напуганной и грязной женщине изысканную леди. Сердце обливалось кровью.

Кажется, это семейство хранило какой-то секрет. Почему девочка не могла без медведя? Чем она была больна? Что внутри? Как это связано? Мягонький мишка сжимается в объятиях еще сильнее. В попытках успокоить себя нежной плюшевостью, девушка искала внутри себя ответ. Что же делать? Молли видит перед собой не просто маленькую девочку - она видит своих младших братьев и сестер, таких любимых и родных. Их слезы всегда причиняли ей боль. Она знала, как плохо сейчас ребенку. Как тяжело ей без любимой игрушки. Астелла видит, как мать носится вокруг, и она видит в ней себя - такую же взъерошенную и готовую на все ради своего родного человечка.

"Боже... Я... ", журналистка сглатывает, пытаясь унять дрожь и тревогу, "Могу ли я забрать его? И вернуть потом. У этой семьи есть тайны. Там что-то внутри. но вдруг девочка погибнет без него? Могу ли я позволить себе сделать этот выбор?"
В голове летело тысяча мыслей, а мир вокруг будто замедлился.

Сенсация? Или же совесть?
Но ведь она поплачет и перестанет. Вдруг все не так плохо? Вдруг Молли справится за день и как можно скорее вернет мишку юной владелице?
"Ничего ведь страшного, да?"
Рыжая закусывает губу и прячет медведя под плащ. Все точно будет хорошо, успокаивала она себя.
Безусловно будет. Она быстро посмотрит что внутри и вернет игрушку, чего бы ей это не стоило. И все будут счастливы, все будут в выигрыше. Никто не пострадает.
"Да, так и будет," - повторяет она себе, словно мантру, ступая на дрожащих ногах к карете. Кажется, только что, внутри неё что-то оборвалось. Что-то человечное. Правду говорят, что журналисты - люди бессердечные. Но как бы больно не было осознавать свои изменения, назад дороги уже не было.