Для темного эльфа каждый резкий переход был странным и болезненным, каждый раз он ожидал увидеть реальность и каждый раз это было лишь иллюзией, мороком, наваждением. Но, на этот раз ощущения были слишком, слишком неприятными, и Аунар запоздало понял, что они наконец-то вернулись в привычный им мир. Чертовски, чертовски холодно – слишком яркими были ощущения и уж чересчур он паршиво себя чувствовал. Вторым после озноба за него принялся голод, начиная немилосердно грызть, нет, пожирать живьем, а во рту было до омерзения сухо, словно он не ел и не пил ничего целую вечность.

Но, даже эти мучительные ощущения разом уходят на второй план, едва неожиданно показавшаяся жена обнимает Аунара и Карбьера. Мужчина крепко обнимает в ответ, даже когда обниматься уже становиться невыносимо, даже когда уже, казалось бы, все тело затекло. Вампир обнимает ее осторожно, а вот темный эльф словно бы испытывает тело Керастес на прочность, обнимая так, что еще чуть-чуть – и ребра чудесным образом исцеленной жены затрещат. В эти объятья он воистину вложил все переполняющие его чувства, которые сейчас попросту невозможно было выразить словами.

– Сколько-сколько? – Аунар недоверчиво переспрашивает, все еще с трудом ворочая языком в пересохшем рту и пытаясь собраться с мыслями. Получалось у него пока что так себе. – Чертовщина какая-то, демоны и преисподняя.

Хрипло закашлявшись, он запоздало понимает, что здесь они как раз провели всего-то сутки, а в том неведомом месте, где время течет иначе как раз две декады. С одной стороны было необычно, а вот с другой такой прыжок вперед во времени был им весьма на руку, ведь они изрядно запутали преследователей, которые уж никак не могли ожидать от них такого трюка. Да что там, такое не каждому богу под силу.

Мотнув головой и достав из походной сумки объемистую флягу с водой, мужчина опустошает ее едва ли не залпом, и после всего произошедшего эта вода показалась ему вкуснее любого вина, которое он вообще когда-либо пил. Голова чуть прояснилась, когда мучавшая его жажда отступила, но зато теперь голод принялся за него с удвоенным рвением. Сейчас бы он уже съел что угодно, и это желание невольно вызвало в его памяти противоречивые, если не сказать неприятные воспоминания, когда его угощали изысканно приготовленной и щедро приправленной соусами человечиной на каком-то безумном колдовском шабаше. Не самое хорошее воспоминание, хотя в компании фейри и вампира подобное ни у кого не вызвало бы возмущений.

– Дорого же нам далось это приключение, – некромант указывает пальцем на виднеющуюся лозу, которую до этого не было видно через вырез рубахи. Уж воистину, столь прекрасное украшение, сколько же и смертоносное. – И особенно тебе, моя дорогая. Я очень тебя прошу впредь больше не использовать этот чрезвычайно опасный дар. Я не могу тебя потерять.

Внешне темный эльф был совершенно спокоен, если не принимать во внимание его голос, в котором вдруг зазвучал металл и его взгляд, которым, казалось, можно было бы гвозди забивать, до того он был негодующем. Раздраженно хмыкнув, он медленно встает на ноги, с оглушительным хрустом разминая изрядно затекшие руки и ноги, затем принимаясь за спину и шею и через какое-то время уже вполне готов идти, хотя перед этим действительно не мешало бы основательно подкрепиться. Интересно, что там такое жена поймала, пока они с вампиром дружно валялись без сознания?

–Нас еще ищут, в этом нет сомнений, но вряд ли преследователи будут терять время здесь, – некромант обращается уже к Карбьеру, – скорее всего они ушли дальше, посчитав, что мы каким-то неведомым способом ускользнули от них, однако терять бдительности все равно нельзя, уж слишком велик приз.

С этими словами он проверяет, на месте ли драгоценный зачарованный футляр из чистейшего серебра и с облегчением обнаруживает, что заветный длинный цилиндрик по-прежнему в скрытом кармане его походной куртки. Было бы весьма неприятно потерять столь ценную вещь после всего, что с ними сталось, оставив ее где-то в лабиринтах времени. Хотя, были вещи и пострашнее потери баснословно ценного свитка с королевской печатью – можно было привлечь Их внимание, хотя и Они призываются иным способом. Тут бы никакая сила и никакие обряды не спасли незадачливую троицу.

Карбьер закатывает глаза - не прошло и часа с их полного воссоединения, а Керастес уже сыпала остротами и щедро напоминала о том, как много не договаривала своим спутникам.

- Увы, предупредить нас было некому, дорогая. Я-то рассчитывал, что смерть убережет меня от внимания тех, кого манит огонь - Он демонстративно поморщился. Сейчас ему было, откровенно говоря, не до шуток, но про себя он все же отметил: чувство юмора у всех, без исключений, фэйри было просто отвратительным - Рано или поздно эти недомолвки меж нами окончатся тем, что кто-то, ступив за грань, в конце концов не сможет отыскать дорогу назад. И плату взимать будет некому. Я эгоистично смею рассчитывать на то, что ты почувствовала бы хоть укол грусти, не соизволь мы с Аунаром очнуться. Ни сейчас, ни декадой позже.

Кусочек синего стекла в кармане холодит кожу даже через толстый слой ткани, служа напоминанием о том обмене, который пришлось совершить вампиру, чтобы открыть проход. То, что виделось всем блеклым сиянием луны, для него ныне было окрашено алым светом, всепоглощающим и диким. Когда-то давно он действительно желал, чтобы мир вокруг него был окрашен красными красками, но сейчас? Нет, его голову более не наполняют эти жуткие мысли.

Пока что. Голод уже даёт о себе знать резко обострившимися чувствами: Карбьер прикрывает тканью воротника нос, чтобы немного оградиться от запаха жареного мяса.

Новая тема для перепалки. Вампир вопросительно изгибает одну бровь, не сразу сообразив, о чем говорят его спутники. Дар? Слишком сомнительное название для того, что приносило столько несчастий. И столько же пользы, впрочем.

Карбьер ловит взгляд сестры и слегка склоняет голову на бок.

- Не думаю, что Аунар говорит о ведьмовстве, Керастес - Говорит он тихо, будто прощупывая почву для дальнейшего разговора. Но Керастес уходит с флягой, и на некоторое время оба её спутника могут вздохнуть спокойно. Во взгляде на способности архаас они были солидарны. Дар был опасен, в первую очередь для его носителя.

Но помнит ли об этом сама Керастес. Её реакция - странная, а слова старухи, сказанные перед самым уходом, наводят на определённые размышления. Карбьер качает головой.

Благими намерениями вымощенна дорожка в бездну. И, спустившись туда, никто ещё не получал слов благодарности.

Не лучше ли ей самой решить, что делать с этой целью?

Дневник оказывается в руках Аунара, и если тот хотя бы взглянет в сторону костра, то непременно получит полный укоризны взгляд. Сестра вспомнит. Все равно вспомнит. И не простит.

Тем не менее, останавливать Карбьер никого не собирался. Ему не впервой становиться молчаливым соучастником преступления.

- Я, пожалуй, найду её, пока совсем не рассвело.

– Не самая хорошая плата, да еще и вынужденная, но что уж теперь поделать. Ничего важного я не забыл, как мне кажется. – Темный эльф вовсе не в восторге от такой сделки, но они еще относительно легко отделались. – А вот этого я уже не помню, говорила ты о таком или нет. Спасибо еще, что оставили нам наши личности.

Аунар посчитал, что после всего пережитого у Керастес еще что называется были не все дома, и что сейчас с ней совершенно бесполезно спорить про всю опасность ее дара, да и он сам еще не вполне был уверен в собственной адекватности. Да, некромант никогда не употреблял дурманящих наркотических зелий, но текущее состояние было похоже на выход из странного опьянения, которое явно было не от доброго вина или чего покрепче. Вместо бесполезных сейчас споров, убеждений или пререканий он берет веточку с нанизанными на ней сочными кусками мяса и с видимым наслаждением ест, ощущая, как с каждым глотком к нему возвращаются силы. Вот уж воистину достойная трапеза, но некромант старается не торопиться, потому что после длительного отсутствия пищи можно здорово заболеть, если быстро наесться вволю.

– Я скоро буду готов идти, – кивает другу Аунар, уже почти насытившись, но вовремя останавливаясь, хотя и очень хотелось доесть необыкновенно вкусное мясо. – Спасибо.

Происходящее дальше напоминало минутное помутнение рассудка, но которое не было галлюцинацией или бредом. Аунар здорово помрачнел, ведь он до этого момента не считал Холгейра своим врагом. Выходит, он ошибался? Какие уж тут размышления, когда некто, считавшийся твоей же собственной предтечей вдруг берет контроль над телом и уже готов швырнуть дневник в костер. Впрочем, удается это ему ненадолго, потому что мужчина резко отводит руку и возвращает дневник на место, плотно закрывая глаза. Какой все-таки странный, наглый поступок.

– Еще раз выкинешь такую штуку, и я буду крайне недоволен. Ты страдаешь от ошибок прошлого, хочешь все исправить, тебя мучит совесть, я знаю. – Голос некроманта полон душащей его злобы, но ему удается взять себя в руки. – Но не вздумай забираться ко мне в голову, влиять на мои решения и пытаться взять надо мною контроль, иначе я сожру твою душу.  Сам решу, кем мне быть и что делать.

Некромант вовсе не шутил, Холгейр это прекрасно знал. Но если знал, тогда зачем затеял все это, из-за дурацких мук совести? Аунар мог бы прекратить это странное общение, закрыть разум заслоном или предпринять другие, более радикальные меры, но доселе воздерживался от них по той простой причине, что считал своего предшественника если не другом, то хотя бы союзником. Вот тебе раз.

Возможно, дневник тот действительно следовало бы уничтожить, но он никогда не станет так поступать. Это глупо, подло, в высшей степени мерзко – словом, поступок недостойный благородного темного эльфа да и вообще недостойный мужчины. Выкрасть такую важную вещь и трусливо бросить ее в огонь было бы проще всего, безусловно, но жена узнает, обязательно узнает. Сможет ли он после этого смотреть ей в глаза? После такого она будет его презирать, и будет иметь на то полное право, потому что после этого он и сам себе будет противен.

В ночном лесу дышится легко, свободно, а это служит косвенным намёком - снег совсем скоро растает, буран уступит место претишью. Как же все таки странно выпасть из бешеного темпа жизни на две полных декады. Много ли произошло за это время? Не узнать до тех пор, пока не удастся выбраться к ближайшей деревушке, а то и городу. До глухих мест даже слухи доходили с большим опозданием.

Первым Карбьер натыкается на Орфея. Зверь, явно в приподнятом настроении, начинает игриво бодаться, а вампир не упускает возможности почесать его широкий лоб. Оказывается, по этой неугомонной птице можно соскучиться.

- Привет, здоровяк - Тихо посмеиваясь, он мягко отводит голову грифона в сторону, чтобы пройти дальше, к ручью. Найти Керастес не было сложной задачей.

Она начинает разговор первой.

- Возможно - Карбьер не собирается препираться и слегка прикрывает глаза - Но я привык придерживаться более простой логики: предупреждён, значит, вооружён. И никому не придётся платить до тех пор, пока он сам этого не пожелает.

Краешки тонких губ приподнимаются, изобразив на лице вампира подобие тонкой улыбки. Всё это он уже говорил, и не раз, но кто бы стал прислушиваться? Каждый раз все идёт по одному и тому же кругу. Это утомляет.

Карбьер легко касается плеча сестры ладонью. Пускай кошмар пережитого отступил лишь временно, ему хочется, чтобы продлилось это как можно дольше. Минуты спокойствия были такой редкостью в их путешествии.

Последовавший после небольшой паузы вопрос заставляет неловко одернуть руку обратно, пряча в складках плаща.

- Я помню - Отвечает он неожиданно свободно и честно - Многие из моих родичей дорого заплатили бы за шанс вспомнить, что такое жизнь. Но этот шанс достался мне и я... Не чувствую счастья. Жизнь есть испытание для того, кто задолжал смерти с самого рождения. Быть живым...

Вампир сводит брови на переносице, пытаясь подобрать нужное слово.

- Быть живым - больно. А, подарок? Да, я думаю, что подарок она мне оставила.

Улыбка становится кривоватой, натянутой, когда он, не таясь, достает из кармана кусочек стекла и склоняет голову.

- Всё же, она права. Ученик из меня - так себе.

Холодный кристаллик - единственное, что в свете красной луны видится истинным синим цветом, ярким, как лепестки незабудки. Интересно, сможет ли Карбьер избавиться от него? Провести остаток вечности проклятым ему совсем не хочется.

Время двигаться дальше. Рассказ Керастес вампир встречает без удивления: знание, что божественное учение давно извратили его последователи жило в нем уже давно, а вот факт того, что кто-то до сих пор стоит у его истоков, он наблюдал собственными глазами. Зрелище столь же дивное, сколь и невозможное, в представлении простого обывателя. Но разве не поэтому Буревестная говорит "была"?

- Почему же была? - Решает уточнить он - В те времена боги едва успели покинуть землю, отданную простым смертным. По крайней мере, так говорят. Или я не прав?  Ты ведь и сама - дочь богини. Сможешь ли разъяснить мне, в чем отличие учения и веры?

Интерес в его словах вполне искреннен.

– Это уже мне решать, – раздраженно бросает некромант. – Но я клянусь тебе, что сделаю все и даже больше, чтобы Керастес была счастлива. Она это заслужила.

И он действительно преисполнен уверенности в этом, поэтому что уже знает про многочисленные ошибки прошлого, повторения которых следует избегать в будущем, однако при всем этом Аунар прекрасно понимает, что это вовсе не гарантия избежать новых ошибок в будущем, что всегда будет что-то еще, что абсолютно невозможно предусмотреть или предугадать. Мужчина действительно не хочет подводить своего первого предка, который оказался под стать ему самому – такой же дерзкий, самоуверенный, где-то даже наглый. Невольно проникаешься уважением к самому себе, но вот брать контроль – это он конечно зря. Вероятно, если бы Холгейр внятно и обстоятельно объяснил причины уничтожения дневника, то Аунару мог бы подумать о том, как к этому следует отнестись и не пойти ли действительно на сделку с совестью. Однако это все было весьма тревожным, чтобы не обратить внимания, потому некромант и поклялся перед самим собой, что будет приглядывать за своей женой. Дневник еще не поздно было сжечь, однако в нем могут быть крайне важные знания, уничтожение которых повлечет весьма серьезные последствия. Был и иной вариант.

Решение было простым и пришло достаточно быстро – Аунар попросту спрятал дневник в потайной карман куртки по соседству с королевской бумагой. Керастес не сможет упрекнуть его в том, что он украл дневник, потому как он выпал из ее сумки, и уж тем более не сможет обвинить в чтении дневника попросту потому, что ни он, ни Карбьер не знали языка, на котором велся дневник. Так будет спокойнее и надежнее – странно, что к такому выводу не пришел сам Холгейр. Не доверяет ему? Это задевало, хотя с высоты проведенных в виде духа лет он мог быть умнее или мудрее Аунара. Мог бы, если бы вел себя чуточку сдержаннее. С другой стороны, выдержка порой подводила и его, так уже было и так может быть снова, ведь никто не идеален, даже здешние боги.

Темный эльф медленно доедает оставшееся мясо, с видимым сожалением бросая веточку в огонь. Эта трапеза на самом деле только разогрела его аппетит, и он с превеликим удовольствием слопал бы целого молодого оленя, но впереди была еще долгая дорога, перед которой не годилось наедаться до отвала, особенно после длительного голодания, ведь ему вовсе не улыбалось быть обузой для жены и друга, мучаясь всю дорогу с животом. Аунар тушит небольшой костер и, проверив все еще раз, выходит из пещеры навстречу вернувшимся спутникам, уже выглядев при этом весьма бодро и энергично, воодушевленный к тому же перспективой хорошего ужина и удобного ночлега.
На выходе из пещеры он уже слышит знакомые голоса и, прежде чем выходить, невольно прислушивается к обрывку диалога. Нет, Аунар вовсе не хотел подслушивать, но надо ведь было убедиться, что с Керастес все в порядке и заодно понять, поэтому он ненадолго задерживается перед входом, но именно что ненадолго, потому что ему весьма трудно вникнуть в суть рассказа, начало которого он пропустил. Вероятно, стоит расспросить Керастес об этом отдельно.

– У вас весьма интересная дискуссия. – Некромант позволяет себе улыбнуться, выходя к спутникам. – И жаль ее прерывать, но нам надо выдвигаться. Может, просветите меня во время долгой дороги?

- Это ты мне объяснила весьма доходчиво - Вампир устало трёт переносицу, стараясь не сказать чего-нибудь лишнего, о чем точно потом пожалеет. Во взгляде сестры Карбьер видит снисхождение, а её спокойствие выводит его из себя гораздо сильнее, чем если бы Керастес начала злиться.

Её схожесть с Виридием сейчас становилась до того острой, что в зелёных глазах на долю секунды промелькнула тень искреннего отвращения. Исчезла она так же быстро, как и появилась, а Карбьер активно замотал головой, прогоняя навождение. Они как будто говорят на разных языках, не понимая друг друга. Может, это действительно было так. Может, разрыв мнений и взглядов был продиктован огромной пропастью эпох, в которых они жили. Сейчас реалии были другими. Жаль, что Керастес не хочет этого принять.

Вампир поджимает губы, пряча раздраженный(разочарованный?) взгляд от сестры и надеясь, что друг не слышал начало их разговора.

В последствии он будет избегать того, чтобы вновь поднимать такие темы. Пусть Керастес считает его неготовым. Пусть думает что угодно, если ей так хочется, ведь каждый останется при своём мнении.

- Оставим разговоры до более располагающей к ним обстановки - Он закатывает глаза, забираясь на спину Орфея.

Очередная поездка обещала быть, как и всегда, просто головокружительной. Благо, на проблемы с вестибулярным аппаратом мертвецам жаловаться не приходилось.

Насладиться красотами ночного леса не получалось. Ремни держат крепко, а вот собственные руки - не очень. Слабость была вполне естественным спутником голода, и не могла предвещать ничего хорошего. На одном из поворотов Карбьера едва не сносит, ведь один из крепящих ремней обрывается. Чертыхаясь, вампир удерживается одним лишь чудом, а при остановке падает на снег немного раньше своих товарищей. От удара тело неприятно ноет, а в ушах звенит, но он довольно быстро поднимается на ноги. Его заметно пошатывает.

Видит луна, перед следующими такими скачками Карбьер напьётся, как в последний раз.

- А так хотелось - Ерничает он в ответ на слова Керастес и отряхивает одежду от снега.

Она уходит, и через некоторое время ветер усиливается. Постепенно, но неизбежно он обращается в бурю, полностью оправдывая прозвище ведьмы, что его призвала.

Да, впечатляет.

- Думаю, опыта в тысячу лет достаточно, чтобы устроить и куда более эффектное шоу - В противовес Аунару Карбьер не кричит, потому как и цели донести свои слова до кого бы то ни было у него нет. Так, мысли вслух.

А снег он терпеть не мог. Тот неприятно лип к одежде и к лицу, мешал двигаться, и, что хуже всего, был смертельно холодным. Ледяная тюрьма для незадачливого путника. Благо, им все же удаётся добраться до постоялого двора и сделать это раньше рассвета. Карбьер не реагирует на расторопную хозяйку так, как полагается благодарному гостю - все коммуникации оставляет на Керастес с Аунаром. У самого же тело в очередной раз пробивает мелкой дрожью. Плохо.

–  В этом нет необходимости. Я добуду другу сытный обед, но вот хозяйку трогать нет смысла. Постараюсь вернуться как можно скорее, а вы пока не делайте глупостей.

Холод из их троицы лучше всего переносил некромант, у которого уже к тому же созрел в голове довольно простой, но вместе с тем весьма эффективный план действий, благо ночное время и ужасная буря этому как нельзя способствовали. Мужчина оставляет все лишние вещи и сумки на попечение жены, после чего уже налегке ловко выбирается из открытого окна. Пора было вернуть долг Карбьеру, который неведомо сколько раз выручал их из самых трудных, опасных и порой даже безвыходных, казалось бы, ситуаций.

Отсутствовал Аунар где-то около часа с лишним, вернувшись с завернутой в обрывок ткани объемистой стеклянной бутылкой, примерно на две трети наполненной свежей человеческой кровью. И бутыль, и кровь здорово отдавали алкоголем, но темный эльф искренне надеялся, что на питательные свойства сей прискорбный факт никак не повлияет. Он не пускался в долгие объяснения, вместо этого попросту вручая бутылку вампиру – и так было понятно, что некромант натолкнулся в местном селении на дом какого-то пьянчуги и без лишних церемоний прирезал, выпуская из него изрядное количество крови. Если так подумать, то он сделал этой деревеньке одолжение, избавляя от очередной скотины и пропойцы.

– Вот, угощайся, пока еще теплая.

Бесцеремонность, с которой Керастес предложила убить пустившую их переночевать и ни в чем неповинную хозяйку покоробила даже явно не страдающим излишней щепетильностью некроманта, но чем он, собственно, был лучше, забравшись в дом спавшего пьяницы, зарезав его и подвесив за ноги к стропилам, чтобы побыстрее набрать крови? Долго об этом задумываться Аунар не стал, посчитав, что пьянчуга и так уже послужил высшей цели, ведь все равно бы рано или поздно помер в алкогольном угаре, перебрав паршивого самогона. Кроме того, его нескоро хватятся, да и Аунар постарался замести следы, насколько это было возможно в такой короткий срок.

- Я смел рассчитывать, что ты не бросишь меня при первой удобной возможности - Карбьер тихо посмеивается, но даже это простое действие выматывает его, лишая последних остатков сил. Не понимая причину своего состояния, он, однако, не испытывал по этому поводу никакого беспокойства, как если бы и впрямь был ужасно вымотан. Как обычный человек.

Может быть, дело было в недавних потрясениях, которые и мертвого утомят. Может в том, что Эония была для вампиров совершенно чуждой землей, где царили другие мирские порядки, совершенно отличные от тех же на Галатее. Или же просто сказалась дробность и непостоянность питания в последние недели их путешествия. Догадок было много, но ни одна из них пока что не находила подтверждения. Да и была ли в нем нужда? Чем сильнее хотелось провалиться в сон, тем больше Карбьеру было плевать.

Спирт в чужой крови быстро ударяет в голову, заставляет картинку перед глазами плыть. Вампир жмурится изо всех сил, а после, расслабившись, лениво приоткрывает один глаз, смотря на Керастес. Фигура её была размыта, но голос оставался четким.

Он слегка приподнимает брови в ответ на её щипки. Что за ребячество?

- Не неси ерунды - Отмахивается Карбьер - Нет никакой кровавой лихорадки. Есть только усталость и желание от нее избавиться. Расслабься, Керастес.  Вам бы с Аунаром самим лучше отдохнуть. Говорят, живым отдых нужен гораздо сильнее. А я... больше недели я точно не просплю. Шутка.

Руки его почти инстинктивно находят ворот рубахи, расстегивают пуговицы, хотя вампир явно не испытывал недостатка в кислороде. На оголенной шее видны старые татуировки, ещё из той, прошлой жизни, но рисунок их перебивается сетью почерневших, вздувшихся вен. Кажется, возвращение к жизни не прошло для Карбьера бесследно. А кровь мертвеца, даже в самой малой дозе, для него - яд. Обездвиживающий, ослабляющий яд, который позволяет вновь ощутить как наяву первые часы после обращения. Чувство, как полагается, не самое приятное, но со временем должно пройти.

- Все хорошо. Я просто безумно хочу спать.

– Похоже, это была моя вина, – задумчиво говорит некромант, наблюдая сначала за поведением Карбьера, а потом за действиями Керастес. – В принесенной мной крови оказалось слишком много алкоголя, даже больше, чем я ожидал. Вероятно, причина в этом. Для вампиров это не смертельно, не волнуйся, но с градусом наш друг, гм, перебрал.

Аунар отчасти чувствует вину перед другом, поэтому и не думает отказывается, когда жена сообщает ему, что понадобится его кровь. Ну вот зачем, спрашивается, он притащил именно кровь местного пьяницы? Да, с точки зрения скрытности и безопасности это был наилучший вариант, но надо же было учесть, что кровь для вампира окажется уж слишком крепкой. Это как если бы он решил выпить стакан водки, а ему подсунули стакан чистого спирта. Нечего сказать, удружил так удружил. На будущее стоит запомнить, что кровь пропойц и пьянчуг явно не лучшая еда.

– Хорошее предложение насчет дома, но пока что его не осуществить, к сожалению. Сама-то ты как? Выглядишь очень усталой, – заметил темный эльф, чокаясь с Керастес, опрокидывая в себя рюмку острой настойки и деловито принимаясь за еду. – Вот что. Давай сначала как следует поедим, потом ты поспишь до утра, а уже после этого будем решать, что делать дальше. Я буду начеку и присмотрю за тобой и нашим другом, благо я уже выспался на несколько дней вперед.

Перемены в его жене были незначительными, но они все нарастали и нарастали, и это уже вызывало определенные опасения, хотя делать какие-то выводы пока еще было рано. Сам он никаких изменений уже касательно себя не ощущал, несмотря на загадочные слова смуглой красавицы про плату в виде воспоминаний. Самое важное он по-прежнему помнил, и даже помнил во всех деталях, как его приняли в Церковь Девяти здесь, на поверхности, хотя это было далеко не самое приятное воспоминание. В тот раз Аунар был как никогда близок к неминуемой смерти, и только счастливое стечение обстоятельств в сочетании с его навыками и опытом уберегли от ужасной гибели. Проклятые церковники с их ложными добродетелями и приторным, ядовитым лицемерием.

Отредактировано Аунар Баэвиир (19.05.2021 12:39)

Едва пришедший в сознание вампир зажимает руками рот, ошалело смотря то на своих товарищей, то на бабочек, остатки которых ныне ничем не отличались от обычных насекомых. Пара из них, не успевших улететь далеко, ползали по как прежде белой шее - сеть черных вен исчезла. Карбьер чувствует прикосновение маленьких тонких лапок, и его начинает потряхивать от отвращения. Осознания произошедшего не было, он искренне не понимал, что происходит.

На отнятых от губ пальцах красуется черная, как деготь, кровь. Типичный признак отравления, с нетипичной для него реакцией. Вампир поднимает взгляд на обеспокоенную сестру, порывается что-то сказать, но из горла вырывается только слабый хрип. Совсем не странно, что после такой экзекуции он потерял голос.

Благо, для мага школы очарования это не было нерешимой проблемой.

“И долго… я так?” - даже в мыслях голос его звучит сбивчивым шепотом.

Новый приступ кашля, но в этот раз ничего примечательного - так выходят остатки отравленной крови. Только Карбьера это не успокаивает, и он снова вздрагивает. Вид у него растерянный и напуганный.

“Керастес, ты ведь заглядывала в мою сумку, пока мы с Аунаром лежали без сознания?” - неожиданно интересуется вампир. Мысли проясняются, а в голове всплывает довольно четко одно воспоминание: последний флакон с человеческой кровью он потратил ещё перед тем, как они покинули подземья.