Есть у орков одна старая колыбельная. Старее, чем нынешняя улл'парская государственность, старее, чем сам шаман, и явно старее, чем дикая магия. В ней пелось о том, как быстро бежит ездовой волк, серый, как ночное облако, и о том, как он стремиться заглотить целиком круглую, белую, похожую на лепёшку луну. Если бы Краснопалый вспоминал о ней сейчас - то, пожалуй, и сравнил бы себя с этим алчным хищником.
Он, несмотря на относительно бесконечный запас времени на осуществление всех своих возможностей, стал судорожней и торопливей, почти что опрометчивей. В первую очередь это связано с последними передвижениями враждебных племен - известные своей ересью Чернозубы медленно зажимали Пепельную Руку на востоке, а с юга напирали особенно жестокие Костеглоды, которым нельзя было даже показываться, по меньшей мере, самому старшему шаману: среди их старейшин могли быть те, кто ещё помнит белобородого мистика в лицо.
Конечно, можно было бы просто сняться с места снова и обратиться глубже, к самой столице - но, во-первых, Бурхад не хотел ходить по недомощённым дорогам, не хотел смотреть на площади, не украшенные статуями, да и вообще к голому виду орочьих постоянных, не временных и мобильных, поселений не привык... А, во-вторых, это значило бы утерю авторитета и самостоятельности: если они присягнут этому бездарному выскочке Улл'Баугхху, то официально признают его своим сюзереном, а себя - его подчиненными. Это мало того, что противоречит уже прописанной части летописи самого Бурхада, так ещё и лишит его привилегий старшего шамана - он знал, что благодаря зверолюдам некоторые племена уже получили своих первых чародеев. А магия - вещь непознанная, опасная и неизвестная. И не имея магического дара сам, он точно падёт жертвой недоброй молвы. Или будет разобран на кусочки, пока иные шаманы будут искать применение выкачанной из крови Летописца силе. Нет, нет-нет-нет, на такое он соглашаться не спешил.
В иных обстоятельствах можно было бы объявить войну двум племенам сразу - но сейчас это слишком опасно для слишком немногочисленных Пепельноруких: их осталось меньше сотни душ, и растягивать бойню на два фронта будет попросту неразумно. Можно, конечно, ещё уйти на север, к границе, или даже уйти за болота - но и это не решит проблему, а лишь отсрочит её решение ещё на два-три месяца.
Бурхад нуждался в козырях. Здесь и сейчас. И ради них был готов, говоря грубо, на что угодно. Даже на то, чем брезговал последние лет восемьдесят: контакт со зверолюдами.
Его племени нужно было больше ресурсов, особенно хорошего металла - которого в тех пустошах, куда они укочевали, толком не было. Даже железа было недостаточно: одна только мягкая медь, которой разве что человека резать. Ему нужны были самые простые деньги для торговли. И ему, конечно же, была нужна магия - возможность вооружиться самому и вооружить её хотя бы несколько орчат стала бы сильным преимуществом, притом как в боях здесь, так и при бегстве до Улл'Дахха. Он уже пытался её получить - здесь и сейчас. Точнее, в этом же самом лагере, почти месяц назад, когда торговался с заезжей колдуньей. Увы, но она не дала ему силы здесь и сейчас, а многие её слова нужно было бы проверить. Притом проверить так, чтобы не ударить в грязь лицом перед другими орочьими племенами. Потому - ему снова нужен был колдун иных кровей. А в Улл'Парсе, кроме таинственного "Некроманта", которого искала Ския, не было колдунов: только шаманы, орочьи и зверолюдские. Раз отпадали орки - надо было искать зверолюдей.
Стоит признать: старик был расистом, полным предубеждений. Звериная кровь этого народа была так сильна, что он, единожды выпив из зверолюда, побрезговал питаться ими дальше: в противовес оркам с их тягучей, пьяняще пряной, богатой земными и дымными нотками кровью, зверолюды были... Стоит сказать так: единственный раз, когда Светлый сплевывал кровь, был на Варрха'Морре, когда он попробовал кровь чумного быка. Кровь крылатого аборигена, которую пробовал Бурхад, была на вкус слишком похожей на ту самую полудохлую скотину. Настолько похожей, что, сложив два и два, он начал приравнивать местное население к буквальным животным.
Так что егодействия не в двухсотлентнем прошлом, а здесь и сейчас, были неожиданны. Для всех.
Настолько неожиданны, что Вождь проверял, не оставил ли кто в лагере дикую розу, а когда не нашёл - затребовал с лекаря проверить, насколько шаман в себе. Настолько неожиданно, что когда он попросил Тарода найти ему зверолюдского Ведающего, который говорил бы на орочьем, даже этот тридцатилетний юнец схватил шамана за запястье, проверяя тишину пульса и холодность кожи: нет, его не подменили.
Впрочем, кандидаты нашёлся довольно быстро: родная по крови пара из молодого и старого шаманов, один из которых нынче отсутствует, а другой - горячо любим многими орками Бешеного Вепря. Бешеных Вепрей Бурхад не любил (как раз за эту ксенофилию), но их предпочтение молодому зверолюду было показателем, что ему можно попытаться довериться. К тому же, именно к нему (этим Тарод тоже поделился) приходила та человеческая колдунья.
Бурхад послал все того же ученика со смиренной просьбой о встрече, на этот раз, конечно, на чужой территории. Притом, увы, вынужден был просить о встрече после заката. На великое счастье, его прошение одобрено.
Он выдвинулся с закатом, крепко обнимая едущего на волке ученика. Не просто волке - а на собственной волчице шамана. На которой он, само собой, ездить не умел. Гораздо уверенней Бурхад себя чувствовал на крыльях ветра, обернувшись совой, летучей мышью или, на крайний случай, туманом. Но тратить кровь на превращение, чтобы потом не иметь возможность выпить крови? Нет, он лучше в седле потрясётся.
И прибудет уже в свете Луны, первым спрыгивая с седла и отзывая Тарода - пусть пока попросит ночлега у собратьев из Бешеного Вепря. Больше его услуги сегодня не понадобятся.
Пытаясь успокоить себя, шаман глубоко вдохнул, расправляя легкие, и с тяжестью выдохнул. Запахи ударили в нос - особенно сильно - шерстяной. Он просто шёл на запах, периодически поглядывая из стороны в сторону здоровым глазом - после той вылазки на солнце, что он безрассудно совершил ради человеческой колдуньи, он все ещё видел одним глазом, как сквозь туман.
Наконец, он заприметил блеск. На шее одного большого кота, который сидел на камне около неприметной палатки, висела побрякушка. Достаточно крупная и заметная, в противовес стальным заколкам в рукавах пепельно-серой мантии шамана - единственному аксессуару, который носил гораздо больше практического смысла, чем казалось на первый взгляд.
Если он что-то и уяснил из диалога со Скией - неорочьи маги любят обвешиваться как можно более заметно.
А значит, это шаман. И именно с ним Бурхад будет вести их полночный разговор:
- Я рад приветствовать тебя. И ведь не ошибусь, назвав тебя Ведающим? - начал служитель Шепчущего тихо, мягко, пока не подключая всего своего присутствия и величия, какими наделила его своя магическая (или всё-таки не слишком?) природа.
О, боги, пожалуйста, пусть это будет верный зверолюд!
Учение настоящему колдовству не должно начинаться с позорного "ой, простите, опознался, ведь весь ваш народец для меня - на одну морду!"

- Меня же зовут Бурхадом. Я не назову себя Ведающим, чтобы не соврать и не пытаться сравнять наши силы, ибо это будет несправедливо к тебе, - плавная речь орка, ритмичная, не слишком громкая, чтобы тревожить разум, но и не настолько тихая, чтобы заставлять напрягаться в попытках расслышать, была почти идеально сработано. Он уже продумал каждое своё слово. Правда, совсем недавно - только сегодня, до заката.
По крайней мере, те словам, с которыми придёт изначально.
Несколько простых, но изящных формулировок - не приказывающий, а просящих, притом не унижающиих орка. Как и эта - он честно признаётся, что его способности отличаются от таковых у юного Ведающего, так что уличить его во лжи нельзя - ведь, как он успел узнать, зверолюдские шаманы сильны в том, чтобы видеть и слышать. Наверное. Потому они и стали ведающими. Не Могучими или Поющими, как шаманы орков Варрха'Морры, а именно Ведающими.
- Позволь начать нашу встречу со скромного дара, - рука орка легким движением опускается в торбу и достаёт обозначенный дар, после чего шаман, склонив голову, протягивает подарок шаману этих земель уже обоими руками. Гостинец и правда выглядел довольно скромным, хотя обошёлся шаману в несколько недель работы. Это была книга. По крайней мере, под сравнительно тяжелой облицовской из меди скрывалась именно пергамент, сшитый в тетрадь. Восемь десятков аккуратных страниц, тщательно выделанных самим шаманом из кожи пленников, рабов, умерших и домашних животных, тщательно связанных нитью. Прекрасная работа, особенно если учить, что делали её в условиях кустарных, а металлическая обложка, что должна оберегать драгоценные листы от намокания - была скована и вовсе в жуткой спешке в последние два дня. Такую прелесть почти грешно давать даром.
Но, как верный служитель могучих богов, Бурхад знал, что грех - понятие очень и очень растяжимое.
- Как твой гость, я буду рад пройти в твоё жилище, - шаман кивает зверолюду медленно. Не кланяется глубоко, как своему Вождю, но кивает немного ниже, чем кивал бы равному. Здесь Бурхад - не хозяин, так что лучше помнить о скромности и покорности - вещах, которые почти четырёхсотлетний шаман скорее симулироал, чем помнил. 
- Хотя я и зову Шепчущего во Тьме своим покровителем, сейчас я не несу тайн, - а вот тут шаман уже лжёт, нагло и беспардонно.
Он несёт тайну своего состояния. Он несёт тайну нечестивой сделки с чернокнижницей. Он несет тайну своего происхождения, причём последнюю - буквально, в заплечной сумке, которую побоялся оставить честным оркам в своём лагере. И, конечно, он несёт тайну тех слов, которые хочет обсудить с этим Ведающим.
- Однако многие вещи тревожат меня. И я пришёл к тебе, как к Ведающему, ибо знаю, что ты должен знать ответы на мои вопросы. И, чтобы не дать распространиться слухам, я прошу продолжить разговор внутри - а теперь - чистая правда. Он не хотел говорить об этом напрямую, но решил быть честным. На всякий случай.
- И позволь спросить тебя, Ведающий Рейша'ар: действительно ли ты разрешаешь мне, Бурхаду, шаману другого племени, пройти в твоё жилище? - мелочь, но необходимая. Сейчас, в сути своей - притворство. Шаман притворяется настолько чтущим законы гостеприимства, тактичным и набожным шаманом, что у самого зубы почти скрипят. Будто от этого не зависит его физическая возможность зайти в шатёр - неплохой, к слову, обработки... Для, по крайней мере, неорка.

Губы тронула улыбка - тонкая, но действительно радостная. Он получил разрешение, а значит, разговор, хотя бы в самом своём начале, пройдёт без казусов. Слава тому, что даже зверолюдам известны основы этикета. Бурхад даже задумался на несколько мгновений: это влияние Бешеных Вепрей? Или орк слишком жесток в своей стереотипах о чужаках, которые по вкусу своей крови слишком пресны? Объективно, конечно, первый вариант. Но объективно шаману на этой земле быть не должно.

Он вошёл в чужой шатёр, немного склоняясь. Знак уважения? Почти. Невольный. Он не хотел зацепить головой что-либо. Боялся оствить волосы, слишком заметные - особенно когда сгорают в свете солнца. И, почти сразу же после этого, позволил себе вдохнуть.

Это место поражало его - и в хорошем, к собственному шоку, смысле. Многие вещи тут были интересны - хотя бы тем, что они были слишком добротными, слишком необычными или слишком...Похожими на его личные. Светильник, работающий без огня? Чудо! Интересно - это одна из способностей Ведающего, или весь секрет в самом предмете? Почти такой же, как у самого Бурхада, набор благовоний? Удивительно! Единственно, что он прожигает немного больше смолы - но это личные предпочтения. Музыка ветра? Чудесно! Он считал этот предмет исконно орочьим! Неужто Бешеный Вепрь и правда имеет такое влияние на молодого шамана? Если да - то ему нужно очень аккуратно выбирать слова, чтобы не солгать, как обещал, и в то же время - не проронить ни слова о своих особенностях. Сундуки? Хм. Он сам задумывался о том, чтобы завести сундуки для хранения - но пока у него не было возможности разжиться таким предметом.

- Я благодарен за твоё гостеприимство, Рейша'ар, - невольно искажает он чужое имя, разбивая на более привычные слоги для орочьего языка. Этим он невольно почти поминает бога магии, покровительствующего неорочьим волшебникам и зверолюдом. Если бы он знал этот нюанс - улыбался бы своей иронии. А так - приходится улыбаться просто всей ситуации.

- Но, боюсь, я не смогу разделить трапезу. Пост, который я блюду, как честь и Хэйру, и Веронтасу, сейчас ограничивает меня во всякой пище, - предусмотрительный лже-шаман озвучил ещё одну почти полную правду: ведь кровь ему - это даже не пища. Она тоже растекается по его сосудам, даруя жизнь, как и у любого другого смертного. К тому же, он помнил, как попытался питаться пищей смертных при другом маге, притом в этом же году! В этом же меся- А, нет, в прошлом месяце. Но лучше это ситуацию не делает. Нет, повторения такого позора он не может позволить. Не сейчас.

- А потому я прошу перейти скорее к моему делу, - наконец, он пользуется предоженным - явно выделенным - местом. Садится на самый край чужого лежбища, демонстрируя скромность и покорность - в этой ситуации необходимые. И даже не лживые - он понимает, что должен уважать хозяина этого места, от которого наверняка зависит многое.
- Изволишь присесть вместе со мной? Разговор будет... долгий. Хоть моё служение и вныуждает выходить меня из дому по ночам, я не хотел бы, чтобы дневная усталость мешала этому разговору, - он осознаёт, что свои жизненные условия он не может диктовать тем, кто нуждается в дыхании, моргании, питании и сне. Специально напоминал себе об этом последние несколько дней. К тому же, если истинный шаман свалится с ног от усталости, шаману ложному придётся ловить провидца на руки. А марать свои одежды чужой шерстью он не хочет - ибо знает, что тогда будет выдирать и пересчитывать волоски по одному. А это затянется.
С несколько мгновений, получив ответ, Колдун смотрит на Рейшаара задумчиво. Оценивает ситуацию. Прикидывает: нужно ли зачаровывать? Или стоит отнестись, всё-таки, как к ровне? Всё-таки, сейчас ему очень полезны слова этого шамана. Решает, что раз уж он демонстрирует уважение и действительно нуждается в этом зверолюде, то ему нужно относиться к этому зверолюду, как к достойному.
- Но начнём с того, что я хочу доверить тебе одну... Не скажу, что тайну, но скажу, что информацию.
Верно - ибо это не тайна. Это мистификация, созданная самим шаманом уже больше времени назад, чем этот мальчишка живёт. Пальцы невольно обнимают мешочек земли на шее. Могучие боги, дайте ему мудрости, чтобы правильно говорить с чужаком без чар! По крайней мере, пока. И снова он вдыхает - не для разговора, а ради драматического эффекта.
- Без неё - не выйдет попросить тебя о том, что я хочу, - он смотрит прямо в чужие глаза. Испытывающе.

- В последнее время я получил довольно странные новости. О "нек-ро-мант", - странное слово чужого языка он специально проговорил с сильным акцентом, - якобы бушевавшем на нашей земле и оставившем свои ядовитые магические предметы, - к счастью, ему подвернулся правильный факт. Он вспомнил, как говорил со Скией и какую не-тайну она доверила ему самому.

- Они опасны и могут быть сокрыты где угодно в каком угодно количестве. Сейчас каждый орк из моего клана - на счету, и я не хотел бы подвергать наших разведчиков опасному колдовству. А потому, хоть я и не провидец, но хотел бы получить у тебя урок того, как ты предвидишь такие опасности. И готов сторговаться за это, - план хитрый и наглый, но изящный. Лжёт ли Бурхад? Нет, скорее недоговаривает. Ему правда нужен урок магии. И он правда готов искать проклятые артефакты. Заодно он проверит множество слов об этой науке, услышанных от Скии. Включая слова о том, что за жизнь можно освоить лишь одну волшбу.

Отредактировано Бурхад (29.03.2022 10:24)