Мраморная колонна скрыла за собой женскую фигуру, что была облачена в строгий мужской костюм. Спиной приятно ощущался холод камня - он словно отрезвлял и вносил некую ясность в ком спутанных, беспорядочных, навязчивых мыслей.
Не слишком ли она была нежна и участлива к проблемам леди Вайлет, не слишком ли очевидным выглядело со стороны ее волнение? Может быть, не стоило выставлять себя столь мягкой, ведь этот образ шел вразрез с тем, что видела темноволосая женщина ранее, но что уж теперь, что сделано, то сделано. Кроме того, вряд ли можно было сказать наверняка, чем было обусловлено это сочувствие. Вдруг Ри была слишком приятна персона ее собеседницы, и потому пиромантка стала излишне милой? Или, кто знает, быть может, Тэль и сама была на месте спутницы Талмера и теперь соболезновала ей, оказавшейся в хорошо знакомой Риш ситуации? Было ли понятно, что Иласа Торниоса, к которому, якобы, ушла Тэ, не существовало?
Пожалуй, ей вообще не стоило переживать о том, что подумает Вайлет или что там решат близнецы, ведь это, если и влияло на всю ситуацию, то лишь в незначительной мере.
Двумя большими глотками Риш, не способная сопротивляться возрастающей тревоге, осушила свой стакан и, поморщившись и едва не закашлявшись, глубоко вдохнула. Когда жжение от алкоголя сошло на нет, она прикрыла глаза и прислонилась к мрамору затылком, пытаясь взять себя в руки и придать какие-то вменяемые очертания всей сложившейся ситуации. И то, и другое казалось задачей не из простых, и чем больше Тэль осознавала происходящее, тем хуже и неувереннее себя ощущала.
Она никак не могла отделаться от чувства, что и Вариэль, и его спутница, представая в дуэте, должны были напомнить ей о чем-то. О чем-то важном. О чем-то как будто бы пугающем. Ассоциация была неуловимая, совсем прозрачная, но, едва пиромантка смыкала веки, в темноте проявлялись светлые глаза артефактора. В них сверкали яркие искры азарта и интереса - такими их привыкла видеть Тэль, ведь даже в самые сложные моменты Вариэль умел сохранить поразительную жажду жизни, сильнейшее стремление к ее познанию, к развитию. Что бы ни происходило, Талмер был похож на дитя, только-только открывающее для себя мир. Локрум действовал на него, насколько могла вспомнить Ри, не то что пьяняще, а отупляюще, но настолько ли? Сегодня в его хитроватом, почти таком же лисьем, как у близнецов, взгляде будто бы не было жизни. Это казалось странным. И очень страшным. Почти таким же страшным, как...
Тэль распахнула веки и уставилась в понятную одной ей пустоту, когда как в памяти чередой замелькали картинки из прошлого, идеально соотносящиеся с тем, что ей довелось увидеть этим вечером. Вмиг ставшие ватными ноги не могли более удерживать на себе вес ее тела, а потому Риш проскользила вниз по мрамору и едва не коснулась ягодицами пола, зависнув от него всего в нескольких сантиметрах. Уже через пару мгновений из-за колонны поднимались вверх едва заметные сероватые узоры дыма - и да простит ее именинник. Если сможет, с учетом обстоятельств, которые становились для женщины все более очевидными с каждой секундой.
Тэль перестала слышать звуки; голоса, смех, топот десятков ног, гремящий на милю окрест вальс - все утонуло в звучании колотящегося сердца и сбивчивого, рваного дыхания. Казалось, что воздуха не хватает. Ощущение удушья заставило поспешно расстегнуть, чуть не оторвав, пару верхних пуговиц белоснежной рубашки, а перед глазами медленно поплыли черные круги, вновь вынудившие зажмуриться.
Нужно на воздух.
Кое-как поднявшись, Тэль покинула зал и выскочила - быстро, как только могла - на улицу. В вечернем полумраке редкие гости и прислуга вряд ли могли заметить ужас в лице женщины - Риш поняла, наконец, что за воспоминание так упорно рвалось в ее сознание, и от него, поднятого из глубин разума, хотелось кричать. Пустой, лишенный мысли, неживой взгляд Вариэля был точно таков, как взгляд восставшей из мертвых матери юной Тэль Харрад. Она восьмилетней девчонкой видела эти тусклые глаза каждый раз, когда спускалась в подвал навестить то, что отец велел называть мамой, и с каждым разом в знакомой фигуре ей все сложнее было распознать родные черты.
Как она умудрилась не заметить столь очевидного сходства? Как могла не ухватить смысл с первых же мгновений? Что за игры разума? Нет, Риш никогда не забывала о былой трагедии, и картины из прошлого нет-нет, да являлись ей во снах, всплывали в мыслях, но то ли она не ожидала подобного, то ли до последнего старалась не верить собственным ощущениям.
Едва не вырвало.
Тэль сделала несколько глубоких вдохов, силясь унять дрожь в теле. Хотелось бежать немедля, не пытаясь вникать и разбираться. Просто бежать через лес, куда глаза глядят, лишь бы оказаться подальше от этого места и этой магии - той самой, к которой испытывала неподдельное отвращение.
Но... Тэль обернулась на дверь. Что она станет делать с собственной совестью, в отсутствии которой столь многие стремились упрекнуть пиромантку? Сколько ночей потребуется, чтобы забыть, как она бросила доброго друга, живого или мертвого, в змеином логове? А вдруг, все-таки, именно живого? Она задумалась - может, не стоит принимать поспешных решений и делать столь скорых выводов? Вдруг ей просто показалось? Что, если состояние Вариэля - это и правда, по нелепому и счастливому стечению обстоятельств, всего-навсего действие наркотика? Вдруг все это - лишь игра возбужденного воображения Тэль?
Несколько секунд потребовалось, чтобы осознать изменения в окружении - стихла музыка, а это значило, что вот-вот должно было случиться нечто важное.
Вернуться нельзя бежать.
Вернуться нельзя, бежать?
Вернуться, нельзя бежать?
"Блядские запятые."
Она влетела в приоткрытую дверь, когда Вариэль уже стоял на небольшой сцене, где ранее выступали Мариэль и Дариэль, заявляя о глупой шутке их братца. Они же и сейчас стояли по обе стороны от артефактора, пытались сдержать, как казалось Тэль, шакалий оскал, а чуть поодаль, всего метрах в полутора, находилась и дама в черном.
"Святая троица, чтоб их всех."
И Талмер заговорил. Смысл его слов был понятен, но речь звучала словно навязанная, нестройная, как будто тело просто откликалось на чьи-то команды, выдавая слова без осознания их значения. Риш, схватив второй (всего-то) за вечер стакан с виски с подноса проходящей мимо прислужницы, прищурилась и хмыкнула, слушая заявления про здравый ум говорящего. Всего несколькими минутами ранее он сидел, не осознавая действительности, а теперь вещал о передаче дел и указывал на собственную разумность. Тэль задержала взгляд на нотариусе, который водил пером по бумаге, записывая все, что озвучивал, следуя чужой воле, эльф. И ни у кого в этой пьяной толпе не возникало ни вопросов, ни подозрений. Неужели картина ясна только Тэль? Неужели никто не заметил странностей и несостыковок? Неужели никому не было до этого никакого дела? Ри скрестила руки на груди и, приподняв бровь, наблюдала это нелепое представление.
И все же, это были похороны - в этом Тэль теперь не сомневалась. Вопреки лживым россказням близнецов, вопреки помпезной обстановке и всеобщему веселью, это был отнюдь не праздник, а сраные похороны, которые извратили и превратили в лицемерный, тошнотворный, отвратительный фарс.
Мёртвый Вариэль (а скончался он, скорее всего, незадолго до того, как об этом было объявлено) выдавал заранее заготовленную близнецами и вкладываемую в его потухший разум госпожой де Митти речь, исполняя тем самым чужую волю.
Захотелось выступить, выкрикнуть, разорвать складную череду нелогичных событий, но Тэль, вцепившись пальцами в собственный локоть, сдерживалась. Потому, что вряд ли хоть кому-то нужна была ее правда. А кому? Этим напыщенным мудакам, которые в полупьяном веселье собирали сплетни? Купленному нотариусу, двум мерзким эльфам или проклятой некромантке, которая была здесь для свершения недоброго плана?
"Да это дерьмо, а не план," - заключила про себя Тэль, улавливая множество неточностей и осечек. Однако же, вопреки удивлению пиромантки, он сработал. И, если бы здесь не было случайно приглашенной Риш, ни единому из присутствующих и в голову не пришло бы, что это - лишь кукольный спектакль, марионеточное шоу. Им всем только бы погалдеть. Шум ввиду объявления Вариэля поднялся знатный, и только, казалась, Тэль молча смотрела на мертвое тело артефактора, пытаясь услышать во всей этой жуткой какофонии собственные мысли.
Она медленно перевела взгляд сначала Дариэля, затем - на Мариэль, и в конце, когда на ресницах застыла прозрачная капля соленой воды, моргнув, направила глаза на красивую женщину, верную спутницу и, возможно, любовь всей жизни старшего Талмера, или что они там планировали отыграть по легенде.
Секунда, и Тэль снова затерялась в толпе гогочущих и рукоплещущих гостей. Еще несколько секунд, и ее дыхание коснулось шеи и правого уха леди Вайлет.
- Останови это, - прошептала Риш. - Пожалуйста.