|
леса Эф'Ша'Тэхии | вечер "Минуло четыре дня неизвестности, что дальше? Ждать или идти? Смириться или рыть землю в попытках отрицать? |
❝Знаешь, потеря головы — это очень серьезная потеря!❞
|
|
|
|
|
Закрутить колесо Аркан?
нет
[22 Буран 1059] Occasio aegre offertur, facile amittitur
Сообщений 31 страница 38 из 38
Поделиться101.05.2021 19:24
- мама-утка
- Сообщений: 4225
- Уважение: +1075
Своенравная дочь, коварная кокетка и талантливая художница, которую никто не запомнит.
Поделиться3110.05.2021 12:28
- Мастер некромантии
- Сообщений: 434
- Уважение: +296
Мрачный тип, ищущий свое место в этом чертовом мире, где небо так и норовит свалиться на голову.
Мужчина резко вскакивает на ноги, будто пружиной подброшенный и дико озирается по сторонам, совершенно не понимая, что происходит и как он тут очутился – до того резким был переход из одного состояния в другое. Хорошо хоть, что ему хватило выдержки не выхватить меч, хотя и он порывался, рука некроманта словно сама собой легла на рукоять длинного, чуть изогнутого клинка. Прикосновение Карбьера и его нервное замечание привело темного эльфа в чувство, как и внезапно накативший чудовищный голод, будто бы он не ел целую вечность.
– Ты не помнишь, как мы тут очутились? – Вопрос был скорее риторическим, ведь вампир знал не больше его, судя по сконфуженному виду. – И да, мне это все тоже начинает здорово действовать на нервы.
Запоздало поняв, что их позвали на обед, некромант неопределенно хмыкнул, решая, что за едой они скорее всего узнают ответ на наиболее мучавший их вопрос – что же стало с Керастес? Именно поэтому не стоило заставлять радушных хозяев ждать, и он, кивнув Карбьеру, направился следом за позвавших их ребенком, который не высказал никакого удивления происходящим и даже не испугался темного эльфа, с которыми остальные не очень-то дружны, мягко говоря.
Поделиться3210.05.2021 22:48
- мама-утка
- Сообщений: 4225
- Уважение: +1075
Своенравная дочь, коварная кокетка и талантливая художница, которую никто не запомнит.
Мальчишка ведет вас мимо знакомых мест к большому шатру. Вода в чане сегодня кажется прозрачной, но он сам - пуст.
От шатра исходит потрясающий запах жаренного мяса, а желудок Карбьера отзывался на него громким урчанием. В самом деле, совершенно мертвый, он казался окружающим и самому себе живым: румяная, здорового вида кожа, дыхание с паром, мороз кусает за ладони. Это странное чувство эйфории, как будто он здорово напился накануне и не испытал похмелья поутру.
Что за чертовщина?
А в деревне - обычная жизнь. Плащи сменились меховыми накидками. Их узнают, им машут руками, смеются, толкают локтями, как старых закадычных друзей. Странная ночь закончилась, но на смену пришел еще более странный день. Когда они переступают порог палатки, шум снаружи стихает, кто-то шикает им со стороны. Внутри стоит грубый стол и две скамьи по бокам.
- Садитесь тихо и тихо себя ведите, эмоции еще не пришли к норму. Архаас расстроена. - шипит им мальчишка, указывая на места на скамье чуть поодаль от главного места за столом.
На нем сидела Керастес. Она выглядела абсолютно здоровой, по крайней мере, насколько можно было разглядеть под меховой накидкой. Плотный слой бинта закрывал один глаз, а из второго стекает по щеке слеза. Буревестная гладит кого-то... этим "кто-то" оказывается старуха, но обычная старуха, без копыт и странного лица. Ее голова с морщинистым лицом покоится на коленях у Керастес. Это выглядит противоественно и странно, словно малая дочь покорно прильнула к матери, а ведь по виду архаас была моложе старухи лет на сто.
Но здесь ничего не могло быть так, как там, откуда они пришли.
Стол ломится от аппетитных яств, им наливают горячего вина, сладкий запах которого бьет в ноздри. Что-то маленькое влетает в палатку, это джинн: пламенную шевелюру не спутать ни с чем. При виде гостей его глаза загораются восторгом, совершенно детским.
- А давайте снова и-и-грать и...
Его прерывает грохот, с которым брошенная Буревестной кружка разбивается рядом.
- Никаких. Игр. - абсолютно четко проговаривает она, глядя прямо на испуганного мальчонку. Тот ретируется даже раньше, чем она произносит последнее слово. Ярость овладела ею в секунду, так неожиданно, что и понять никто не успел. Рука дрожит, то ли от этой злости, то ли от боли, когда она накрывает ладонью забинтованный глаз и упирается локтем в стол, пряча его полностью темными волосами.
Трапеза, построенная на этом зыбком спокойствии, продолжалась. Есть ли смысл что-то спрашивать у нее?
В ее голове все взрывалось ежесекундно. Кошмар рассеялся, но наполнял все внутри, стоял перед глазами. Боль была ужасной, но тело - исцелено. У нее не было раны, на которую можно пожаловаться, только боль, непрерывная и неизбежная.
Керастес думала, что привыкла уже давно. Что это - пустяки, когда на кону что-то важное. Но граница между живым и мертвым была лезвием, которое ранило, не оставляя кровоточащих повреждений. Оно било по самому чувствительному, давно забытому, обидному, ненавистному. Поднимало к глазам всю неприглядность и мерзость. Сохранить здравость ума было непросто. Куда сложнее починить то, что было ею потеряно за эту борьбу. Обрести какой-нибудь якорь.
Старуха отстраняется, ее первой реакцией была паника. Буревестная пытается поймать ее ладонь, но потом овладевает этим опрометчивым чувством, опуская руку на еще теплые колени. Эта странная женщина присоединяется к трапезе, а Керастес будто только сейчас замечает Карбьера и Аунара. Или несколько минут назад? Вроде бы что-то прогремело и все, пропало.
- Нужно отобедать. Таков обряд. - говорит шепотом старуха, как ни в чем ни бывало.
Поделиться3310.05.2021 23:44
- я хоронил, меня копали
- Сообщений: 2206
- Уважение: +1410
Это абсурд, вранье: череп, скелет, коса. "Смерть придет, у нее будут твои глаза".
От дивного запаха живот крутит сильнее чем прежде, но вместо здорового аппетита Карбьер чувствует лишь тошноту, плотным комом подступающую к горлу. Дышать приходится через раз даже на пороге шатра, а в уголках глаз начинают собираться непрошенные слезы. Слезы, которых не было уже пятьдесят с лишним лет. Они не вызваны печалью или, напротив, радостью. Они - естественная реакция организма. Живого организма. Фейри всегда умели зло пошутить.
Улыбки кажутся насмешками, а дружеские подначивания - болезненными тычками. Карбьер здесь чужой, а потому ведёт себя отрешенно.
Голос в палатке позволяет ему опомниться: вампир резко поднимает опущенную голову, впиваясь взглядом в сестру. Не Мар, а сестру. Живую. Измотанную, прошедшую через кровавый ритуал и воскрешение, но живую. В иных обстоятельствах Карбьер бы ей даже позавидовал. Да вот только со смертного одра никто не возвращался прежним, будь ты обыкновенным смертным или драгоценным дитя одного из девяти. Возвращаясь, всегда оставляешь что-то взамен. И чем большее стояло на кону, тем выше была плата.
Карбьер кивает и, тенью скользнув к столу, тихо усаживается на предложенное место. От запаха голова идёт кругом, но он только поджимает губы, хмурится, к еде прикоснуться не смеет до тех пор, пока об этом не скажут прямо. Только взгляд, обеспокоенный, но, вместе с тем, полный понимания, его прикован к Керастес. Открывшейся ему картине он не удивляется. На это уже просто нет сил.
Грохот - Карбьер вздрагивает точно так же, как испуганный мальчишка-джинн. На самом деле, прямо сейчас он чувствовал себя немногим лучше этого ребёнка. Такой же слабый, глупый. Мелко подрагивающие пальцы сжимаются в кулак, в попытке взять себя в руки. Увы, состояние вампира этому никак не способствовало.
Старуха говорит, что отобедать нужно обязательно, что это часть ещё одного местного обряда. Взять вилку - целый подвиг для того, кому обычная еда была ядом. Он осторожно накалывает маленький кусочек мяса, и, помедлив, кладёт его в рот. Язык тут же обжигает горечь специй и металлический привкус собственной крови.
Невкусно.
Поделиться3411.05.2021 14:01
- Мастер некромантии
- Сообщений: 434
- Уважение: +296
Мрачный тип, ищущий свое место в этом чертовом мире, где небо так и норовит свалиться на голову.
Аунару хочется наорать на чертового мальчишку, на эту старуху, на всю это чертову братию, собравшуюся здесь – вот насколько это раздражала вся эта ситуация, но бушующие эмоции опять пришлось обуздать, ведь он не только здорово обязан этому странному сборищу, но и должен банально опасаться не сделать ситуацию хуже, а ведь жене и без того не сладко пришлось. Ему почти физически больно глядеть на жену в таком виде, и если бы не своевременное предупреждение мальчугана, то он бы наплевал на все, подскочил к Керастес и обнял ее так крепко, насколько это было возможно в ее состоянии. Но, время для эмоций еще придет, сейчас надо было сдерживаться, насколько это возможно.
Словно в подтверждение его мыслей жена запустила глиняной кружкой в не в меру разошедшегося мальчика, едва не зашибив его ею, хотя он ничего не предпринимал, разве что был не в меру ретив. Похоже, что здесь ее не только слушаются, но и куда больше – поклоняются, как некой богине. В каком-то смысле так ведь оно и было, что в иной ситуации бы здорово позабавило Аунара, но не теперь. Однако и он здесь тоже не какой-то там жалкий бродяжка с большой дороги, которым можно помыкать и на которого можно прикрикнуть, заставить покорно сесть на свое место и жрать по приказу. Нет.
Некромант не садится подле Карбьера, несмотря на указания, вместо этого совершенно по-варварски кидает в рот схваченный с блюда сочный ломоть мяса и, жуя на ходу, идет к сидящей жене, подходя к ней вплотную, осторожно целуя в свободный от бинтов лоб, смахивая со щеки слезу и улыбаясь своей знаменитой нахальной улыбкой.
– Заставила же ты нас поволноваться. Но, я рад, что ты снова здесь, снова с нами. Знаешь, нетрудно попасть на тот свет, трудно вернуться.
Последняя фраза была шутливой поговоркой Холгейра, которую он, в свою очередь, услышал от какого-то одиозного, но при этом обладающего невероятной харизмой капитана пиратов, и порой любил повторять при любом удобном случае. Личность Холгейра не стала поглощать его собственную, благо она существовала отдельно, в виде прикованного к этому миру духа, но вот с кое-какими воспоминаниями его предтеча щедро поделился с темным эльфом, сочтя его единственным достойным из всех прочих. Духу стоило бы опасаться, что Аунар поглотит его при помощи одного крайне опасного заклинания из ужасного арсенала некромантии, однако Холгейр, похоже, считал Аунара выше этого. В этом он не ошибался.
Только теперь он сел обратно за стол, но не в указанном месте, а неподалеку от Керастес и спокойно, несмотря на мучавший его чудовищный голод, принялся степенно есть, запивая трапезу отличным вином, найдя мясо очень вкусным и в то же время искренне сочувствуя вампиру, для которого вкус напитков и яств был противен по самой своей природе. Плата за бессмертие была довольно высока, ему ли не знать?
Поделиться3511.05.2021 22:35
- мама-утка
- Сообщений: 4225
- Уважение: +1075
Своенравная дочь, коварная кокетка и талантливая художница, которую никто не запомнит.
Аунар ведет себя не так, как положено. Могло ли это повлиять на ритуал? Судя по спокойной реакции старухи - нет. Глаз Керастес распахивается, когда он целует ее, она удивлена, но узнает его. Или кольцо на его пальце. А может такую несвоевременную шутку, какими он обожал разбрасываться в прошлом?
Когда она встает, стул отодвигается с беспощадным скрипом. Архаас следует за эльфом, как иной потерянный ребенок - за матерью, то бишь абсолютно естественно и инстинктивно. Старухе этот союз не по душе, им всем не по душе, но она молчит. Аунар садится на скамью, и Керастес садится к нему на колени, обхватывая шею руками и спрятав лицо в пепле волос. Она дрожит постоянно, так что абсолютно не ясно, от боли это или от холода, а может она плачет?
Старуха одними губами проговаривает: "Ешь". Обряд имел важное значение. Им ли, спутникам ведьмы, не знать этого?
Лихая Буревестная в эти мгновения и мухи бы не обидела, в таком-то состоянии. Что бы не было Кошмаром, какой бы ни была Граница - но это все наполнило ее такой горечью, что она не находила выхода: еда уже чрезмерно соленая, воздух тяжелый, а это место испытывает их терпение. Она прижимается поближе, и шепчет:
- Неужели ты не можешь помочь мне?
Ее слезы затекают за воротник, щекоча кожу. Она спохватывается в ту же секунду:
- Нет, ты не можешь, ты по-прежнему не можешь! Почему нет?
Она словно бредит наяву. Смотрит на них, но не видит. Керастес все еще была где-то там, по ту сторону, хотя ее физическое тело выглядело вполне здоровым. Доводилось ли им хоть когда-то видеть эту беспомощную, жалкую сторону? Лить слезы - все, что получалось. Из остального ничего не вышло.
"Ничего не получится" - сказала Она.
- Я никогда не видела старых фэйри. - рыдая, произносит Буревестная, как будто это должно все прояснить. Но озвучивание этого факта доставляет еще больше боли, и она просто глухо мычит, замолкает. - Няня, что они сделали с нами, что...
Смысла никакого, все происходящее можно назвать не иначе, как странным. Старуха замечает, как кривится лицо Карбьера от этой невкусной пищи. Она одними губами проговаривает: "Ешь". Каждое яство на столе имело прекрасный аромат, но сколь он был прекрасен, столь отвратителен их вкус.
Бабка произносит следующие слова, не открывая рта. Точнее, открывая его только для еды. Ее голос достигает их, как колокольный звон отдаваясь в голове силой этого дара. А глаза, кажется, снова пылают синими огнями.
"Это - плата, и она скоро минует ее. Плата создана в назидание, чтобы живое не лезло в дела мертвых. По этой причине мертвый не может переступить порог этого места, а живой - покинуть его, не заплатив. Этот обряд - наша плата, он поможет ей взять себя в руки... однако, мне тревожно. То место, куда идет это дитя сейчас - последнее пристанище фэйри, их последний оплот, даже вопреки тому, что в мою бытность были мы врагами. Идет с готовностью лишить их той малой жизни, что осталась, ради того, что мертво. Тот город ныне - лишь мертвое пепелище, а ее присутствие в нем - это неизбежная жертва, которую дитя должно заплатить за то, что никогда не приведет ни вас, ни ее к цели. Все завершится большим разочарованием и большой потерей, если этому дитю доведется дойти до цели - видят Боги, осталось совсем недолго." - старуха прикрывает глаза, ей тяжело дается подобное. Наверное, чувствуется, как предательство, с учетом того, с каким уважением здесь относились к архаас. - "Ей нужно забыть. Забыть, и научиться жить в новом, текущем мире, а не трагедиями прошлого, которые не дают ей ни времени для чувств, ни покоя. Помогите этому дитю не вспомнить о нас, ибо искомое ею ни к чему не приведет. Не все решения, принятые нами из упрямства или доброй воли, приводят к добру. Наше время минуло, нужно искать что-то свое. Она больше никому не должна, у нее нет долгов пред нами... и мы не держим зла, мы хотим только отпустить."
Когда голос смолкает, всего одно мгновение, и больше нет никакой старухи за столом, и Керастес тоже нет. Голоса за пределами палатки смолкают, подобно далекому гласу призраков, но стол по-прежнему полон. Они одарили гостеприимством, помогли, уберегли, что бы это ни было.
И это, сказанное старухой - их желание.
Поделиться3611.05.2021 23:20
- я хоронил, меня копали
- Сообщений: 2206
- Уважение: +1410
Это абсурд, вранье: череп, скелет, коса. "Смерть придет, у нее будут твои глаза".
Карбьер сидит тихо, не в силах пошевелиться, и исподлобья смотрит на Керастес с Аунаром. Вопреки всему, его душа неспокойна, мечется, запертая в теле мертвеца, и никак не может найти причину своего беспокойства. Подойти и обнять сестру хотелось неимоверно, но помня, как себя вела Буревестная в прошлый раз, вампир предпочёл не злить её лишний раз. Во время своей лихорадки она не узнала его, так почему должна была узнать сейчас?
Горечь и соль обжигают язык, заставляют давиться пищей и кровью, которая немилосердно сочится из дёсен, рвётся из горла и носа. Но Карбьер продолжает трапезу, украдкой утирая рукавом рубахи алые пятна на губах. Быть живым для него во многом хуже, чем быть мертвым.
От тихих всхлипов Керастес лучше никак не становится - опустив голову, вампир старается не смотреть на то, как тело её содрогается от рыданий. Каждый переживал "возвращение" по своему, но Карбьер не мог сказать, что в свое время чувствовал себя многим лучше сестры. Холод, опустошенность, непонимание - вот все, что преследует тебя первое время. Это знакомо и чуждо одновременно, оказать помощь было просто невозможно. Не с эмоциональной стороны этого вопроса.
Не сможешь пережить сам - навсегда останешься на грани между жизнью и смертью, ни свой, ни чужой.
Слова старухи есть констатация простой истины, давно известной Карбьеру, но он молчит и слушает очень внимательно, желая выцепить что-то важное для себя. Она говорит, что Керастес нужно забыть, хотя сама понимает, что это невозможно. Не сейчас. Не сейчас, когда было пройден путь в тысячу лет. Остановиться и забыть значило предать свои идеалы и свое прошлое, разве не так. Вампир скорбно вздыхает: как бы не желал он согласиться с старухой, вычитать намерения Керастес из этого уравнения было нельзя. Что было их слово против её цели? Пыль. Ничто.
Хочет ли она верить, что никому не должна? Может ли она отпустить прошлое, если искренне верит, что с настоящим её не связывает абсолютно ничего?
Всё стихает в один миг, как по щелчку пальцев. Сон был развеян.
Осторожно поднявшись из-за стола, Карбьер окидывает Аунара прежним задумчивым взглядом.
- Нам пора - В тихом голосе сквозит твёрдая уверенность - Гостеприимством злоупотреблять никак нельзя.
Он выходит из палатки первым, не оглядываясь.
Поделиться3712.05.2021 13:23
- Мастер некромантии
- Сообщений: 434
- Уважение: +296
Мрачный тип, ищущий свое место в этом чертовом мире, где небо так и норовит свалиться на голову.
Он продолжает есть согласно навязанному обряду, но еда, казавшаяся было такой приятной и такой изысканной поначалу, теперь вдруг становится мерзкой и невкусной даже для изрядно проголодавшегося темного эльфа, а вино сейчас скорее похоже на подкрашенные жидкие помои, и это несмотря на весь свой кажущийся привлекательный вид. Но, Аунару уже все равно, ведь главное, что он нашел Керастес, нашел свою жену, хотя и она была явно не в себе. Мужчина прижимает ее к себе, шепчет слова утешения и успокаивающе поглаживая по голове свободной рукой, а другой продолжая добросовестно запихиваться невкусной едой и запивать ее мерзким вином, не чувствуя ни сытости, ни опьянения. Очередная чертовщина, да и только.
– Слишком уж просто, слишком уж хорошо, чтобы вот так все закончилось, – с негодованием говорит, нет, скорее выплевывает слова некромант, когда все снова исчезло, оставив их с вампиром в пустой, безлюдной теперь палатке. – Но спасибо вам, спасибо за все.
Он выходит из палатки следом за Карбьером, соглашаясь с его словами о том, что задерживаться здесь не следует, но уже тихо зверея от всех этих наваждений. Так и умом недолго тронуться, запутавшись образах и потеряв связь с реальностью, особенно когда они такие живые, такие настоящие. Вот почему он никогда не любил вмешательство в разум, хотя и предполагал, что это все было не внушенной им с другом иллюзией, скорее уж иллюзии попросту строились вокруг них. Интересно, что их ждало теперь на выходе из большой палатки?
Отредактировано Аунар Баэвиир (12.05.2021 13:36)
Поделиться3812.05.2021 13:36
- мама-утка
- Сообщений: 4225
- Уважение: +1075
Своенравная дочь, коварная кокетка и талантливая художница, которую никто не запомнит.
Вы покидаете палатку. Чувствуете, как мороз обжигает щеки не хуже пощечин... И открываете глаза, но теперь - где-то далеко, оставляя позади и ритуалы, и чан, и их странную магию.
Они остаются в прошлом, в мертвом и забытом. Отпускают вас спокойно и дружелюбно: вы чувствуете их теплые руки, они простили.
