- Кар-рбьер! Постой, Кар-рбьер! Ты куда?

Оклик маленькой девочки, явно запыхавшейся после долгой пробежки по одному из коридоров дома торговца Ла’Крима, не становится неожиданностью для её брата, услышавшего шлепанье ног по деревянному полу, но заставляет его вздрогнуть всем своим тощим телом. Он резко разворачивается на каблуках затертых сапог, которые давно было пора выбросить, и приставляет палец к губам, громко зашипев, как разозленная змея. Девочке дважды повторять не надо - она зажимает руками рот, едва не выронив любимую игрушку, плюшевого зайца.

Малышка, лет пяти на вид, одета в ночное платье, такое длинное, что подол его шлейфом волочился по земле. И как она только не запнулась о него, раз уж бежала так быстро? У девочки взъерошенные волосы и заспанные глаза, да и в целом весь вид её говорит о том, что она только-только встала с кровати. На дворе раннее утро - солнце даже не успело подняться из-за горизонта, а потому в том, как выглядит девочка, нет ничего удивительного.

В отличие от того, как выглядит её брат, полностью одетый и готовый выйти на улицу.

- Ты чего вскочила, Аника? - Спрашивает он нервно, сильнее запахивая края своей курточки, будто прячет что-то - Если матушка не увидит тебя в постели, то непременно распереживается.

- А если тебя? - Отвечает сестра с напором, совсем неожиданным для такой маленькой девочки. Карбьер даже успел смутиться. Она шмыгает носом и, насупившись, продолжает - Мне не спалось. А ещё… половицы дома очень громко скр-рипят. Ты куда-то собир-раешься?..

“И без меня?” - норовит проскользнуть возмущение в её словах, но Аника замолкает, пристально смотря на старшего брата. Худой и бледный мальчишка, ещё даже не подросток, он, кажется, не спал всю ночь, до того глубокие тени залегли у него под глазами. А ещё он что-то очень неумело прячет, распаляя интерес девочки.

Эта прилипала точно от него не отстанет, пока он во всем ей не сознается. Уж в который раз.

- Я… - Его прерывает странный, клокочущий звук. Карбьер снова шикает, но уже совсем тихонько, пытаясь унять возню в кульке из тряпок - Я должен сделать кое-что очень важное, Аника. И это - большой, большой секрет, понимаешь?

Аника подходит ближе, и мальчик, уже не видя смысла скрывать то, что найдено его сестрой, пригибается, чтобы показать ей свое “сокровище”. С губ девочки тут же слетает удивленный и вместе с тем восторженный вздох.

- Птичка!

Это и вправду была птичка. Вороненок, с перьями белыми-перебелыми, едва помещался в импровизированном гнезде, недовольно щелкал клювом, ворчал и хлопал своими голубыми глазами, внимательно смотря на ту, что потревожила его спокойствие. Карбьер осторожно чешет его по голове, получая в ответ попытку ухватить себя за палец.

Кусается, зараза, и это после всего того, что для этой бестолковой птицы было сделано! И от собак отбили, и обогрели, и выходили. Никакой благодарности. Мальчик вздыхает, снова запахивая края куртки.

- Он у нас загостился. Птичке пора домой, на волю, Аника.

Девочка широко распахивает глаза, а после - кивает.

- А можно мне его пр-роводить? - Она снова повышает голос, но, ойкнув и виновато покосившись на хмурого брата, продолжает уже тише - Вместе с тобой, Кар-рбьер!

- Можно. Только тихо, прошу тебя! Это секрет, помнишь?

В ответ он получает второй кивок.

На улице уже почти светло, воздух - свеж и чист. Тишина стоит на всю округу, нарушает её один только свист ветра и далекое пение птиц, там, в лесу. Во дворе пустынно, и Анике непривычно видеть собственный дом таким спокойным, лишенным гомона голосов, лая собак и лошадиного ржания. Вечно тут что-то происходит.

Но ведь сейчас тоже что-то происходило. Что-то гораздо более важное и трепетное, чем каждодневная суета.

Карбьер аккуратно достает тряпичный кулек, откуда раздается скрипучее “Ка-ар!”. Этот вороненок ему не был питомцем, по крайней мере, сам Карбьер этого признавать никак не хотел. Но столько заботы он вложил в этот комок перьев, столько переживания и любви, что отрицать не мог - привязался страшно. Так, что у мальчишки слезы на глаза навернулись.

Пришла пора прощаться. Птичке пора домой.

Он убирает тряпки, раскрывая их так, чтобы вороненок мог свободно раскрыть крылья. Тот клокочет возмущенно - только пригрелся, а уже выгоняют.

- Лети, дурачина - Пытаясь прибавить строгости тихому голосу, Карбьер проваливается, слишком уж сильно он дрожит.

-  Лети! - Вскрикивает Аника, и работает это куда эффективнее - ворон тут же срывается с места, рассекая воздух - Пока-пока, птичка!

А внутри мальчишки что-то обрывается. Он украдкой вытирает выступившие на глаза слезы рукавом и берет на руки сестричку, боясь, что та уже успела замерзнуть. Погода стоит нежаркая, запросто простудится ведь.

- Кар-рбьер, - Тут же переключается её внимание на брата. Маленькие детские ладошки ложатся на его щеки, размазывая по лицу влагу - Ты чего, бр-ратец? Не плачь! Я увер-рена, он вернется погостить снова!

Карбьер посмеивается.

- Это я так, от радости. Или от зависти.

Теперь Аника совсем ничего не понимает. Ну и не надо, зачем ей эти глупые взрослые заморочки. Карбьер правда рад, чисто, искренне. Его друг свободен, волен идти куда заблагорассудится и делать что хочет. Дышать полной грудью, не мучаясь от своего недуга. Он… тоже так хочет.

- Не плачь! Давай у папеньки свою птичку попр-росим, давай? Тоже белую-белую!

- Давай лучше в дом обратно зайдем, чудо. Тебе еще досыпать надо.

Не так уж он и далеко от того, чтобы согласиться на эту авантюру. Даже если знает наперед, чем она закончится.