Возвращение в этот дом было неспокойным и тревожным. Не столь остро, пронзительно опасным, как впервые - прошедшей ночью - но тяжелой, затаенной угрозой, словно глядящей исподлобья, следящей за каждым шагом из прочного укрытия. Тяжелое, неприятное чувство обнимало сердце изнутри грудной клетки, цепкими пальцами обвивалось вокруг него, сжимая заставляя биться короткими, быстрыми ударами.
Так нельзя. Нельзя возвращаться на место преступления. Нельзя уходить с него, оставляя труп и все доказательства.
Нельзя избавляться от трупа. Нельзя покрывать убийцу. Нельзя думать так о родной сестре.
Да только не воспринималось это как убийство. Милосердие - для ветерана боевых действий, на чьих глазах не один десяток боевых товарищей молил избавить их от мучений. Вынос мусора - в глазах темного, сломленного и злого существа, живущего ненавистью и завистью.
А третья личность не хотела и не могла думать ни о чем, кроме как о том, что Арила н у ж д а е т с я в нем. Разве он мог поступить иначе? Сотню раз правильно, но - недопустимо и невозможно.
И уж если он сам, побитый жизнью солдат, чувствовал себя паршиво, возвращаясь в чужой дом...
- Я знаю. - когда Арила говорит, что должна, Конрад отвечает только это. Ничего ты никому не должна, особенно трупу - но скажи это - и наверняка окажешься в ее жизни чуть ниже того самого трупа. - Ты всегда была сильной, Ари. Ты справишься. А я буду рядом.
Это ее выбор. Должна она прежде всего себе - просто потому, что так решила. Конрад знал эту девушку, наверное, лучше всех живущих и хорошо помнил, насколько она может быть упрямой. Даже если не скажет ни слова.
Он ждет сестру у дверей, пока та переодевается: слова про "буду рядом", наверное, не стоит распространять слишком уж далеко. А после - поневоле не может оторвать от нее взгляд. Белое и красное, словно кровь на снегу - Конрад всегда любил это сочетание цветов, пожалуй, почти так же, как и синий с черным и красный с золотом. А уж на фигуре Арилы - глядя на нее, мужчина не может врать сам себе, как бы ни хотелось - это сочетание смотрится почти идеальным.
Что? О чем он вообще думает, стоя в десятке шагов от места преступления?
- Уверен, что в этом куске меха и ткани на сколько-там размеров больше ты будешь выглядеть столь же прекрасно, как и сейчас. - произносит мужчина, встречая Арилу на входе и тоже стараясь не улыбаться. По глазам его, впрочем, заметно: получается не очень. Как бы паршиво это ни было и как бы ни ранило. - Пойдем. Возьми любую простынь или его одежду. Я придумал, что мы будем делать дальше.
...План выходил так себе, но альтернатив было немного. На городском кладбище всегда оставляли несколько открытых могил - как правило, для тех, кто своими действиями выводил себя за границы закона. А еще для бродяг, одиноких стариков без наследства и наследников, неопознанных жертв, что плавали по весне в сточных канавах, и десятков других несчастных, что оставались на неприглядной изнанке сияющего, звенящего гудками поездов и прогрессивного Солгарда. К сожалению многих, Церковь не позволяла бросать тела на съедение крысам, потому и вынуждала городские власти наскоро копать неглубокие могилы. В основном - широкие, из тех, что на войне называют братскими; но зачастую, когда могильщик был пьян, ленив, или просто не сезон - обходились и несколькими поменьше.
Именно такая судьба и ждала того, кто лежал сейчас за стенкой.
Из грязи вышел и да в грязь возвратился.
Поднявшись вслед за сестрой, он стоял позади, по ту сторону двери от входа в спальню. Отвернувшись вполоборота и глядя в стену: Конрад не хотел смотреть, как она прощается с мертвым, но все еще любимым; при виде этой картины что-то внутри него скрежетало и царапалось, травило медленным ядом мысли и эмоции. Так не должно быть - и все же так было; но человек - благородный человек в особенности - тем и отличается от бездумного монстра, что умеет держать бессознательное в узде. Он стоял и смотрел в стену, прежде чем услышал.
...Конрад не успел вбежать на звук падения - даже сбивая дверь и уже вырывая на ходу клинок; перед глазами - темной вспышкой видения смерти, затаившегося врага, падения и крови. Врываясь внутрь, мужчина уже понимает, что там нет чужаков, и отпускает рукоять оружия обратно в ножны - и все же бросается к сестре, подхватывая ее на руки.
Он слышат ее сбитое, лихорадочное дыхание - такое же, как и его собственный пульс, что вырывается из сердца и стучит в виски гномьими молотками.
- Ари! - едва ли не кричит он, поворачивая ее лицо к себе, быстро касается рукой лба, щек и пульсирующей жилки на шее. - Что случилось?
- Не могу - Конрад слышит, как она хрипит, разбитая панической атакой, и чуть ли не силой он выводит ее из спальни, стирает слезы и крепко обнимает, прижимая к себе и гладя по волосам.
- Тише, малышка, тише. Я здесь. Я с тобой.
...Сколько прошло времени с того самого момент? Минуты? Час? Больше?
Тело мужа уже снаружи, привязанное к конскому крупу лицом вниз - завернутый в белую тряпку, он похож на мешок с мукой, что возят крестьяне на продажу. Арила пришла в себя - хоть и бледная, подобно смерти, она все же отказалась оставаться дома - и переубедить ее, пожалуй, не смогли бы и воскресшие боги; им же, наверное, одним ведомо, что чувствует девушка, сидя в седле перед телом.
Придерживая лошадь за уздцы, Конрад шагает вперед - быстрее всего, как ни странно, было решено доставить труп именно так. Искать экипаж или второго коня - слишком большой риск привлечь лишнее внимание и лишние вопросы. Ранним утром народ, возможно, будет спать - сотрудники же на почтовых станциях и в конюшнях, которым пришлось бы платить, спать точно не будут.
...Двигались молча - пару километров, петляя по узким улочкам и перескакивая с одной на другую, было совершенно не до болтовни, да и ситуация явно не та. Валлионам везло - и на пути не было видно ни ранних пьяниц, ни патрулей стражи: от последних Конрад, хорошо осведомленный об их маршруте и расписании, заблаговременно уходил дворами и переулками.
Наконец, впереди показались ворота, и все шло к тому, что путь завершен, но...
- Стоять. - недовольный голос раздался откуда-то слева, и взгляду обернувшегося Конрада предстала невысокая, полноватая фигура человека в мундире городского стражника. О, тьма и бездна. - подумал Валлион, оборачиваясь и выпуская уздцы. Шаг вперед, он протянул руку к сестре и коснулся ее бедра, будто делая знак - сидеть спокойно, не поднимая голову из-под капюшона, и ничего не говорить.
- Что вез... Ах черт, Валли, ты? - выругался стражник, узнавая Конрада. По выражению его лица радости от встречи он определенно не испытывал. - Снова?
- Твоя бессонница однажды тебя убьет, Курт. - проворчал Конрад, останавливаясь перед сослуживцем. Курт Рейзер был хорошо известен ему как один из самых бестолковых стражников из всех, кого он знал - а знал он немало. Бестолковость эта, впрочем, с переменным успехом компенсировалась рвением.
- Насильник и вор. Напал на девушку... - Валлион коротко кивнул в сторону сестры и развел руками. - И оказал сопротивление при задержании. Вариантов было немного. Труп на кладбище, девушку в расположение на допрос.
- Как будто у тебя находились другие варианты, будь он хотя бы пацаном с рогаткой. Протокол составил? Руководству доложил?- фыркнул Курт, заслужив в ответ острый, полный презрения взгляд.
- Десять раз. Прямо утром, прямо с трупом и потерпевшей.
- А ты все скалишься, зверь? Ты знаешь порядок.
- Хочешь повозиться с этой мразью? - Конрад, постепенно расходующий последние резервы терпения, уже почти рычит оппоненту в лицо. - Ну давай. Оставлю в твоей будке, пока езжу к начальству и вожу девчонку. Идет?
Он рисковал. Будь на месте Курта другой стражник, или отрасти Курт наконец то, что делает труса мужчиной - и он потребывал бы именно что оставить труп при нем - и вот тогда начались бы большие проблемы.
Но Конрад знал Курта. Даже лучше, чем следовало бы.
- Эээ. - страж порядка сглотнул, покосившись на покоящийся на конской спине сверток с телом. Стоя рядом с ним, Валлион без интереса отметил, как кожа на шее пухлячка заходится багровыми пятнами и потом. - Ладно, тьма с тобой. Вези своего жмура. Но только я тебя...
- Не видел. Как обычно. Буду должен. Спасибо, Курт, ты настоящий боевой товарищ. - прекрасно зная, что ни в одном бою Рейзер не участвовал, Валлион не смог отказать себе в удовольствии поддать легкую и сомнительную шутку. Впрочем, судя по реакции стража, шутка зашла прямо по адресу.
...В маленькой каменной каморке, больше похожей на крайне бюджетный склеп на одну персону, пахло спиртом, мочой и протухшей рыбой. Могильщик, как и ожидалось, был пьян: развалившись поверх перевернутого гроба и пуская на грубое дерево слюни, он громко храпел, то и дело похрюкивая и дергая носом. Покачав головой, Конрад вышел прочь.
Арила спрыгнула первой; следом настал черед трупа. Снимать с лошади и тащить мертвого зятя было довольно тяжело, однако ни словом, ни движением мышц воин не подал этому вида. Раскрытая одиночная могила была впереди, рядом с двумя такими же - именно в нее, стоящую по середине, он и опустил тело. Без гроба, без памятника, без ничего - лишь цветок розы, за время перевозки изрядно помятый и потерявший часть лепестков, будет его отличительным знаком на том свете.
Таков путь.
Могильщик спал, но лопата стояла, воткнутая в промерзлую землю: такой уж был негласный уговор, что стража, привозящая своих жуликов, не выдержавших методы допроса третьего уровня, закапывает самостоятельно. Работа предстояла нелегкая - вместе с могилой, где лежало тело, следовало закопать две другие, пустые - просто на всякий случай; раскапывать погосты было не в принципах местных жителей, но все же, все же - кто знал, что может случиться? В мире есть немало мерзости, и гробокопатели точно были среди них.
- Арила? - воткнув лопату в землю, он повернулся к девушке и тихо позвал ее по имени. Возможно, если и есть время сказать последние слова - то это время наступает именно сейчас.