леса Эф'Ша'Тэхии | вечер "Минуло четыре дня неизвестности, что дальше? Ждать или идти? Смириться или рыть землю в попытках отрицать? |
❝Знаешь, потеря головы — это очень серьезная потеря!❞
Закрутить колесо Аркан?
нет
Кристиан заставил себя еще раз заглянуть в лицо девочке. Ее бледные глаза казались бездонными; было трудно разобрать, где кончаются радужные оболочки и начинаются белки, они как бы перетекали друг в друга. Кристиан уловил кислый коричневый запах смерти. От крысы. Слабый запах засохшей крови.
Кристиан уловил кислый коричневый запах смерти. От крысы. Слабый запах засохшей крови.
Арканум. Тени Луны |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Арканум. Тени Луны » Архив у озера » Сокровищница » [22 Буран 1059] Occasio aegre offertur, facile amittitur
леса Эф'Ша'Тэхии | вечер "Минуло четыре дня неизвестности, что дальше? Ждать или идти? Смириться или рыть землю в попытках отрицать? |
❝Знаешь, потеря головы — это очень серьезная потеря!❞
Закрутить колесо Аркан?
нет
Среди скал четыре дня тому назад произошла настоящая бойня: сначала эльфы гнались за ними, а после - боролись между собой за право преследования. Это здорово отвлекло их внимание от цели, но длилось это недолго. Договорившись, они снова пустились по горячим следам, обшаривая каждый клочок земли. У них получилось выбраться к обрыву только ближе к ночи, но от Керастес там - лишь небольшое, здорово размытое кровавое пятно, которое узнает Орфей среди прочих. Вид его был таков, будто она неплохо приложилась при падении на скалы, а затем упала в реку. Крови не много, но скорее потому что она не двигалась отсюда и ее не нашли преследователи: течение поглотило остальное, холодная вода отрезала все запахи и оставалось только одно - дожидаться удобного момента и следовать за бурным потоком.
Правда "удобный" - понятие растяжимое для гор, кишащих алчущими богатства головорезами. Каждый день они упорно возвращаются к реке и проходят всего в нескольких метрах рядом с укрывшим их гротом, находящимся на стыке скал и полу заполненном водой. Провести в таких условиях много времени невозможно, особенно с учетом того, что грифоньего свистка не было и только близость знакомых лиц удерживала Орфея рядом с ними.
Холод был не столь суровым, как на Галатее, но пронизывающим ввиду высокой влажности. Погода, вопреки настроениям беглецов, выдалась ясной, поразительно ясной, в то время как малейшая буря, хотя бы неестественный ветерок могли подарить надежду. Но ничего не происходило. Пришлось покинуть старое место и переместиться ниже вдоль реки, скрываясь в густом хвойном лесу. Даже в дневное время здесь было темно, словно ночью. А ночами... никто не видел их, но каждый знал: это место кишит монстрами. Они то и дело бросают клич своим товарищам вдалеке, но почему-то ни разу не заинтересовались ими. Охотников было достаточно, чтобы поддерживать сытость?
Даже огонь и запах пищи ни одного не привлекают. И откуда начинать поиск?
Четыре дня. В обычных условиях эти крупицы времени пролетели бы, как одно мгновение. Сменились бы декорации, был бы пройдет не один десяток километров пути, но событие, произошедшее четыре дня назад, оборвало привычный ход вещей.
Все четыре дня Карбьер проводит в странном состоянии прострации. Неверия. Отрицания. До сих пор перед глазами вампира стоит ужасающая сцена: сестра на самом краю пропасти – одно, буквально одно мгновение – её больше нет. «Нет в зоне видимости» - даже в мыслях резко одергивает он себя, игнорируя всякую возможность того, что его названная сестра могла погибнуть такой бесславной смертью. Нет, просто невозможно. Кровавое пятно на берегу – лишь доказательство того, что она где-то рядом, надо лишь найти.
Бесконечное чувство вины не дает заглянуть другу в глаза. Всё это время Карбьер смотрит куда угодно, но не на Аунара, ведь уверенности голоса, которым он произносит слова о том, что их подруга жива, полностью противоречит потерянность его взгляда.
- В этот раз мы точно её найдем – Шепчет он, спускаясь к реке. Знакомый маршрут, они проходят его вместе не раз, и не два, но каждый из них ничем не оканчивается. Только запах крови с каждым днем становился все более и более слабым, совсем скоро вода смоет его окончательно.
Силы обоих на исходе, но пока они не надут хотя бы новый след Керастес, никто никуда не уйдет. Карбьер делает глубокий вдох, собираясь с силами.
- Аунар – Говорить тяжело, горло будто бы сжимает болезненный спазм – Ты ведь некромант, правильно? Ты знаешь поисковые заклинания и… Давай попробуем? Давай ты попробуешь найти её... своими методами? Хотя бы для того, чтобы это никуда нас не привело. Ради всего святого, никуда…
Чем больше времени потеряно, тем больше вероятность того, что опасения вампира, которые он так и не решается произнести вслух, найдут себе подтверждение в лице безжизненного тела Керастес.
На протяжении этих мучительно долгих четырех дней темный эльф был невероятно скуп на слова, едва прикасался к скудной пище, постоянно напряженно размышляя и ища мельчайшие, незначительные, казалось бы, детали, которые могли бы подсказать, где именно искать или хотя бы в каком направлении двигаться. Но нет, следопыт из него был никудышный, это приходилось признать. На слова Карбьера он медленно кивнул, явно уже обдумывая нечто подобное, вот только поиск при помощи некромантии был крайне сложен, и для начала он требовал свежий труп, причем крайне желательно, чтобы сам некромант умертвил живое существо. Труп требовался не абы какой, а двуногого разумного существа, благо такие тут водились в изобилии, хотя и разумом все же не отличались.
Аунар оставляет все лишнее на попечение вампира, уходя в лес налегке, вооруженный лишь своим верным клинком, и спустя где-то часа полтора возвращается, таща на себе совсем свежий, еще даже теплый труп темного эльфа с зияющей колотой раной на груди в районе сердца. Мужчина опускает свою жуткую ношу подле вампира и устало вздыхает.
– Очередной охотник, молодой и ретивый, но глупый. Тебе подкрепиться надо как следует, так что угостись хорошенько, пока я буду готовить ритуал. Кровь мне не понадобится.
Оставляя кошмарное угощение для друга, Аунар чертит на расчищенном участке земли правильный круг, разделяя его на сектора и заполняя сложными письменами, символами и знаками. Заклинание было довольно сложное, поэтому необходимо было подойти к его подготовке со всей тщательностью, исключая все, даже маловероятные возможности неудачи, ведь времени у них совсем не оставалось, следовательно, и права на ошибку тоже не было.
Закончив со знаками, Аунар вернулся к трупу и, подтащив его к начерченному кругу, уложил тело охотника за головами лицом вниз, подводя к голове ровную черту, идущую из центра круга, затем вонзая в спину покойника меч, пригвождая его к земле. Поначалу ничего не происходило, но потом труп вдруг резко дернулся, заскреб землю руками и начал извиваться как насекомое, которое жестоко пригвоздили булавкой к картонке, словно бы в отчаянных попытках освободиться. Такая борьба длилась добрых минут десять, по истечению которых труп медленно истлел, превращаясь в сизый пепел, из которого восстала белесая тень с мерцающими глазами, не мигая уставившись на некроманта. Аунар дал духу четкий телепатический приказ, указывая, кого надо искать и снабдив его на всякий случай двумя образами: темной эльфийки и темнокожей женщины, ведь Керастес могла быть как в том, так уже и в другом облике. Дух дернулся и исчез, направляясь на поиски.
– Дух-шпион отыщет ее, где бы она ни была и даст мне знать.
Дух исчезает, просто растворяется в воздухе и кажется, будто ничего не произойдет. Его нет бесконечно долго, волк не единожды оповещает их воем о ходе охоты... и ничего. Эта ночь, пятая ночь, должна принести хоть какие-нибудь плоды, не спроста ведь они скрывались, копя силы?
Любой ответ - это хоть что-то взамен гнетущей неизвестности. Им остается развести костер чтобы Аунар мог согреться, а потом сменить место спустя два часа, оставив тлеющие угли преследователям. В лесу они разбились на группы, что значительно упростило сражение как таковое. Но отнюдь не избавило от проблемы. Если пойти за духом, предположить благоприятный исход, не приведут ли они в укрытие смерть?
Дух возвращается спустя долгое время, он выглядит встревоженным, вопреки пройденному порогу смерти.
Видение, которое он демонстрирует, ничего общего не имеет с целью поиска: где-то в лесной чаще, фигура в черном плаще, ни капли не похожая на Керастес, играет на флейте. Музыка эта практически беззвучная, как шелест листьев, но она и не берет за цель развлекать толпу - на эту музыку вместо всех "гостей" леса идут монстры. Их огромные, темные образы на фоне освещенного луной леса быстро равняются с землей усилиями засевших среди ветвей лучников. Охота окончена, но эти создания, все скрытые плащами и шкурами, не оставляют монстров, а поднимают их и тащат на себе куда-то дальше.
И дух следует за ними. Они входят в гору через пещеру и выходят по другую сторону, встречаемые деревней.
Дух приближается к реке... не той ли, что находилась рядом с ними? Рядом - озеро, из которого поднимается пар, там происходит что-то странное, но подойти дух не успевает: дорогу ему преграждает фигура с флейтой. На камнях у озера - много крови, кто-то сильно пострадал. И звук... что это был за ужасающий звук! Взгляд становится чернотой, все внутри замирает и холодеет, как будто чужая, более сильная сущность пытается поглотить его.
Он чудом уходит, но больше туда не вернется: даже воля мертвеца противится этому.
Кому, ради всех богов, могут понадобиться тела чудовищ? Они определенно ядовиты для любого человека, джинна или эльфа.
Сталкиваясь с некромантией прежде, Карбьер, однако, имел весьма смутное представление о тонкостях этого ремесла – в свое время это казалось ему не более чем баловством, и в подробности он не вдавался. Зато Аунар был мастером своего дела и о всех аспектах был осведомлен. Никто из двоих не испытывает жалости к мальчишке-охотнику, потому как оба были вымотаны и готовы действовать радикально.
Вампир молча качает головой, лишая себя удовольствия испить из мертвеца, чья кровь ныне была ядом. Да и в отличие от Аунара, который едва притрагивался к еде всё это время, Карбьер даром времени не терял, давая себе вольную. В ближайшей деревеньке вот-вот начнут судачить о том, что в окрестностях завелся кровопийца, но уж к тому моменту он планирует отбыть с материка. Кажется, последний раз он так напивался только в Рон-дю-Буше. Зато гнетущее чувство голода, не отпускавшее его в подземье, наконец исчезло, уступая место притоку сил.
Некромант исполняет свой жестокий ритуал – Карбьер старается не смотреть на сие действо, погруженный в свои собственные мысли. Все происходило так резко, так спонтанно, что невозможно было предугадать, чем обернется каждая новая минута, проведенная в этом треклятом лесу. Охотники, головорезы, монстры – их присутствие никак не способствовало общему спокойствию. Дурная это все же была затея, сунуться в земли Эф’Ша’Тэхии, и даже тысяча золотых слитков вряд ли могла окупить все риски и потери.
Время ожидания тянется мучительно медленно, заставляя вампира откровенно нервничать. Близость охотников тоже не радует, как и впервые не радует близость ночи. Ночь – время хищников. Время чудовищ.
Но, в конце концов, дух возвращается, и вид его ни о чем хорошем не говорит. Право, мало что может взволновать безвольного мертвеца. Он показывает Аунару видение, которое не доступно Карбьеру – вампиру остается довольствоваться только коротким словесным описанием того, что увидел дух.
- Не совсем то, что мы ожидали узнать – Констатирует Карбьер, устремляя задумчивый взгляд вдоль русла реки – Но иных зацепок у нас нет. Дух ведь был призван найти Керастес? Одной луне известно, как её туда занесло, и я бы не стал соваться в логово чудовищ, не имея на руках чего-то большего, чем смутное видение.
Он вздыхает, понимая, что на большее рассчитывать им и не стоило. Выбор, как всегда, крайне скуден.
– У меня есть серьезные основания думать, что Керастес там и что именно она чуть не поглотила моего шпиона. Ты ведь помнишь тот храм, где мы оба видели истинное ее обличье? То, что мне явил дух-шпион было очень на это похоже. Ну а чудища там либо охраняют ее, пока она не восстановится окончательно, либо идут в пищу. Может так статься, что и то, и другое. Правда, есть шанс, что Керастес после всего этого слегка не в себе, однако я все равно проверю.
Аунар был полон твердой решимости и уверенности в правоте своих догадок, ведь он видел то, что видели глаза посланного им духа, ныне бесполезного и потому сгинувшего, как только он передал всю информацию темному заклинателю. Некромант прекрасно знал, куда идти, и это было не так далеко, как могло бы показаться, ведь бесплотный ищущий дух самым добросовестным образом обшарил все окрестности и даже путешествовал под землей, ибо ему уже не мешала бренная плоть. Двигаться, впрочем, надо было крайне осторожно и осмотрительно, ведь несмотря на всю их скрытность и на регулярные убийства посланных на их поиски охотников преследователей меньше не становилось – казалось, что им числа нет.
Наверняка другие преследователи скоро обнаружат странности у того необычного озера, если уже не обнаружили, и даже попробуют проверить, хотя темный эльф знал, что охотящиеся за ними достаточно осторожны и осмотрительны, чтобы не лезть на рожон без нужды, и ими не было смысла рисковать, разве что они могут заключить временный союз и объединить усилия, вот только это явно того не стоило. Было бы настоящим безумием предположить, что объект их поисков окажется в столь опасном месте, следовательно, их с Карбьером путь лежит именно туда. Аунар не уговаривал друга пойти следом, но знал, что благородный вампир не останется тут сидеть и ждать добрых вестей, терзаемый угрызениями совести.
Даже если до этого Карбьера посещали самые разные сны, в том числе и странные, посвященные месту, которого он никогда не знал, на этот раз ответом всего сущего было молчание. Природа продолжала жить, как ни в чем ни бывало, сны то тревожили, то успокаивали... и ничего не изменилось. Миру было абсолютно все равно, станет кем-то больше или меньше, они ни на что не могли повлиять, а ничто - помочь им.
Проникнуться ядовитой ненавистью, которая в минуты ярости овладевала Керастес, оказывалось куда проще. А если умножить число потерь? И число лет?
Путь, казавшийся таким близким, оказывается чертовски долгим. Им приходится избегать близости открытого пространства реки: слишком уж много лагерей вокруг. Оставалось петлять по непротоптанному снегу, ища следы преследователей, запутывая собственные и промерзая до костей. Поразительно, но в этом лесу было не так много условий для хорошей охоты. Эльфы не хотели подключать слишком много наемников к делам, которые могли заинтересовать их руководство: верить на этой земле нельзя никому, кроме себя.
Несколько раз им приходится совершить большой круг чтобы избежать встречи, но к исходу второго часа ходьбы они приближаются к скалам. Отсюда - рукой подать до места, и они значительно ускоряются на пути к нему.
Но то, что ожидает в конце, впечатляет: никакого прохода в скале нет. И в скале рядом, хотя деревья расположены похожим с видением духа образом. Вот здесь неизвестные уничтожили монстров, но не было ни крови, ни следов, а ведь такую тушу унести - то еще занятие. Могло ли быть, что все увиденное духом... было таким же призрачным и духовным?
Подумать об этом никто из них не успевает: в спины обоих мужчин упирается острие копья. Они окружены.
- Стоять и не двигаться. - произносит голос на эльфийском, хотя этот язык ему дается не без изрядного акцента. - Это священная земля, принадлежащая Шаару, что забыли здесь?
- Не помню, чтобы раньше за нею следом ходила толпа чудовищ – Карбьер устало проводит рукой по лицу: догадки, которые они строили с Аунаром были одна страннее другой – В любом случае, этот вариант нравится мне более прочих. По крайней мере, это дает слабую надежду на то, что она в безопасности. И… ха, слегка! Это ты ловко выразился. Если все, что ты видел – не бредовая иллюзия, то Керастес может нас и не узнать.
Слегка поведя плечами, будто от холода, вампир тушит зажженный ранее костер, чтобы дым его не привлек лишнего внимания. Найти следы у разбитого лагеря для охотников не составит труда, но это вовсе не значит, что стоило облегчить им задачу. Разумеется, оставаться на месте Карбьер не собирался – это был бы поступок по меньшей мере подлый по отношению к своим друзьям. Их объединила одна цель, и отступать от неё, пройдя половину пути?.. Нет уж, до тех пор, пока они не отыщут Керастес, живой или мертвой, леса Эф’Ша’Тэхии им не покинуть.
Плутать приходится долго: даже самые сомнительные ориентиры терялись в снеге и темноте, а близость охотничьих лагерей не делала ситуацию лучше. Имея возможность двигаться чуть свободнее, не утопая в снегу и не оставляя следов, Карбьер помогает Аунару отыскать уже проторенные тропы, пытается отыскать окольные пути, но каждый раз не отходит слишком далеко. Могучим скалам не затеряться на фоне даже самого черного неба, и, спустя долгие часы ходьбы, отыскать их оказывается не так трудно.
Только ожидания их обмануты – картина, что представлялась Аунаром в его видении, явно противоречит реальности. Карбьер рассеяно касается пальцами холодного и безразличного к их удивлению камня.
- Ты уверен, что это… - Договорить не успевает – упершееся в спину острие копья не способствует тому, чтобы вести беседы о насущном.
Странное дело, подкрались так, что два довольно чутких к любому шороху мужчины не заметили.
Вампир понимает эльфийский язык примерно на том же уровне, на коем с ними говорил голос, судя по всему, последователя Шаара. Брезгливо покривившись – богопоклонников он не жаловал – Карбьер осторожно, не оборачиваясь, поднимает руки вверх, демонстрируя свою безоружность и начинает говорить на общем языке.
- Не думаю, что наши цели перекликаются с вашими. Мы… ищем женщину, пропавшую здесь четыре ночи назад. И знаки указали нам путь сюда.
– Может и не узнать, – нехотя согласился темный эльф, будучи вовсе не в восторге от такой перспективы. – А то и вовсе посчитать нас с тобой врагами, хотя меня она узнает уже хотя бы по кольцу. По крайней мерее, в это очень хочется верить.
Подобраться совершенно беззвучно и незаметно к вампиру и некроманту, застать их врасплох – уже одно это заслуживало уважения, однако вместе с тем изрядно озадачивало. Аунар твердо знал, что такое не под силу ни одному из его преследователей, да и говорил голос на местном мелодичном наречии с каким-то гортанным акцентом, которое сам некромант понимал с некоторым трудом. Было понятно, что неизвестные не были заодно с преследователями, но настроены вместе с тем были довольно-таки прохладно. Аунар тоже медленно поднимает руки вверх в универсальном жесте, понятным всем народам и народностям.
– Как сказал мой друг, мы ищем здесь одну женщину, нашу спутницу, и как только мы ее найдем, мы тут же уйдем из этих мест. – Аунар тяжело вздохнул, отвечая уже на эльфийском языке, говоря медленно и внятно. – Я тоже поклоняюсь Шаару и потому прекрасно понимаю всю священность этих земель, хотя и не знал, что ступил на святую землю.
Говорил Аунар чистую правду, потому как не узнать в нем темного эльфа было решительно невозможно, и он действительно не собирался задерживаться в этом мрачном лесу, желая поскорее убраться подальше от возможных преследователей, у которых здесь было весьма значительное преимущество как в знании местности, так и в численности. В том, что преследователи в сговоре с этими неизвестными некромант сильно сомневался, но их положение от этого лучше не становилось – безумные фанатики могут вообще не внять никаким объяснениям, а сражаться с ними представлялось делом весьма нелегким для одного-единственного вампира и усталого некроманта.
Отредактировано Аунар Баэвиир (03.05.2021 18:30)
Не похоже, чтобы они хоть что-то поняли на общем. Фигуры в плащах переглядываются, спине Карбьера достается легкий укол, больше обидный, нежели опасный. Веры ему нет. А вот слова Аунара провоцируют диалог, он знает их язык. Верит в их божество, такое же величественное и далекое, как любое другое.
- Вы привели беду на землю нашего бога, твоего бога. Поклоняться и не знать святыню, богохульство! - восклицает тот, кто заговорил с ними. - Мертвым тут нечего искать, здесь уже был мертвый и мы делать его живой. Забирайтесь и этих всех забирайте, а коли нет, то ух я вас...
Похоже, они даже не так хорошо понимали эльфийский, если вообще понимали вытиеватую речь Аунара. Кажется, сейчас как наляжет на копье... Но ничего не происходит. Другой, голос постарше, прерывает их неожиданных преследователей. Из-за дерева выходит фигурка поменьше, ее копыта ступают по снегу, не оставляя следов, а старушечьи руки, видные из-под плаща, держат отсвечивающую серебром в свете Луны флейту.
- Обожди, говорят же тебе, что ищут. Научись слышать, а не слушать своими ушами, Альте. - говорит старушка, после чего оборачивается к незнакомым для нее личностям, осмелившимся вторгнуться в святая святых. - У нас есть долг, и мы его отдаем. У нас есть обряд, и только кто пройдет, тот может увидеть вход. У нас есть цена, и ее нужно оплатить, если вы не способны пройти обряд. Цену должен заплатить тот, кто мертв: отдавай что-то, что равноценно искомому, или уходи. Обряд должен пройти тот, кто жив, я загадаю одну загадку и ответ на нее - то, что привело вас сюда.
Чем бы ни были эти существа, а ни одно из них не оставляло следов на снегу, хотя было их не меньше десяти. Все молча подчинялись старушке, а значит следовало прислушаться к ее словам... да и какой у них вообще был выбор? Уйти? Вступить в бой? Все выглядело безнадежным на фоне любого развития старушечьего предложения. Загадка из ее уст звучит так:
Она дарит только себя. И принимает лишь от себя. Не желает властвовать ни над кем, и никто не властен над ней - ибо она довольствуется сама собой. Никто не ведает путей её, но если она признает тебя достойным, то будет направлять твой путь.
Тычок в спину – Карбьер скалится и тихо шипит, показывая тем самым, что туземцам лучше соблюдать почтенную дистанцию. Вампир никогда не бывает сыт, и если они не хотят стать его ужином, то лучше бы им убрать свои копья. Всё это начинало изрядно выводить его из себя: усталость и раздражительность скапливались все четыре дня поисков, и любая, даже самая незначительная мелочь вполне могла стать для него последней каплей, той самой соломинкой, что переломила хребет верблюду.
Прищурившись, Карбьер наблюдает за богопоклонниками, что успели их окружить. Кровь закипает в венах, в любую секунду он готов воспользоваться своими способностями, но держится. Им с Аунаром все еще нужна информация, которую не хотят предоставить просто так. Об этом говорит и дух с флейтой в руках – верно, тот самый, какого видел дух.
Вампир раздраженно одергивает полы плаща: все эти тайны и загадки изрядно действуют ему на нервы. Быть может, всё это очередная игра, по итогу которой все они окажутся с носом. Увы, проверить было нельзя.
Зеленые глаза щурятся в ответ на озвученную старушкой цену. Карбьер поджимает губы – что в её понятии было равноценной платой? Неприятный холодок пробежался вдоль позвоночника, а в горле комом встало до боли знакомое чувство горечи и вины. За последние дни оно успело здорово его измотать, и если в мыслях своих старушка и вампир были схожи... то он не так уж и далек от того, чтобы согласиться.
Ведь в произошедшем Карбьер и вправду винил себя.
Он смотрит в глаза друга с молчаливой решимостью – стоит тому отказаться от обряда, и вампир выступит вперед, готовый заплатить цену. Но до тех пор в мыслях Аунара раздается тихий и знакомый голос:
«Уж не о судьбе ли говорит старая карга? Увы, я крайне далек от образности и метафор, чтобы предположить нечто менее тривиальное.»
Быстро же они определили, что Карбьер – вампир. Эти дикари были далеко не так просты, как могло бы показаться, да и потом, они их застали врасплох, причем целой группой, что само по себе было немалым достижением, и при этом не оставив ни единого следа, не произведя ни единого лишнего звука. Все это сильно смахивало на какую-то чертовщину, а Аунар очень не любил, когда ему морочат голову, особенно когда он пребывает в мучительном волнении, беспокоясь за судьбу любимой женщины.
– Не верю я в судьбу, черт возьми, – немного резко отвечает некромант вампиру, если такой способ разговора путем своеобразного обмена мыслями вообще был способен передавать интонации,– но очень похоже на то. Лучшего варианта у меня все равно нет. И еще. Не делай глупостей, дружище. Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы предположить, что ты задумал что-то чрезвычайно благородное, принимая во внимание твою тягу жертвовать собой.
Темный эльф выдерживает некоторую паузу, потом еще раз окидывает взглядом странную старуху с ног до головы, держась при этом хоть и с достоинством, но явно не провоцируя окруживших их, принимая странные правила их игры.
– Мой ответ на вашу загадку – судьба.
Они были явно не в том положении, чтобы торговаться, и потому не следовало задавать лишних вопросов и уж тем более торговаться, хотя Аунару очень не нравились загадочные слова про некую цену, которую должен заплатить вампир. Неужто перед выбором его хотят поставить: либо жена, либо лучший друг? Мужчине внутренне содрогнулся, не желая даже думать о таком. Верно говорят, что иной раз лучше не иметь выбора вовсе, чем вот такой.
Старуха дает им времени подумать, вся эта странная компания затихает: обряды здесь важны, как и у любых культистов. Учение Шаара было весьма неоднозначным и уж точно не давало ответа на поставленную перед друзьями загадку. Что же это? Правильный ответ мог отделять их от искомого, а мог стать лишь задержкой, если эти существа пытаются их запутать. Последователи Шаара верят в магию как первопричину и суть всего сущего, в то, что мир благословлен маной и разумные существа должны осторожно обращаться с нею, если не жаждут повторить судьбу их бога. Но иные утверждают, будто Шаар - это божество магической мощи, воплощение мира магии, недостижимого без его присутствия.
Керастес сказала бы, что весьма тонкая грань отделяла верующего от фанатика. "Важен не Бог, а суть, урок, который мы извлекли из его существование" - говорила она, раз и навсегда объяснив свое непринятие Церкви Девяти. Они могли бы быть лучшими союзниками, каких только стоит пожелать. Но Буревестная даже не воспринимала их за своих. Что сказала бы она об этих созданиях?
Ответ был дан, и старушка слегка склоняет голову, чтобы получше слышать. А потом хмыкает.
- Ответ церковника, а не последователя Шаара. Того, кто смотрит, но не видит. Кто слушает, но не слышит. - она цокает языком по-старушечьи, явно раздосадованная подобным ответом. - Если бы вас сюда привела "Судьба", то у нас для вас - только мертвое тело. Зачем идти за существом, которое не признает судьбы, уповая на нее? Чтобы мешать тому, чему только судьба - повелительница, на ваш взгляд? У вас правильный наставник, но вы - тупые ученики.
Старуха выносит вердикт с поразительным спокойствием, хотя и звучит он довольно грубо. Но это - правда. Сколько раз она подбадривала их словами о том, что ничего не зависит от судьбы? Она поворачивается к Карбьеру, а затем протягивает морщинистую, скрюченную руку.
- Чем ты готов платить за второй шанс? Что у тебя такого важного, кроме твоей судьбы? - будет ли цена - ответом на загадку? Старуха знала больше, чем говорила, но и они не были достойны этого знания, не были к нему готовы. И не удивительно, если все это - лишь проверка в преддверии того, что невозможно объяснить судьбой, к чему она не может быть причастна.
Но если не судьба, то что свело их, что вело их? Что они никак не могли поймать, но при этом оставались живы раз за разом?
Ответ, ожидаемо, оказывается неверным - слишком уж это было бы просто для последователей бога хаоса. Глупые ритуалы, загадки, тайны, за всё это их презирала церковь луны, понятная и доступная, готовая дать ответы на все вопросы тому, кто об этом попросит. Рядом с великими соборами Карбьер провел большую часть своей жизни, и если чему и научил его этот период времени, так это знанию, что с культистами лучше дел не иметь. Даже Керастес, как дочь богини, говорила об этом. Уж не ирония ли?
Шаг за шагом, вампир медленно приближается к старухе и осторожно опускается перед ней на одно колено, так, чтобы лица их оказались на одном уровне. Он пытается заглянуть в чужие глаза, будто бы ответ был спрятан где-то в их потускневшей с ходом времени глубине.
Ледяные руки мертвеца обхватывают морщинистую ладонь… женщины? Духа? Даже в такой опасной близости Карбьер не стал бы утверждать наверняка, кем являлось существо перед ним.
- Не так много вещей у мертвеца, что он может предложить в обмен на чужую жизнь - Начинает он тихо, с легкой усмешкой на губах - Хотя бы потому, что свою собственную жизнь он сберечь не сумел. А там где нет жизни, нет и судьбы. Только… удача и цель. Цель, что заставляет двигаться вперед, дышать и мыслить. И моя цель сейчас - вернуть то, что дорого моему другу. Что дорого мне. Отражение их - луна. Вот моя плата.
Последнее, что хотел некромант, так это заниматься каким-то дурацким разгадыванием странных шарад вместо поисков своей женщины. Аунар и в хорошие-то годы никогда не блистал умением отгадывать заковыристые загадки, а после пяти дней изнурительных поисков и коротких, но интенсивных стычек с треклятыми преследователями, жаждущими его ограбить – так там более, его способности в этом плане приближались к отрицательным значениям, и не было ничего удивительного в том, что он не сумел отгадать правильный ответ. В судьбу и сама Керастес не верила, так что здесь было что-то иное, как уже запоздало понял медленно закипающий темный эльф, которому все труднее было держать себя в руках.
Аунар счел за лучшее предоставить теперь разговоры Карбьеру, который в этом деле был куда лучше его, хотя и некая загадочная цена, которую он должен заплатить, некроманту ой как не нравилась. Замолчал он еще и по той причине, что попросту не хотелось все испортить и наговорить старухе дерзостей, что неминуемо приведет к серьезному столкновению, исход которого для них был бы весьма и весьма сомнителен, учитывая странные способности неизвестных аборигенов. Поэтому-то он и предпочел замолчать, воздерживаясь от глупостей вроде попыток тайно наколдовать себе что-то в помощь, ведь магию эти неизвестные сразу же заметят, по крайней мере та треклятая старуха – уж точно.
- Платить тем, чего у тебя нет - дурная плата. - отвечает Карбьеру старуха, но не отшатывается, когда он садится. Когда вампир поднимает голову, его ждет неожиданное, ошеломляющее открытие: у нее было молодое лицо. И только глаза, пылающие ледяным потусторонним пламенем, выдавали в ней древнее существо. Ее лицо было прекрасно в своей безжизненности, словно кукольное. - Но я ее приму.
Слишком древнее, чтобы его пустой взгляд можно было понять. Достаточно древнее, чтобы при взгляде в эти глаза стыло все внутри. Они похожи, и одновременно отличаются от истинной формы Керастес: если облик Буревестной был задорным духом урожайного лета, окрашенным солнечным теплом, то это создание описать было не иначе, кроме как морозной стужей.
Второе, что чувствует Карбьер - укол в ладонь. Он инстинктивно одергивает руку, опускает взгляд... а никого вокруг уже нет. И только голос старухи, словно голос самой горы, говорит: - Мы пропустим вас, слепых глупцов, ценой луны мертвеца, и встретим по ту сторону. У̯̹̹̲͇д͓̭а̥ч͇͙̝̻а͇͕ ͇̻ͅб̝̯̼͓ͅы̺̙̩͖̜̹̳л͓̠а̮̙̰͔ ͍͍̬т̲͖ем̦, ̻͚ч͈̭̤̼т̮͉͙̗̗̥о п̱̭̗͔̯͕͈р͉̥̞̣̞̗͉и̜͖ве͕̱̫̭̦л̟͖̝̠ͅо̝̠̖ ̪͔̝̙̰̺в͎̟̝ас̥̺̠̗ ̦͎̻̼̭̭с̝̲̱̖͍ю̺̦̞д̣а.̠ ̳̝Уд̘̬͚̮̯͓̖а͈̪̝͇̪̲̘ч͕̙͈̖͈̹̮а͍̙͍̹ ̣̤͎̠̞̭̲б̭ы̗ла̱ ͉̪̥̯̜̖͈т̟̲̼̱̦ͅе̭͇͓͙̩ͅм͈͓̣͔,͙͔͓͇̦ ͕͎̹̘̠̩̺ч͉̙̮͍̬т͎̖̘͓о͖̮͙̬̙ ͕̳̗̻п̪̮̬р͔̝̱̹͙̻͖и̖̣̝̗̺̙в͎̹̠̱̼̪е̣̩͚͈͉̹ло̪̦͕ ̺сю̖̺д̙͓̰͎̖͙̜а̳̜̻̣̰͉ ̣̖̭е͇̥͓͉̜͉͙е.̰̬̬͇ ̭̮У̺̩̬̠͎д͎͈а̮̭̩͈͔ч̣͕͚̻͚ͅа̼̦̥̙̟ ͚͓͈͍̪̭̦б̟ы̪̤̣̪̠̪͓л͖̗̥̱а̭̞̯ ͖̰̩̘̯̳̬т̟е̜̲͚м̟,̲͈͕̱̘̗ что ͖̫п̼͎о͕̼͓̲͙м̰͈̺̲͔̩̘е͍͕̤̖̻ш͓ал̜о с͓͇у̗̮д̳̖ͅьбе͕̘̱̦̻̞ ͉̜̦̗з̯͍̗̣͎̥̠а͓б̯ра̰̙͙т̯ь̦̲ ̳͓̹̪̠м̜͉е̯р͍т͇̺̳̰͙в̼͕͓еца̰͈̹͓̖̟.̲̝̺͕
Это слово, "удача", уже не произносит никто, но оно эхом отдается в горах. А значит преследователи вот-вот настигнут их.
Тонкая струйка крови стекает с ладони Карбьера на снег, в руке у него - небольшой осколок прозрачного синего стекла. А на том месте, где должен быть проход, по-прежнему нет ничего... кроме едва заметных иероглифов, подсвеченных синим. Этот язык был известен только Керастес, похожие символы заполняли все ее записные книжки.
Обидный провал приносит Карбьеру острый кусочек синего стекла.
Оно холодит руку, как сделка с самой Смертью. Оно искажает восприятие и удачу. Луна, которую ты видишь отныне - налита кровью, а ее свет кажется проклятием, принося -1 к броскам на удачу в ночное время.
Укол в ладонь подобен резкому хлопку, каким будят ото сна. Карбьер резко распахивает глаза, отшатывается, сжимая кулак - сквозь пальцы сочится темно-алая кровь, оставляя черные пятна на снегу. На некоторое время все вокруг замирает, будто замурованное в лед, не слышно ничего, кроме завывания ветра где-то в вышине.
Удача.
Вампир с тихим рыком стискивает зубы, дышит тяжело, через раз. Удача! Какая злая насмешка в сторону того, кто впал в немилость госпожи-удачи очень, очень давно. Отмерев, Карбьер отступает на шаг назад, едва не оступившись, прячет лицо в ладони, той, что не обхватывала окровавленный ныне кусочек стекла, и смеется. Смех его горек.
Сестрица будет недовольна таким обменом.
Успокоившись, он прячет кусок стекла в нагрудный карман - свидетельство договора принято хранить очень бережно - а после оборачивается к Аунару. На бледном лице нет ни одной эмоции: Карбьер знал, на что шел, и ни о чем жалеть не собирался. Цена была уплачена, а это значит, что они могут двигаться дальше.
- Кажется, нам нужно поторопиться - Говорит он с небольшой задержкой, как если бы тщательно подбирал слова у себя в голове. Голос вампира слышится тихим и бесцветным - Ты ведь держал сумку Керастес при себе? Посмотрим, вдруг, нам удастся что-нибудь узнать из этих иероглифов.
Карбьер с сомнением покосился на неизвестные ему письмена и проводит по ним пальцами. Кажется, рано он убрал тот осколок. Возможно, если поднести его ближе...
Хотелось проворчать что-то оскорбительное или хотя бы витиевато выругаться, пусть даже вполголоса, но Аунар прекрасно знал, что делать так не следует не только из соображений безопасности и успеха их дальнейшего поиска, но и попросту потому, что грубить пусть даже такой странной женщине было бы крайне невежливо. Все же она им помогла, пусть и по-своему. Никто не виноват в том, что они оказались недостаточно ловкими, недостаточно быстрыми и недоглядели Керастес – никто, кроме них самих.
– Удача, значит? – Усталый, злой, изможденный некромант обращается в пустоту, скорее бормоча себе под нос, нежели задает вопрос, на который ему уже не получить ответа. – Достаточно злая ирония, если так посмотреть. С другой стороны, есть в этом что-то, стоит признать.
Ободряюще похлопав друга по плечу, который какое-то время вел себя достаточно странно, Аунар кивнул, принявшись рыться в сумке и вскоре вместе с Карбьером изучая странные знаки, которые до странного походили на имевшиеся на скале, силясь понять хоть что-то, но все потуги были тщетны. Неизвестный мертвый язык встал очередной преградой перед ними, ведь наверняка на скале была написана очередная загадка или слово-ключ, открывающее невидимую дверь.
– Никогда не видел ничего подобного до встречи с женой, – признает наконец Аунар, с видимой неохотой и все нарастающим волнением, – может, нам поможет врученный тебе сувенир? Кажется, на нем тоже были похожие знаки.
Мужчина вдруг подумал, что полученный вампиром кусок полупрозрачного стекла имел какой-то смысл помимо ритуального, поэтому просит его у друга на время, предварительно смазав его кровью вампира и затем внимательно его изучая, а после аккуратно прикладывая к скале. К сожалению, это никакого эффекта не произвело, отвесная скала так и оставалась оставалась нерушимой и неподвижной, и нигде поблизости не открылось тайного прохода, сколько бы некромант ни прикладывал стекло в разных частях скалы. Неприязненно, раздраженно хмыкнув, он уже хотел было вернуть стекло Карбьеру, но решил попытать удачу еще раз, отойдя на пару шагов от испещренной знаками скалы и глядя на нее уже через острый осколок синего стекла, хотя и понимая всю нелепость таких действий. Ну вот что он хотел там увидеть, спрашивается?
Кровь со стекла стекает на камень, окрашивая символы уже не синим бледным пламенем, а краснотой, проникая в высеченные грубо иероглифы. Читать их становится сложнее, а отмыть... разве что попытаться снегом и потратить еще больше времени? Аунар прикладывает осколок к камню еще раз, но в нем нет никакого пространства для подобного "ключа". И когда эльф отходит от скалы, уже не надеясь получить результат поднимает острый осколок к глазу - иероглифы вдруг становятся обычными, привычными ему буквами эльфийского языка, они алеют на скале багровым огнем.
С̪͓̬͔̭о͎̩̮͙л̼̺̪̹̪̯̀ͅн͍̰̹̠͖це̨̫̺̮̺̼̫ ̮̩̗̹͝ͅс̛̜̬̘ ̼̼̖̪̯͇з̢̙̖а̙̖͓̜̮͢п̯͟а̬д̺̞̼̗̫͠а,̨͍̟ ̻̳̻͔͝Л̠̬̲у̶̩̦̘н̡̣̮̩̻̫͇а̮́ ̠̪с ͎̥в̻о̪͎͝с͍̝̬̯̜͡т̢͔̠̫о̱̙̞͖̺͟к͈а.̳ ̟͙͡Ж̰̹͕͇̣и͎̫̼̖̰͜в̱̼̩͞о͎͠е̩͉̯ ҉̟̰͖̯͔̮с͏л̭̭͈͔̝ͅе̪̬͔͍̕в͓͕̙͡а̢̠,̜͍̤̖̞ ̘̪̳̫̪̲͔М̗̖̠̙̺е̢̻̗рт͡в̲̞͚̖͕̘͕о̧̫̮͎̩͙̬е̶͕ ͚͓͇̪͎̲̥-̙̣̮ ̡̼͚̖с̸̳п̤͈͜р̰̟͙а͏в̳а̡,̯̠̻͖ ̝̻г̺л҉̮͈̬̝̬яд̞̯͘я ̻в͙̭̰̪ ͚ͅг͚͙̫̳̤̺̰̕ла̦̯̝з̮а͈̬̘̰̦ ̱Л̨у̡̩͕̬̣̣н̭̗̖͖е̤͈̝̰̮.̠̤̭͔̼̹͜ͅ ̛̥̗̠И̺͘ ͉͉͍с̖̞̺̞ͅ ̶̦͙̗̝̞̥п̢̭̞̠р͚о̻̗̗͍̮̮т̴и̝̫̖̩̹͖͢в҉̞о̰̀п͉̫̹͖̺̥̞о̝̥̖̟͓͙͡л̢̝͕̣̭͕͎о͡ж͇̭н̮͉͖̯̱о̼͢й̶̗̻̮̲̫̞̩ ̛͎̹с̶̻̞̹̥т҉̺̮͕͕о҉̯̟̝̻ͅр̖̱̪̗̰͍̺̀о̟̼̳̻̰͇̦н̯̀ы͍̳͍͇͕ у̞̞з͎͔̫̬̰р̢и̯̩̹̤т̺͍̟̹͙̫͉е̶̖̩͉ ̛͕̥̠͓̙̬в̞̱͈͕̲̗̣͞х̶од̜͟.̮̝͕̣
Аунар оказывается гораздо более догадливым, чем его друг - Карбьер тихо цыкает языком, явно недовольный сам собой. Всё происходящее заставляло его сильнее почувствовать собственную беспомощность и глупость перед лицом неизведанного, и это не могло не злить. Вернее, злило лишь поначалу. Сейчас же вся та ярость, что готова была обрушиться на окружающих, медленно и мучительно растекалась по венам вампира, подобно яду отравляя мертвую душу.
Беспомощный. Бесполезный.
- Солнце с запада, луна с востока - Негромко повторяет он, поднимая взгляд на небосклон. Привычная синева ныне была залита багровым светом, и смотреть на неё - невыносимо больно. Карбьер щурится, в попытке привыкнуть к новым, багряно-красным оттенкам, но попытки его проваливаются одна за одной - Аунар, встанешь от меня по левую руку?
Удача, судьба или просто такое вот стечение обстоятельств? Аунар удивленно хмыкнул, с трудом веря, что у него получилось. Получается, что та странная старуха действительно дала им что-то вроде ключа, без которого они никогда бы не нашли вход. Но, все оказалось не так легко и просто – теперь требовалось разгадать еще одну шараду, нет бы нормально написать, как и куда идти.
Аунар кивает, вставая по левую руку от вампира, надеясь, что больше никаких загадок и головоломок не будет, что уже довольно с них. Но, если уж даже они, тщательно ища все эти дни и получив направление только благодаря с трудом полученным знаниям и еще неизвестно толком какой ценой еще не нашли Керастес, то нечего и думать, что ее разыщут преследователи раньше их. Темный эльф как никто другой знал свой народ, знал, что от наиболее беспринципных его представителей можно ожидать любого коварства, любой гнусности и подлости.
– Надеюсь, наши преследователи не сумеют пройти там, где прошли мы и не смогут разгадать эту загадку, – выразил свои мысли некромант. – Это было бы весьма и весьма кстати.
Они становятся спиной к скале, Карбьер - справа, Аунар - слева, и взглядом невольно натыкаются на бледный лик Луны. Лес встречает их тишиной. Луна - молчанием. Не случается ни щелчка, ни малейшего шороха, однако когда друзья оборачиваются - за их спиной оказывается вход в пещеру. Просто такой же вход, как тот, что был показан Аунару духом. И никаких символов рядом, и даже следа крови... как и крови на снегу.
Мир как будто изменился, даже воздух стал каким-то густым. Они входят в пещеру, а когда оборачиваются ко входу - на его месте оказывается тупик. В тоннеле было светло, их встречали: фигуры в темных плащах стояли по обе стороны прохода, держа факелы, перешептываясь на древнем языке. Карбьер узнавал их обличья, такие же ему довелось увидеть в кошмаре не далее, как половину периода тому назад. Это был ужасный сон об ужасной разрухе и войне, к которым он не имел ни малейшего отношения. Но местные жители в их празднество тоже надели черные плащи. Это символ.
Пройдя небольшую пещеру, они выходят к заснеженному плато по ту сторону, оказываясь прямо в деревне. Шатры с натянутой на них оленьей кожей были украшены лентами и нитями, где-то вдалеке пылал огонь, но что-то оставалось не таким, как было до этого... например, снег, мелкие хлопья которого застыли в воздухе. Все вокруг жило, но природа - словно застыла вечным пейзажем на картине умелого художника. Ни скрипа веток, ни свиста ветра, ни света луны не проникало в это место. Жив был только огонь.
Они носили его при себе в фонарях или факелах, разжигали для лучшей видимости, наполняя эту полную тьму светом. Небо казалось пустым.
Озеро, как и демонстрировал дух, было неподалеку, обложенное камнями: от него исходил пар. Вода в нем тоже казалась черной и вязкой, а несколько фигур в плащах подливали в нее такую же темноту. Это все казалось сном. Другим, чужим миром. Но и старуха была здесь - алая нить на плаще и сгорбленная фигура выдавала ее, а копыта твердо стояли на камне.
- Все в мире - загадка, и не умеющий видеть вглубь, понимать суть вещей, никогда не сможет познать его. - обращается она к своим непрошенным гостям. - Ваша подруга мертва. Но ваша удача, что смерть - зыбкое состояние для фэйри, когда знаешь ритуал и имеешь место. Удача, что мы - здесь, и правда, что тратить удачу попусту - себя хоронить, это достойное решение, придержать ее.
В озеро вливается очередное ведро горячей воды. Они подходят ближе.
Вода попадает на камни: Аунар видит, что это - не вода.
Мерзкий аромат крови монстра ударяет в нос, буквально отключая голову в своей повальной отвратительности: Карбьер понимает, что это не озеро, а чан.
- Буду вынужден признать себя полнейшим кретином, если они расправятся с этой загадкой - Вампир вымученно улыбается, прежде чем обернуться.
Проход оказывается открыт, очередная загадка - разгадана. Карбьер с явным недоверием и опаской смотрит на вход в тоннель, медлит, наученный прошлым неприятным опытом. Впереди - таинственная неизвестность, позади - преследователи, мучительное незнание и, как окажется позже, невозможность повернуть назад.
Обстановка в пещере кажется ему смутно знакомой. Нечто подобное он уже ощущал в храме бога магии: воздух здесь был густым, тяжелым и будто бы наэлектризованным. И если тогда это можно было объяснить концентрацией истинной магии, не скованной в рамках артефактов, но и не сносящей все на своем пути подобно магии дикой, то сейчас слов, способных передать новое чувство, подобрать было гораздо сложнее. Дурное предчувствие смешивалось с удушливым запахом металла и соли.
Смутно знакомые фигуры, бывшие некогда гостями его кошмарных снов, стоят вдоль стен и тихо перешептываются. Как бы Карбьер не старался, но рассмотреть их лица у него не выходило - плотные тени от капюшонов хорошо защищали их от чужих взглядов.
Вампир держится ближе к другу. В этом месте нет и намека на блаженное спокойствие, царившее в старом храме. Чем дальше они двигаются, тем более очевидным это становится.
Старуха здесь. Она скрипучим голосом говорит очередное свое напутствие, пафосное и бестолковое, каковым оно кажется обозленному Карбьеру. Та истина, что была непоколебимой для духа, казалась ему не более, чем пустыми словами, теми, что церковники баюкают свою паству день ото дня. И он был с ней несогласен до зубовного скрежета, до немого крика.
Чем она отличалась от тех, кого презирала?
Всплеск поднимает в воздух тошнотворный запах с приторно-сладкими нотками - запах крови чудовищ. Он не бодрит, не вызывает ничего, кроме тошнотворных позывов. Зачем им столько крови? Почему они сливают её сюда?
Ответ на эти вопросы таился где-то на дне импровизированного чана с зловещим содержимым.
Аунар за свои годы вынужденного изгнания немало побродил по белому свету и видел множество чудес, странностей и диковинок, но подобное ему доводилось наблюдать впервые, и едва он вошел в пещеру, как все стало казаться каким-то не таким. Здесь все было очень странным, каким-то сюрреалистичными, и некромант даже засомневался, видит ли он все это наяву, или загадочный древний камень каким-то непостижимым образом одурманил его. Если это действительно так, то почему это подействовало и на Карбьера? Однако, был ли это тот самый Карбьер, или тоже до ужаса реалистичное видение, которое выстраивает правдоподобное поведение его друга, услужливо почерпнутое из глубин его измученного разума – вот в чем вопрос. Даже если и так, то было глупо противиться этому наваждению, уж лучше наоборот, подыграть, ведь он все равно не сможет повлиять на происходящее.
Некромант медленно идет, внимательно разглядывая обстановку и прислушиваясь к ощущениям, чтобы в конечном итоге понять, что именно здесь было не так – время. Время тут текло иначе, нет, оно вовсе остановило свой ход. Темный эльф никогда не сталкивался с чем-то подобным и даже не знал никого, кто мог бы похвастаться таким странным опытом, он лишь читал в одной древней книге о чем-то похожем. Попади они вдвоем с вампиром в область или измерение, где время остановилось или идет иначе, и впору было бы здорово поволноваться, ведь Аунар все из той же книги знал, что есть некие существа, у которых не было названия, но которые можно было бы назвать этакими Чистильщиками. Ужасающие создания, безжалостные, неуязвимые, и не было им числа. Как следовало из названия, они бесстрастно избавлялись от любого, кто дерзнул бы по своей воле вмешаться в ход времени или же попал туда по чистой случайности. Неважно, кто или что это было, но исход был один – неминуемое поглощение упомянутыми Чистильщиками. Откуда же, спрашивается, тогда было вообще известно о таком, если все и вся было обречено? Рассказчик говорил, что порой некоторым особенно удачливым растяпам удавалось сбежать от Чистильщиков, но это была совершенно безумная, невероятная удача. Они-то и поведали о таком страшном опыте, который ни за что не решились бы пережить вновь.
Уже знакомая ему старуха была здесь, и снова была не одна. Странно, что дух-шпион показал ему это место, время в котором замерло – то-то он испугался, хотя мертвых уже ничего, казалось бы, не сможет испугать. Зато теперь можно было не беспокоится, что за ними кто-то последует, ведь это было решительно невозможно. С такой загадкой и величайший из волшебников не сразу справится, чего уж говорить о простых наемниках, пусть даже среди них могли бы быть толковые колдуны.
– Не мертва и не жива, – сдавленно произносит некромант, огромным усилием воли взяв себя в руки и пристально глядя на жуткую старуху. – Кто вы такие и что с ней делаете, в таком случае?
Вопросов у него было куда больше, но Аунар сдержался, понимая, что ответа на все он все равно не получит, поэтому ограничился лишь самыми простыми, самыми важными. Можно было предположить, что ее собираются воскресить, вернуть к жизни, но какую плату потребуют за это? Некромант сильно сомневался, что делается это все по доброй воле, потому что наивно было бы даже думать о таком.
Старушка потирает руки, а после берет трость, которая доселе стояла, прислоненная к камню.
- Что, что, проводим ритуал, как заведено. - вздыхает она, глядя на черную глядь крови - Все фэйри - это воплощения грез, авторы всех снов, которые ныне мы пользуем без всякой опаски. А Кошмары - их естественный враг. И еда. Мы поймали Кошмаров, и погрузили тело в их кровь. Если Луна не пройдет над чаном - остальное зависит от фэйри: чем больше Кошмаров, тем сложнее им противостоять, но у архаас - тысячелетний опыт, а повреждения этого тела таковы, что плотью не обойдешься.
Она окидывает взглядом селение и его обитателей, ни капли не встревоженных приходом чужаков, скорее взволнованных. Иногда из-под капюшонов мелькают их глаза-огни, хвосты с кисточками. Были ли их лица подобием маски из человеческой кожи, как у старухи? Ночь была на исходе, и это давало надежду на спокойное течение ритуала. Но не продлится ли ночь здесь - вечность? Для фэйри целая человеческая жизнь - не срок.
- Мы - то, что осталось, и то, что давно мертво. Какая разница, раз у вашего друга едва ли не скрипит его голова от нежелания слышать? Ни для чего вам сейчас это знание, раз никто не счел нужным что-то говорить. - под "никто" она, безусловно, подразумевала Керастес, чье тело покоилось где-то на дне наполненного кровью чана. - Вы отойдите покамест подальше, а я призову утро. Нечего вам тут глазеть, луной все сглазевать.
Как настоящая ворчащая бабка, она поддает им ускорения ударом трости по ногам, отправляя назад, подальше от ритуала, в то время как сама отправляется выше вдоль скалы и вскоре скрывается во тьме. Фигуры, облаченные в плащи, окружают их, уводя еще глубже в деревню.
Они говорят - но вы не понимаете, их голоса - как тихий шепот духов. Начинает казаться, что под плащом нет абсолютно никакой плоти, но они берут вас за руки, легонько щипают и вы понимаете их простую радость. Вы живые, интересные. Они таких редко щупают. Они хотят поиграть.
Остаются только их голоса и плащи. Сыграть - хорошая идея. Чем еще заниматься?
Поиграть с ними | Ничего не делать |
Впереди - неведомо сколько времени, и его нужно скоротать. Не потратить ли его, чтобы узнать - что перед ними? Керастес никогда не предупреждала вас, что подобного делать нельзя, а значит опасаться нечего. Более того, она признавала их своими, как и они - ее. | Вы не знаете кто они, чего они хотят. Не понимаете их странной речи. Лучше просто провести ночь поодаль от этого места, так и спокойней, и безопасней. Но с другой стороны - разве сделанного ими недостаточно для простой игры? |
Карбьер старается не дышать, полностью абстрагируясь от тошнотворного запаха дурной крови. От него кружится голова и вьется в ней только одна мысль - поскорее покинуть злачное место. Им тут не рады. Их тут не примут.
Если в чане находилась кровь кошмаров, значит ли это, что прошедшие сквозь тайный проход оказались во сне? По крайней мере, все это до ужаса походило на сон, странный, метафоричный сон, очнуться от которого будет самым настоящим спасением. Спасением для Карбьера и Аунара, но не для Керастес. Вампир плотнее сжимает челюсти, выслушивая очередную порцию старческих нравоучений. Про себя он успел уже с десяток раз послать эту старуху туда, откуда не возвращаются, и если ей приспичило залезть в чужую голову, что же, Карбьер готов повторить.
Но в чем-то она оказывается права. Сестра и словом не обмолвилась о том, что её товарищам полагалось знать хотя бы из самых практичных соображений. Но нет. Фэйри, очевидно, слишком любили загадки и недосказанность. Скопившееся за все это время напряжение и злость сходят с Карбьера лавиной тяжелого вздоха. Он устал и будет делать что велено, если это позволит ему вернуть Керастес. Хватит с него бессмысленных пререканий.
Старуха не успевает ударить его по ногам - гораздо раньше Карбьер делает первый шаг в сторону выхода, молча и без ожидаемого “обмена любезностями”. Духи всегда были слишком своевольны, чтобы с ними спорить, даже мысленно. Каждый останется при своем мнении.
Уйти не выходит. Фигуры в плащах окружают их с Аунаром, и вампиру стоит некоторых усилий, чтобы не отдернуть руку от протянутых рук. Эти фигуры тянулись к живому, а живым Карбьер не был уже очень давно. Внимание настораживает, но их интерес не злит.
И всё же, пряча печаль за тенью капюшона, он держится от этих духов стороной. Тепло, которого они ищут, у него нет.
Покосившись на Аунара, он вопросительно изгибает бровь - в этот раз принятие решения остается на его совести.
Аунар хотел было сказать, что надеется на благоприятный исход их странного, нет, чудовищного ритуала, но тут же соображает, что это будет звучать неуместно и даже оскорбительно, удачи им тоже желать не было смысла, поэтому все, что ему остается, так это склонить голову в вежливом, универсальном жесте и отойти подальше, как велит старуха, оказываясь в окружении закутанных в плащи бестелесных фигур, которым полагалось бы быть бесплотными, но нет – они оказались очень даже осязаемыми.
Что это были за существа? Духи когда-то живых и разумных существ, или же какие-то особые, самостоятельные формы разума, облеченные в призрачную плоть. Некромант не может использовать здесь свои темные магические силы чтобы разузнать что-то о них, от чего-то полагая, что его магия только осквернит это место, не говоря уже про опасения негативно повлиять на неведомый ритуал. Все, что сейчас им с Карбьером остается, так это ждать, и это было, безусловно, самым мучительным – вот так стоять и ждать, не в силах ничего предпринять, помочь или ускорить проведение ритуала. Он-то думал, что на суде было тяжело ждать решения, вердикта касательно его участи, но сейчас это все казалось ерундой – сейчас было куда мучительнее, и ведь старуха ничего им не обещала. Вслед за Карбьером вздыхает и он сам, раздраженно и вымученно одновременно.
За неимением лучшего темный эльф решает поиграть в странную игру, навязанную им существами в плащах, от чего-то не испытывая к ним отвращения и решая, что это хоть как-то поможет ему отвлечься, скоротать время, которое здесь было, похоже, весьма субъективным понятием. Языка он не понимал, однако старался демонстрировал сдержанное дружелюбие, пользуясь общими нейтральными жестами. Осторожность вампира была ему понятна, а интерес существ к нему лично наводил на мысль, что они были, вероятно, духами некогда живых, и потому живой среди них был им более приятен, чем высшая нежить в лице Карбьера.
Аунар соглашается сыграть, и фигуры тут же приободряются. А у вас перед глазами все становится странным и размытым. Голова пускается в пляс, остаются только их тихий смех и руки.
Вы пробуждаетесь так же внезапно, прошла секунда? Нет, прошла как будто вечность. Голод вынуждает желудки пристать к спине, дыхание тяжелое, будто вы бежали неведомо куда всю ночь. Деревня здесь, неподалеку, а плато давно освещает солнце и ничего не напоминает об этой странной ночи. Кто-то машет с окраины деревушки и зовет вас на эльфийском... это обычный подросток, такой же как все дети. Ни черного плаща, ни зыбкого голоса. Просто эльфийский ребенок.
- Эй, давайте сюда, еда стынет! Весело поиграли, да только баба говорит семь дней прошло! - кричит он, и горы эхом повторяют его слова, унося их ввысь. Деревушка живет своей жизнью, вот еще группа детей пробежала за спиной мальчишки. Все настолько по-другому, что будто бы и место, и люди не те.
В головах у вас ясно, зато тела ломит неимоверно, а желудки уже извелись и потому замерли камнем в животах. Снег промочил одежду, но кое где уже подтаял, что доказывало слова мальчика - прошло немало времени. И ни единого воспоминания о том, что происходило в этот период.
Нет времени даже моргнуть лишний раз, не то что осознать происходящее. Карбьер теряет сознание, кажется, всего на секунду, не успел даже веки сомкнуть, как картинка перед глазами стала стремительно меняться. Чужой смех больно бьет по вискам и неприятно звенит где-то на периферии сознания, как далекий перезвон бубенцов на лошадиной упряжи.
Чувствует он себя отвратительно, а от голода неприятно сосет под ложечкой. Карбьер морщит лицо, прижимая руку к животу, но спохватывается довольно быстро, быстро метнув взгляд с мальчишки на Аунара, а после - на собственные ладони. Это очередная иллюзия, навеянная игривыми духами?
Голод, от которого болезненным спазмом скручивало желудок, не был похож на то, что чувствовал вампир при недостатке крови. Семь дней слишком большой срок, чтобы он спокойно держался на ногах и не пытался броситься на любое живое существо в радиусе метров эдак десяти. Нет. Чувство это было слишком обыденным, слишком… живым? Глупость.
Карбьер слегка толкнул Аунара локтем.
- Ещё одной глупой загадки я точно не переживу - Говорит он тихо, с нервной усмешкой на губах - Смотри в оба, друг мой.
Голова пуста, как чистый лист: воспоминания о ночи подле чана, полного крови, довольно четкие, но все, что происходило после данного Аунаром согласия на игру, остается для них обоих неразгаданной пока что тайной. Делать нечего, Карбьер, зябко поежившись, ступает следом за эльфийским мальчишкой. Только задумчивость не покидает его лица - чувства его никак не вязались с тем, что обычно испытывают мертвецы.
Вы здесь » Арканум. Тени Луны » Архив у озера » Сокровищница » [22 Буран 1059] Occasio aegre offertur, facile amittitur