- Вы можете мне не верить, - Катарина внимательно следила за выражением лица старого эльфа, но тот по-прежнему едва ли выражал заинтересованность. Слегка оживился он лишь тогда, когда заговорила Гаэхель. Возможно, та была просто старше, хотя в глазах того, кто живет сотни лет, имеет ли значение столь незначительная разница в возрасте недолговечных людей? - Но я тоже видела письмо в вашем кабинете, и слова Ройса Одери служат подтверждением тому, что и он слышал о Культе Дракона...
Ну, хотя бы в саму возможность заговора, как таковую, эльф не мог не поверить. В незыблемость своего положения - может быть, но то, что Лакс не нравится сразу нескольким довольно влиятельным людям, оставалось фактом, на который нельзя было закрыть глаза.
Больше всего Катарина опасалась, что после откровенного признания убийцы Малендир попросту откажется дальше говорить с ними. Или же - что в его словах что-нибудь насторожит шпионку, и та схватится за ножи. Уже, впрочем, схватилась - юная жрица видела, как привычно пальцы Гаэхель оплели рукояти оружия. Привлекать к этому внимание эльфа Катарина не стала, и только молилась, чтобы Гаэхель не вздумалось пустить ножи в ход.

И когда в лице Малентира впервые промелькнула растерянность, девушка поняла, что он наконец-то воспринял их слова всерьез.
- Не надо вызывать Лакса, - быстро проговорила Катарина, снова привлекая внимание эльфа к себе. - Они же только этого и ждут, мы сами приведем его в ловушку! Надо...
Она задумалась на несколько мгновений.
- Надо взять Ройса Одери с доказательством. Его жутковатый друг, скорее всего, еще здесь, если только у них случайно нет второго амулета телепортации. Но такой есть только у Лакса, иначе за ним не стали бы гоняться агенты Дома Змея.
К слову, был ли этот странный собеседник Одери убийцей Левиафана? Теперь, когда Гаэхель переметнулась на сторону Монтага, и он официально это подтвердил, Дом Змея мог прислать не менее опытного агента, чтобы устранить и самого барда, и его новоявленную защитницу. Даже, скорее, расправиться с Гаэхель им бы пришлось в первую очередь.
Если бы Гаэхель слышала тот голос - могла бы она узнать его носителя?
- Выманить его... - задумчиво проговорила Катарина, осознавая, как в голове постепенно рождается план. - Я могу написать ему записку, что знаю все. Я протеже Монтага, он поверит, что я и вправду могу знать о его заговоре. Он придет, чтобы поговорить со мной...
И, вполне возможно, попытается ее убить.
- ...и непременно проговорится. Скажет что-то об этом, хотя бы чтобы узнать, кто еще, кроме меня знает об этом, кому я сказала. Останется только взять его.
План был шатким. И потому, что она предлагала саму себя в качестве приманки, и потому, что если она все же ошиблась (шанс на это был крохотным, но все же был!), то получится, что она предлагает напасть на преподавателя Консерватории. И кому - ректору!
Потом же не отмыться...

А была ли у нее вообще возможность хоть что-то не одобрить? Катарина чувствовала, что и без того близка к тому, чтобы испытать на себе пределы терпения Кейрана Малентира и куда более вспыльчивой и эмоциональной Гаэхель.
Впрочем, уже то, что они согласились с ее предложением, показывало, насколько шаткой и непредсказуемой стала ситуация для всех них.
- Согласна, - коротко кивнула юная жрица, встряхнув волосами. - Пусть будет так...

***
И вот она ждала в покоях Монтага - в тех самых, где еще весной с таким упоением и восторгом разглядывала изысканные предметы замысловатого интерьера. Там, где узнала о маске шадд - втором облике Лакса. Там, где так часто и так много с ним говорила.
Теперь она могла бродить по его комнатам. Извлекать хрустальные звуки из его драгоценной арфы. Зарываться пальцами босых ног в пушистый ворс огромного ковра. Разглядывать изумительные картины на стенах.
И представлять, что Лакс сказал бы о каждом из этих предметов.
Находиться в его комнате - без него! - было разом и мучительно, и прекрасно.

Записку для Ройса Одери она составила в тот же вечер, когда они разработали план - под диктовку Малентира, но теми словами, которые использовала бы сама Катарина:
"Я все знаю о вашем предательстве, господин Одери.
Знаю о том, что вы замышляете против Лакса Монтага и его дел. Знаю о том, что вы хотите пошатнуть его позиции в Консерватории..."
Кейран велел не писать о заговоре против самого ректора и не выкладывать до конца всего, что Катарине и Гаэхель удалось узнать о подельнике Одери. Полная информация вполне могла бы заставить Ройса действовать излишне жестко и попытаться убить надоедливую рыжую девчонку, не поговорив предварительно с ней.
"...и я прошу вас остановиться. Нет нужды раскалывать Калейдоскоп во имя амбиций. Волей Луны, прошу, поговорите с Маэстро, я уверена, что все ваши разногласия могут быть решены мирным путем..."
Именно так и могла бы говорить сама Катарина - не шантажируя и не угрожая. В характере бывшей жрицы было попробовать воззвать к совести, убедить начать переговоры - и на этом попасться.

Послание Гаэхель отнесла под дверь Одери, протолкнув внутрь, после чего оставалось только ждать.
Как и приказал Малентир, Катарина не покидала комнаты Лакса, пропуская занятия. Никто из учеников, даже Себилла, успевшая стать для нее самой близкой подругой, не знала, куда подевалась протеже Монтага.
Так прошел день. А за ним еще один.
Катарине казалось, что вся жизнь проходит там, за дверями, тогда как она оказалась заперта в каком-то потайном измерении, в одной из прекрасных картин Лакса. В комнатах, отражавших всю его любовь к искусству, она и сама словно становилась частью некой коллекции, оберегаемой от посторонних глаз.
И, как никогда до этого, тосковала по Монтагу, хотя никогда не призналась бы в этом.

Нирма подняла голову и, потягиваясь, выгнула спину. Катарина, бездумно сидевшая за пустым листом - она собиралась писать песню, но так и застыла над бумагой, погруженная в собственные мысли, - подняла голову, когда в дверь коротко постучали. Это могла быть только Гаэхель - никто, кроме нее, не заходил сюда.
Катарина встала со стула, подумав мимоходом, что за эти бесконечные два дня стала рада и обществу убийцы, отодвинула тяжелый засов.
- Ты сегодня ранова...
Слова застряли у нее в горле: это была вовсе не Гаэхель.
Резкий запах ударил ей в нос - незнакомый человек, неприметный, невысокий, абсолютно серый, как и сама убийца, притворившаяся служанкой, сунул ей в лицо тряпицу, пропитанную чем-то едким, пахучим - и перед глазами поплыло.
В ушах еще раздался резкий взвизг Нирмы - затем все стихло.

Запястья были стянуты за спиной. Рот - заткнут все тем же платком, резкий запах из которого уже почти выветрился. Растрепанные рыжие волосы лезли в глаза, но мотнуть головой и отбросить их все никак не удавалось - тело было тяжелым, неподъемным, сонным.
Катарина приподняла ресницы, и почти сразу же зажмурилась от тусклого, но режущего глаза света. На закрытых веках отпечаталась стоящая против лампы темная фигура.
- Пришла в себя, - констатировал откуда-то издали бесцветный шелестящий голос. Тот, который она уже слышала прежде - таинственный собеседник Ройса Одери.
Что-то звякнуло.
- Стой! - вмешался уже сам Одери. Обычно тягучий, бархатный тембр его казался сдавленным, словно говорил он через силу, испуганно. - Ей нельзя причинять вред!..
- Почему? - насмешливо осведомился его союзник. - Боишься раздразнить Монтага?
Ройс промолчал.
Катарина с усилием открыла глаза снова, прищурившись, чтобы привыкнуть к освещению и с трудом понимая, где она находится. Потом, наконец, поняла.
Башня-обсерватория давно была уже закрыта на ремонт. Находиться здесь, в самой высокой точке замка, было небезопасно - слишком хрупкие окна, лестница нуждалась в починке, и Маллентир опасался несчастных случаев. Но эти двое никаких случаев, похоже, не опасались.
Ройс Одери стоял к ней спиной - между жрицей и незнакомцем, которого Катарина едва могла из-за него разглядеть. Все, что она видела -  плечистую угловатую фигуру, подсвеченную сзади неверными отблесками.
Откуда-то сбоку требовательно заверещала Нирма. Катарина скосила глаза - ее маленькая драконица сидела в старой птичьей клетке, вытягивала шею по направлению к хозяйке и пыталась развернуть крылья.
- Маллентир ничего нам не сделает. Он уже слишком стар для этого, - скрипуче отрезал собеседник Одери. - А вот девчонка явно знает больше, чем написала в том письмишке, которого ты так испугался. А поскольку и она, и ее крылатая ящерица здесь, никто не помешает это из нее вытянуть. Вытащи у нее платок.
Одери не посмел его ослушаться. Подошел к Катарине - на нее пахнуло пряным, сладковатым запахом его духов, - присел на корточки, развязывая платок вокруг ее рта.
Девушка с трудом пошевелила губами. Ройс пальцем потер след, оставшийся на ее щеке от слишком тугой повязки. Лицо его выражало почти сочувствие - певец и актер, великолепно владевший и телом, и голосом, не мог скрыть страха и подавленности перед своим же подельником.
- Зачем ты написала эту записку? - вздохнул он, как куклу, усаживая Катарину прямо. Голова у нее закружилась, и жрица едва не завалилась вбок снова, но Одери удержал ее.
- Нирма... - пробормотала Катарина. Драконица неотрывно смотрела на нее, и сейчас куда большие опасения вызывало состояние Нирмы, чем ее собственное.
- Итак, говорить наша птичка уже может, - вкрадчивый собеседник Одери медленно подошел к ней, и она наконец-то смогла разглядеть его лицо.
Он был высок и широкоплеч - сложение воина и убийцы, а не интригана и поэта. Волосы острижены очень коротко, брови низкие, кожа смуглая - лицо скульптурное и характерное. Как такой человек мог оставаться незамеченным в стенах Консерватории? Возможно, только благодаря покровительству Одери и собственным талантам прятаться.
В руках у него был длинный, чуть изогнутый нож, и он специально дал Катарине его рассмотреть.
- Правила очень просты, девочка, - убийца присел рядом и погладил ее по щеке. Пальцы его были жесткими и мозолистыми. - Я задаю вопросы - ты отвечаешь. Не захочешь отвечать - придется причинить боль. Тебе или твоей ящерке, я еще не решил, но проверю, что развяжет тебе язык быстрее. И первый мой вопрос простой: что за еретический культ собирает твой ненаглядный учитель, Маэстро Монтаг?..

- ...говорю же, я не знаю никакого... культа! - в третий раз выпалила Катарина, чувствуя, как помимо воли вжимается в стену.
Она все еще не пребывала в ужасе - но ей было страшно. Пожалуй, впервые так страшно с того момента, как Лакс спас ее от вампира.
Лакс... Лакс спас ее. Как бы он ни относился к ней, и что бы ни замышлял, она должна его уберечь. Лгать, если понадобится - но лгать убедительно, так чтобы...
От острой боли, полоснувшей шею под самым ухом, Катарина вскрикнула. Убийца демонстративно слизнул с лезвия ножа каплю ее крови.
- Всего лишь царапина, - буднично сообщил он, виртуозно крутанув нож между пальцами. - Пока что.
- Ты не можешь, Сероглазый... - вмешался Одери, сделав попытку схватить своего невольного подельника за запястье, но тот сделал одно лишь движение, отталкивая актера - и тот отлетел прочь, словно получив мощный пинок. В глазах убийцы - и вправду, серых! - медленно разгорался огонек.
Он из тех, кто действительно получает удовольствие от чужой боли? Кому нравится пускать оружие в ход?
Она встречалась с подобными ему. Таким был Моренд.

Само воспоминание о вампире было похоже на черную комнату, в которую она заперла свой ужас, стыд и боль. Заперла, зная, что однажды придется отворить дверь, но надеясь, что этого все же не случится.
Но если она хочет обмануть садиста-Сероглазого, это придется сделать.
Нет смысла играть в гордость. Но есть смысл сыграть в загнанную жертву.
Когда Катарина закрыла глаза - то снова очутилась там.
Запертая дверь, и за ней - темная комната. Воздух сперт, щели в ставных плотно заткнуты. Белье на постели скомкано, и глаза различают лишь черный силуэт, расслабленный, обманчиво-спокойный. А руки и шея горят, болит каждая мышца в теле, но хуже всего - парализующий ужас...
Боль - не самое пугающее во всем этом. Куда хуже ощущение безысходности, осознание, что никто не придет, что она одна, совсем и полностью.
Именно это убийца увидел в ее глазах - еще более светлых, чем у него, когда рыжие ресницы Катарины вздрогнули.
- Я жду, - нетерпеливо сообщил он. Нож снова блеснул в его руке - на этот раз по плечу. Рукав платья опал, царапина была уже глубже. Сколько порезов он ей нанесет? Сероглазый рванул на ней платье, впился взглядом в тонкое белое тело, выбирая место для нового алого мазка.
- Нет! Пожалуйста! - Катарина снова вскрикнула. - Я... я слышала кое-что!..
Сознание балансировало на грани самоконтроля. Она помнила, как должна выглядеть насмерть перепуганная жертва, но перед этой черной комнатой главным было не провалиться в нее по-настоящему. Вспомнить, каково это, но не позволить себе утонуть в безысходном кошмаре.
- И что же? - холодное лезвие коснулось маленькой груди.
- Про Культ! - всхлипнула она. - Культ, который собирает Монтаг! Он сошел с ума...
В это поверить было проще, чем в реальность. Безумие сумасбродного маэстро казалось убедительным вариантом.
- Он хочет... хочет вывести новых драконов!
Взгляд Сероглазого - а вместе с ним и оторопевшего Одери - упал на Нирму, запертую в клетке. Убийца вскинул брови, недоверчиво хмыкнул:
- Вывести драконов? Из этой мелкой хреновины?
Нирма билась о прутья и дышала огнем, но только разогревала клетку вокруг себя.
С другой стороны - в том, что солгала Катарина, была доля смысла. Никто не знал, откуда взялись эти крохотные ящерицы, но они уже произвели фурор. И кто знает, на что способен был Монтаг - быть может, и вправду вырастить их до размеров крупного дракона?
О таких материях Сероглазый не мог знать наверняка. В его жестком лице впервые появилось сомнение.
- Допустим... - медленно протянул он, и плечи Катарины снова напряглись, когда он повернулся обратно к ней. - Тогда остается главный вопрос: где сейчас сам Монтаг?